Запертый 2 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" - Страница 12

Я честно хотел пойти домой и угомониться уже. Но вместо этого свернул в узкий боковой коридор, миновал десяток безликих дверей и такое же количество преимущественно пустых бетонных скамеек. Раньше тут находилось место для размещения участвующих в олимпиаде спортсменов — пятьдесят с лишним небольших однотипных комнатушек с выходами в узкий коридор, украшенный поныне существующими мозаичными панно, изображающими бегунов, метателей дисков, прыгунов с шестом и так прочих славных атлетов. Сейчас же в коридоре находилось общежитие для бессемейных работяг — большая их часть работала на род Якобс. И тут же, на месте прежнего спортивного бара, расположился ломбард ПостАп. Застекленная лакированная дверь была закрыта, а рядом с ней сидел тот, ради которого я сюда и пришел — охранник Бунд Фиккас, по прозвищу Фикус. Грузный мужик лет за сорок, в положенном по правилам сером комбинезоне с желтой нарукавной повязкой — в Хуракане довольно спокойно и охранник нужен по регламенту. Настоящая работа у таких как он бывает только в увеселительных заведениях, где может побуянить молодежь. Здесь же никогда ничего не случается и Бунд бездельничает с утра и до конца рабочей смены, сидя тут в буквальном смысле годами. Тут он меня и зацепил как-то, идущего мимо и по дурости засветившего блеснувшими на запястья наручными часами. Бунд тут же подозвал меня, усадил рядом, уронил толстую ручищу на плечо, сжал и, оказав нехитрое давление на трусливого Амоса-Ануса, отжал у меня часы под предлогом поносить пару деньков. Я пришел за своим через три дня и на меня снова надавили — уже пожестче и с завуалированной угрозой. Больше я не приходил — до этого момента.

Остановившись у двери ломбарда, я дождался, когда сонный охранник сфокусирует на моем лице щелочки глаз и коротко произнес:

— Мои часы. Отдавай.

В коридоре имелось некоторое количество здешних усталых обитателей, но меня они не услышали — я говорил намеренно тихо и спокойно. Со стороны могло показаться, что мы с ним приятели, а я просто задержался перекинуться парой рутинных слов. Ну да… так же, наверное, казалось со стороны, когда он с добродушной усмешкой на небритой харе отжимал у меня часы, дыша перегаром и пережаренной в масле рыбой.

— Чё? — он несколько раз моргнул, следом в глазах засветилось узнавание, и он… поник, съежившись и сдувшись как проколотый рыбий пузырь — Амос.

— Амос — кивнул я, продолжая стоять в шаге от него и держать руки в карманах штанов. Я был удивительно расслаблен и спокоен, не было ни намека на мандраж или страх, зато имелась почти равнодушная готовность получить по лицу, а еще я знал, что буду бить в ответ и как бы не повернулась ситуация — пойду до конца.

И я только что понял нечто очень важное. Осознал истинную причину того, почему я спрашивал о Шестицветиках, почему резко сменил направление и пошел сюда. Нет, я не искал новых проблем, и я не горел желанием испытать боль от ударов и получить новые травмы. Я пришел сюда по другой причине — я боялся, что мое новое «Я», злое, мерзкое и добивающееся своего, возможно уже исчезло так же внезапно, как и появилось после того удара затылком о стену. А еще я недавно прочитал в одной попавшейся успокаивающей статье, что в человеке задерживаются лишь те эмоции, которые он подпитывает постоянными мыслями и делами. Что-то про двух или даже трех волков у каждого в голове — выживают лишь те, кого ты кормишь. Вот почему я стоял здесь и сверлил неподвижным взглядом очередного своего обидчика — я кормил злого голодного черного волка, не собираясь давать ему возможность уйти из моей ушибленной головы.

Так что? Оплывший охранник пошлет меня куда подальше? Ударит?

— Я ведь ждал — он криво и как-то жалобно улыбнулся, доставая из кармана потрепанной куртки несколько монет — Смотри, Амос. Твои часы я заложил в ломбарде, а потом хозяин их продал — я уже давно это выяснил. И давно хотел тебе их вернуть…

— Давно? — я не удержался от столь же кривой, но не жалкой, а скорее грустной усмешки — После того как случилось несколько связанных со мной громких дел, да? Но не раньше… до этого тебе было плевать.

— Что ты, что ты — пробормотал он, старательно глядя мимо меня — Давно хотел вернуть. Я ведь правильный сурвер. Так вот — хозяин продал твои часы. Я заложил их ему за десятку, он продал за пятнашку. А я вот даю тебе тридцатку. Тридцать динеро, Амос. Ты берешь — и мы расходимся миром. И… извини меня в общем.

Неспешно обдумав предложение, я медленно кивнул и принял протянутые три монеты.

— Вопрос решен, Амос? — спросил охранник.

Спросил просто так — не под запись, без свидетелей.

— Вопрос решен — кивнул я, после чего развернулся и ушел.

ВНЭКС умела быть оперативной — или Босуэлл — когда это требовалось. Куй железо пока горячо — еще одна поговорка из наследия Россогора и партия ВНЭКС явно следовала ей буквально.

Курьер постучался в мою берлогу почти в полночь. Представился, дождался, когда я открою, вручил пакет из толстой зеленоватой бумаги с черными буквами ВНЭКС в верхнем левом углу, после чего раскрыл старую пластиковую папку, дал ознакомиться с заявкой на вступления и подал ручку, чтобы расписаться. При этом он улыбался той дежурной и вроде спокойной, но почему-то заставляющей поторапливаться улыбкой. Но я торопиться не стал. Раньше я бы просто поставил робкую мелкую закорючку подписи, а сейчас сначала прочитал отпечатанную на печатной машинке заявку, некоторые пункты просмотрел дважды, убедился, что нигде нет ничего мутного и только затем написал в нужном месте «сурвер Амадей Амос» и поставил подпись и дату. Отдав чернильную ручку — серый пластик и сталь, производство ВестПик, бюджетная женская модель — я кивнул курьеру и закрыл дверь. День подходил к финалу, на меня накатывали волны заслуженной усталости, ноги гудели и хотелось только спать, но я сумел преодолеть безразличие и открыл шуршащий пакет и выложил его содержимое на стол — рядом с аккуратно разложенным имуществом. Налобный фонарь, отвертка, непромокаемая сумка с длинным ремнем, нож, пакеты с рыбной соломкой и все прочее, что я считал важным держать все время на виду — не считая лежащего на кровати сурвпада.

И что я получил?

Деньги в прозрачном пластиковом кисете. Монеты по десять динеро, всего пятьдесят. Выполненное в красно-серых тонах удостоверение — внутри обнаружилось мое фото, ФИО, дата вступления и жирный лиловый штамп о выплаченных за весь год партийных взносах. Какой я молодец… Захлопнув документ, полюбовался внешним исполнением — удостоверения такие как это и в других цветовых гаммах наштамповали тысячи еще в те времена, когда Хуракан обладал куда большими производственными мощностями и ресурсами. С тех пор многое мы уже произвести не можем, но «кормимся» с обширных складов, где хранятся практически вечные предметы. В том числе так хранятся бланки удостоверений на любые цели. Человек знающий поймет и правильно оценит кое-что еще — цветовое исполнение обложки. Все это делали заранее и руководил всем кто-то действительно умный.

У нас несколько разных партий и каждое десятилетие появляется одна-две новых, в то время как столько же партий разваливается и ликвидируется. Но есть и настоящие седые зубры — например, партия «Константа» с их широко известным и популярным девизом «Спокойствие в постоянстве». Членами этой партии является большинство Смотрящих Хуракана и тех, кто занимается действительно ответственные должности. Курс партии яро поддерживают все старики убежища. Еще бы им не поддерживать, ведь курс Константы очень прост: мы все должны оставаться в убежище до тех пор, пока это возможно и быть достаточно разумными, чтобы не привлечь к нам ненужное внешнее внимание. Учитывая весомость Константы, можно не сомневаться, что этим курсом мы и будем следовать ближайшие десятилетия. В недавнем заявлении, один из партийных седых бонз радостно заявил, что ближайшие лет сто мы можем вообще ни о чем не переживать — ресурсов хватит. Ну да… еще несколько поколений родится под землей и быть может там и помрет. Раньше я об этом вообще не думал — теперь думаю.