Спарринг- партнеры - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 18

К полудню Мак приходил на работу в бар, заказывал пиво и напитки, пополнял холодильники, готовил фруктовые соки, проверял наличие напитков в баре и проводил инвентаризацию кружек, стаканов и бокалов. Каждый вечер что-то из посуды билось. После двух недель работы владелец дал Марко зеленый свет на пересмотр меню.

Нынешнему повару оставалось работать недолго, хотя он еще об этом не догадывался. Марко заметил, что шеф-повар воровал еду, вынося через черный ход, и собирался рассказать об этом владельцу, когда соберет достаточно доказательств.

Фриде совсем не хотелось встречаться с Бадди Хокнером еще раз. С нее хватило и одного разговора, и, кроме того, она уже рассказала ему все, что могла вспомнить о последних днях работы на Мака.

Но по телефону Бадди был настойчив, и вопрос отпал сам собой, когда он сообщил, что с ней хочет поговорить человек из ФБР. Большинство граждан, особенно законопослушных, пугаются таких тревожных новостей и стараются избежать встречи. Однако Бадди объяснил, что агент может заявиться в юридическую фирму, где она работает, и нарушить обычный порядок вещей, либо они могут встретиться тайно, и никто об этом не узнает.

Для организации встречи Ник Лензини мудро решил использовать Бадди Хокнера. У того был местный акцент, и с Фридой он уже виделся. Если бы Ник появился, размахивая своим жетоном, как это принято на Лонг-Айленде, то ей бы это точно не понравилось. Таким образом, они встретились в баре отеля на окраине Тьюпело.

Бадди и Фрида заказали напитки с алкоголем. Лензини от спиртного воздержался, поскольку был при исполнении. Он был само очарование, когда поблагодарил ее за встречу и заверил, что ФБР не имеет к ней никаких претензий.

Бадди слушал с широко раскрытыми глазами, преисполненный важности от работы с агентом ФБР и осознания того, что оказался в самом центре расследования.

Разговор начал Ник:

– Итак, на прошлой неделе я был в Нью-Йорке, где встретился с юристами крупной фирмы и предъявил им судебный запрос о представлении документов. Они подчинились и дали нам копии всех бумаг. – Он постучал по аккуратной стопке толщиной около дюйма. – Хотите взглянуть?

Фрида пожала плечами и сделала глоток. Бадди ей улыбнулся.

Ник, взяв первое мировое соглашение, сказал:

– Это по Оделлу Гроуву, первому истцу. Он должен был получить шестьдесят тысяч долларов. Вот здесь, на последней странице, его подпись и ваше нотариальное заверение. Взгляните, пожалуйста.

Даже не посмотрев на бумагу, Фрида заявила:

– Поверьте, я никогда нотариально не заверяла подпись Оделла Гроува. И никогда не встречалась с этим человеком.

Они перебрали все четыре соглашения об урегулировании. Фрида признала, что ее подпись подделана, причем довольно искусно, а кроме Мака Стаффорда это вряд ли кто-то мог сделать, просто потому, что других подозреваемых, даже отдаленно связанных с этим делом, не было. Все четыре нотариальных заверения имели устаревшие печати и штампы, и подпись Фриды на них была поддельной.

– Когда я уходила, – объяснила она, – то забрала свою действующую печать и штамп, они до сих пор у меня. А в ящике картотеки стола осталась пара старых. Похоже, Мак ими воспользовался, а в Нью-Йорке никто не заметил.

– Мне пришлось использовать увеличительное стекло, чтобы различить детали, – сказал Ник. – Никто и никогда так печати не изучает. Как известно, при нотариальном заверении клиент должен присутствовать лично. Процедура отработана.

– А какое полагается наказание за подделку нотариального заверения? – поинтересовался Бадди.

– До пяти лет, – ответил Ник. – Четыре раза, плюс, возможно, он подделал и подписи истцов тоже. Мы пока не знаем.

– Кто будет выдвигать против него обвинение? – спросила Фрида, внезапно занервничав.

Ник, отложив мировое соглашение, ответил:

– Не знаю. Подождем и посмотрим, к чему приведет расследование. Я попрошу вас подписать заявление с изложением всего, о чем мы только что говорили.

Поколебавшись, она все же кивнула:

– Хорошо, но я не хочу свидетельствовать против Мака в суде, понимаете? Неужели его действительно могут посадить?

Ник нахмурился. Она задавала вопросы, на которые он не мог ответить.

– Не знаю. Опять же, нам сначала нужно закончить расследование. Я попрошу вас никому не рассказывать об этом разговоре, хорошо? Если Мак находится в стране, он может снова сбежать, узнав о расследовании.

Фрида мрачно кивнула. Ей захотелось объяснить этому молодому человеку с Лонг-Айленда, как быстро в Клэнтоне распространялись сплетни, но она промолчала.

Он уточнил:

– Так вы никогда не встречались ни с одним из четырех истцов?

– Нет. Не думаю, что эти ребята бывали в городе часто. Я помню, как много лет назад печатала письма производителю.

– Копии этих писем у меня здесь. Все четыре датированы семнадцатым апреля восемьдесят четвертого года.

– Семь лет назад, – задумчиво заметила она. – А кажется, что это было раньше.

– После первых писем ничего особенного не произошло. Вы помните, почему Мак потерял интерес к делам?

– Смутно. Мак обычно не брался за дела, имеющие отношение к дефектной продукции. Кажется, я припоминаю, что он пытался продать их более крупным юридическим фирмам, но ничего не вышло. И он выкинул их из головы. И я тоже.

– Вы ничего не знали о мировых соглашениях?

– Нет, вообще ничего. Как уже говорила, он меня уволил, и я немедленно покинула офис.

Ник застегнул портфель и положил его на колени. Встреча подошла к концу.

У ФБР в округе Форд дел было мало, и агенты редко туда выезжали. На звонок специального агента Лензини ответила секретарша и перенаправила его шерифу Оззи Уоллсу. Лензини, позвонив, испытывал большие сомнения, поскольку это был его первый официальный контакт с кем-либо в Клэнтоне. Он объяснил шерифу, что проводит обычное расследование, но при этом весьма деликатное. Необходимо обеспечить полную конфиденциальность и все такое.

Оззи был заинтригован и выразил готовность помочь. Любое взаимодействие с федералами вносило захватывающее разнообразие в рутину повседневной жизни города. Когда он спросил о характере расследования, Лензини ушел от ответа, сказав:

– Не исключено, что речь идет о наркотиках. Завтра я все объясню.

На следующий день Оззи и его помощник Маршалл Пратер направились в маленький городок Карауэй, единственный другой зарегистрированный муниципалитет округа. Они встретились с Лензини поздним утром в кофейне на Мейн-стрит и устроились в кабинке подальше от посторонних ушей. Впрочем, у большинства пожилых клиентов кофейни, которые пили кофе и рассуждали о политике, имелись проблемы со слухом.

Лензини проинформировал их о расследовании дела Мака Стаффорда и попросил помощи. Он уже выяснил, что Джеррол Бейкер, один из четырех истцов, находился в тюрьме. О Трэвисе Джонсоне и Даге Джампере никаких сведений не было.

– Он мертв, – сообщил Пратер о Джампере. – Парень погиб в аварии недалеко от Тьюпело несколько лет назад. Мой двоюродный брат знает их семью.

Лензини записал это и спросил:

– Остается Оделл Гроув. Есть идеи, где он может быть?

– Да, он живет недалеко отсюда, – ответил Пратер. – По-прежнему заготавливает древесное сырье со своими сыновьями.

Они решили, что самым разумным будет, если Пратер нанесет Оделлу визит ближе к вечеру, когда тот должен быть дома. Агент ФБР в темном костюме вряд ли придется к месту. Оззи, которого избрали шерифом уже на второй срок, пользовался в Карауэе и его окрестностях уважением, однако он был чернокожим и всегда проявлял осторожность, когда стучался в двери домов в глубине леса.

Возвращаясь в Клэнтон, Оззи сказал помощнику:

– Знаешь, Джейк спрашивал меня о Маке Стаффорде. Хотел узнать, открыто ли дело. Я сказал ему, что нет. Он просил меня сообщить, если вдруг что изменится.

– Ты собираешься ему сказать? – поинтересовался Пратер.