Авиатор: назад в СССР 14 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 32

Чувствуется негатив с его стороны. К чему бы это?

— В следующий раз ваши болячки, которые мы выявили, вам встанут боком. Принимая во внимание, что вы у нас заслуженный человек и нужны ещё авиации, мы решили на них закрыть глаза.

— Это хорошо, что я заслуженный человек. Могу уточнить, в чём проблема с моим здоровьем? — снова спросил я.

— Нет, не можете! Я хочу увидеть результаты его рентгена. Где он, Белла Георгиевна? — повысил он голос на родственницу моей жены.

Зря он так. Тётя Белла одним взглядом может уделать этого мужичка, который очень нетактично себя ведёт.

Именно так она и посмотрела на него. Председатель немного начал ёрзать на стуле.

— Пожалуйста, Белла Георгиевна. Результаты рентгена товарища Родина.

— Конечно, — и она протянула ему бумаги.

При этом она медленно и картинно переложила ногу на ногу. Потрясающая женщина!

— Но здесь всё хорошо. Как это понимать? — спросил председатель у начальника моего отделения.

— А что вас расстроило? Родин — здоров. Или вы другое ожидали увидеть.

Председатель посмотрел на меня и слегка скривил губу.

— Другое… другое не хотел увидеть. Что ж, тогда по результатам…

Председатель зачитал заготовленный текст и объявил, что я годен к лётной работе без ограничений. Но у меня осадок остался.

— Радуйтесь, что всё так прошло, — бросил мне вслед председатель, когда я выходил из кабинета.

Только я повернулся, чтобы ответить ему, сверкнула глазами Белла Георгиевна. Так и читалось в её взгляде «не кипятись».

— Очень рад. Всего хорошего! — ответил я и вышел из кабинета.

Через несколько минут, меня к себе завела Белла. Даже она выглядела немного растерянно.

— Сергей, это была самая сложная комиссия в моей практике. Мне мужа легче было списывать, — сказал она.

Да уж! Списать Андрея Константиновича Хрекова надо было умудриться.

— В чём проблема? У меня есть косяки?

— В том-то и дело, что нет. Ты здоров. Да, есть искривления, которые у тебя были раньше. После первого катапультирования. Однако они не критичные.

А ведь раньше были! Белла чуть и не списала меня.

— Что теперь?

— Ты допущен к полётам, но за тобой контроль сверху. И это очень серьёзная проблема. Будь осторожен, поскольку кто-то очень сильно хочет списать тебя с лётной работы.

Намёк я понял. Осталось понять, кому это нужно.

Июнь, 1985 года, Москва.

Екатерининский зал сегодня заполнен больше, чем год назад во время вручения мне ордена Ленина. Подавляющее большинство — офицеры 5й оперативной эскадры, в составе которой мы несли службу во время боевого похода. В столь жаркое время года в помещении чувствуется дискомфорт, и многим приходится очень несладко.

— Не могли прям на корабле вручить. Я бы этого организатора сюда бы в парадной форме самого поставил, — возмущался Ребров, утирая вспотевший лоб платком.

В его белой парадной форме за номером 1, ему было очень жарко.

— Ещё и белые ботинки! А чего не белые тапочки⁈

Я посмотрел по сторонам. В зале людей в парадной морской форме подавляющее число. Изредка попадаются награждаемые в строгих костюмах.

— Товарищи, прошу всех построиться для награждения, — объявил кто-то из организаторов.

Момент награждения наступил так же внезапно, как и Коля Морозов на мою ногу при нашем перемещении по паркету зала.

— Серый, прости. Не сильно испачкал? — начал извиняться мой коллега, доставая из кармана смятый платок.

— Нормально всё. Подотрём. Ты мне лучше скажи, ты чего такой уставший опять? — спросил я, намекая покачивания Николая из стороны в сторону и круги глазами.

Праздничного амбре от Морозова не ощущается, но глаза у него расширены, а речь слегка размазанная.

— Ты бы знал, Серёга, где я вчера был, — с наслаждением закатил глаза Коля.

— Вернее будет сказать, у кого? — улыбнулся я.

— Ну ладно тебе! Рыженькая, стройная, и с такими… большими глазами.

— Зелёными? — уточнил Олег, который встал рядом с нами и оторвался от беседы с командиром корабля «Леонид Брежнев».

— Честно? Я не разглядел ещё.

Большие двери зала открылись и перед нами появились представители руководства партии, Совета Министров и сам генеральный секретарь.

Михаил Сергеевич разительно отличался от своего предшественника. Улыбчивый, активный и, даже его родимое пятно на голове смотрелось не врождённой патологией, а особой отметиной.

Не по себе, оттого что передо мной человек, которому, возможно, суждено будет сыграть главную роль в развале страны. Именно «возможно», поскольку история пошла несколько по другому сценарию.

— Товарищи, я рад вас приветствовать! Сегодня мы чествуем отважных сынов нашей Советской Родины… — начал Горбачёв свою речь с присущим ему «южным» говором.

Говорил много. Что-то по делу, а что-то совершенно не к месту. Рядом с ним и товарищ Русов. Серьёзный взгляд, аккуратно уложенные волосы и хорошая выправка. Где-то должен быть и отец нашего Егора Алексеевича, но его не видно.

— И сейчас, когда мы вступаем в новую эпоху преобразований, я убеждён, что все вопросы можно решить демократическим путём. Но мы всегда должны иметь сильную армию и мощный флот.

Раздались громкие аплодисменты. В строю кто-то даже похвалил Михаила Сергеевича за хорошо поставленную речь и смелые высказывания.

Началось награждение. Первым пригласили Саню Белевского. По алфавиту он первым шёл из тех, кого представили к званию Героя Советского Союза.

За ним пошли и остальные. Когда награду получил Олег, очередь дошла и до меня.

— Указом Президиума Верховного Совета СССР, за мужество и героизм, проявленные при испытаниях авиационной техники, звание Герой Советского Союза присвоить Родину Сергею Сергеевичу, лётчику-испытателю конструкторского бюро МиГ, — громко объявили в микрофон.

Громкие аплодисменты со всех сторон. Шёпот коллег со словами «молодец» и «лучший». Улыбающееся лицо генерального секретаря. А всё равно на душе не по себе.

— Поздравляю вас, Сергей Сергеевич, — жмёт мне руку Горбачёв и вешает на грудь награду.

Золотая пятиконечная звезда и красная прямоугольная колодка теперь прикреплена на мой синий пиджак. Высшая награда страны. Как представлю, сколько людей до меня получали звезду Героя и сколько удостаивались этого звания посмертно… От этого трепетно и волнительно.

— Служу Советскому Союзу!

Генеральный секретарь ещё раз пожимает мне руку и предлагает сказать пару слов. Конечно, он ждёт, что скажу спасибо руководству партии, семье или ещё какие-то заготовленные на этот счёт фразы.

Подхожу к микрофону. Фотографы со всех сторон щёлкают, делая фотографии с разных ракурсов. Операторы снимают на камеру, готовя материал к эфиру в новостях. Передо мной строй товарищей, с которыми мы прошли не одну морскую милю, а с кем-то и успели сражаться бок о бок в воздухе.

И кажется, что среди них стоят командир Томин, Ваня Швабрин и каждый из тех, кто отдал свою жизнь за светлое будущее. Их всех не перечислить, но я чувствую на себе их взгляд. Они смотрят, и они всё видят. Верят, что погибли не зря.

— Порой, мы с вами работаем здравому смыслу вопреки. И всегда наперекор преградам. Каждая наша награда — это героизм и труд сотен и тысяч людей. И делить её нужно с каждым, кто стоит в строю. Спасибо! Служу Советскому Союзу!

Раздались продолжительные и громкие аплодисменты. Горбачёв подошёл ко мне и ещё раз пожал руку, а следом за ним и Русов.

— Поздравляю! После торжественного вручения с вами будут говорить, — шепнул он мне на ухо и похлопал по плечу.

Вручение наград продолжалось ещё почти час. Ребров тоже был удостоен звезды Героя Советского Союза. Как и командиры кораблей, которые таранили американские боевые суда. Получили свои награды и командир «Леонида Брежнева», и командующий эскадрой. Возможно, мы бы увидели и товарища Бурченко, но его награждать будут в иной обстановке.