Авиатор: назад в СССР 14 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 44

О каком конфликте здесь речь? Этот вопрос ставит под сомнения все наши достижения. И мы вот так просто утрёмся?

— Так уж повелось, американские конструкторы считают, что мы ничего создать не можем своего. Строим бомбардировщики и штурмовики, копируя их разработки. А в случае с Су-27 и МиГ-29 вообще скопировали концепцию Ф-15 и Ф-16. Что ж, американские партнёры всегда и во всём пытаются выставить Америку великой. Даже когда у них депрессия, — ответил я.

По залу прокатилась волна улыбок и смеха, Паклин продолжал меня подталкивать в бок.

— Копия, как правило, хуже оригинала. А МиГ-29 и Су-27 показали сегодня своё превосходство в манёвренности над зарубежными истребителями. Может, пересмотрим вопрос, кто выпускает копии? — повернулся я к Дейну.

Джордж больше ничего не спрашивал, а только сидел, отклонившись назад в своём стуле.

Пресс-конференция закончилась, и началось традиционное рукопожатие со стороны официальных делегатов. Мы с Олегом не стали ждать и направились к машине. За нами пошёл и Кирилл.

У машины обсудили произошедшее, но всё ещё только начиналось. Из павильона вышли наши генеральные конструктора и Паклин со своими помощниками.

— Пошли против системы. Ну, ничего! За это самоуправство, вы ответите, — указал на нас Борис Николаевич.

— По-моему, сегодня всё внимание было только к нашим самолётам. Мы ждали хотя бы «спасибо» услышать, — ответил ему Олег.

Паклин пытался совладать со своими эмоциями, но этого у него не получалось.

— Бунтари! Я вас предупредил. По каждому из вас будет принято соответствующее решение. И не вздумайте идти жаловаться наверх. У вас всё равно ничего не выйдет! — пригрозил Паклин и ушёл в сторону павильона.

Наши конструкторы только взмахнули руками.

— И завтра никаких полётов! — крикнул нам вдогонку Борис Николаевич.

С чувством выполненного долга, мы вернулись в гостиницу. На ресепшене нас встретил лично директор и предложил специальный ужин за счёт его заведения.

На следующий день через «посольского работника» Кирилла, организовали выезд в Париж. При наших суточных в 22 доллара много не разгуляешься, но нам предоставили транспорт, и это сэкономило нам некоторое количество денег.

Купив сувениров и подарки родным, Кирилл предложил нам отведать фирменных круассанов в маленьком кафе. Интерьер здесь по всем меркам европейский. Плетёная мебель, белые скатерти, а ограждение выполнено в стиле живой изгороди. И самое главное — вид на символ Парижа.

— А ведь Эйфелеву башню многие из французской элиты 19 века называли «бесполезной, чудовищной и смехотворной башней, доминирующей над Парижем, как гигантская фабричная дымовая труба», — сказал Кирилл, откусывая кусок от хрустящей булочки.

— Теперь одна из самых посещаемых достопримечательностей в мире, — ответил я, не сводя глаз с силуэта башни.

Краем глаза я увидел, что к нашему столику кто-то подходит. Это был виконт Рамон де ла Пуаф. Сегодня он в рубашке с коротким рукавом и широких штанах.

— Ваша милость, мы рады вас видеть, — поздоровался с ним Кирилл, и Рамон пожал каждому руку, принимая наше приглашение.

— Случайно оказался в этом районе и увидел знакомые лица. Ну, вы и порадовали вчера меня. Я смотрел на выступление и восторгался, — расхваливал де ла Пуаф вчерашний пилотаж.

Мы поблагодарили Рамона за содействие. Если бы не его появление, так и улетели бы в Союз без нормального показа.

— Вы оказали нам помощь. Появились в нужный момент и помогли договориться с организаторами, — сказал я.

Рамон улыбнулся, похлопал меня по ладони и продолжил пить кофе.

— Снова помогли Советскому Союзу, а могли бы этого и не делать, — сказал Олег.

— Я никогда не помогал Советскому Союзу. Вашей стране ничего уже не поможет, — отрешённо произнёс Рамон, поставив белоснежную кружку на блюдце.

Его слова заставили всех замолчать. Ощущение такое, что кто-то выключил вообще весь внешний шум. Настолько я был удивлён этими словами и интонацией, с которой де ла Пуаф их произнёс.

— Я вас не понимаю, ваша милость, — удивился Кирилл.

— Всё вы понимаете, месье. У вашей страны самые отважные и сильные воины. А сколько прекрасных композиторов и писателей! А какие самолёты построили ваши конструкторы! Это что-то невероятное. Когда я был на восточном фронте, всех нас объединяло стремление сражаться с нацистами — вот что было главное. Какие рядом были люди. С каким горящим сердцем они шли в бой и отдавали свои жизни…

— Сейчас нет войны, но в Советском Союзе люди не изменились, — сказал я.

— Люди — нет. А вот к власти пришли те, кому место в цирке. Я видел ваших делегатов. Половина из них не знает о самолётах и вертолётах практически ничего. Но они красиво улыбаются, — слегка хлопнул по столу Рамон, и наши кружки зазвенели.

Кирилл закончил переводить речь Рамона для Олега. Печка был шокирован такими словами из уст виконта.

— Тогда зачем же вы нам помогли? — спросил Олег, и я быстро перевёл его слова Рамону.

— Я вам не помогал. Просто замолвил слово, а дальше всё сделали организаторы. Вы — наследники той славы русских пилотов. Я хотел, чтоб вы это показали. Организаторы прислушались, и всё получилось. Вив ля Руси!

Рамон ещё немного посидел с нами и ушёл, а мы вернулись в гостиницу. Уже перед сном нам объявили, что вылет домой запланирован на послезавтра.

В назначенный день мы загрузились в самолёт и выполнили перелёт в Циолковск. На аэродроме нас встречали только самые близкие. Это было понятно, что не будут нас встречать большие партийные руководители.

Вера ждала меня около служебной машины Хрекова вместе с Белой Георгиевной. Перед отлётом я успел купить два букета и подарил их. Естественно, от такого обе прекрасные леди растаяли.

— Серёжа, ты сама галантность. А Андрей Константинович на очередном совещании. Жизненно важном! — воскликнула Белла, поправляя букет.

— Ну тётя, у него много работы. Надо столько представительств проверить. По всему Союзу ездить нужно, — сказала Вера, поправляя растрепавшиеся на ветру волосы.

— Предлагаю поехать домой и подождать его там. Французские сладости прилагаю, — показал я на сумку.

Попрощавшись с Олегом, я сел в машину, и мы уехали с аэродрома.

— Вы из Франции прилетели. Произвели там фурор, а никто не встречает. Ещё и на транспортный самолёт вас посадили, — ворчала Белла Георгиевна.

— Как по мне, так даже лучше. Я быстрее домой попаду.

— Тоже верно. Я твой привет видела вчера в новостях. Очень обрадовалась, — прижалась ко мне Вера.

Всё же попали в эфир фрагменты моего разговора с журналистами. Интересно, что ещё смогли увидеть.

— И кто эта симпатичная парижанка с русыми волосами? Ты её и за ручку там трогал, — спросила Вера, посмотрев пристально мне в глаза.

— Дорогая, это было частью презентации. Не бери в голову, — ответил я.

— Ты у меня смотри. Если узнаю, что не только ручку трогал, накажу.

Вот я испугался! Хорошо, что она ещё не знает, что мы с Олегом перед репортёрами с голым торсом дефилировали.

После командировки мне дали несколько дней прийти в себя и побыть с женой. Пару раз мы ездили в больницу на осмотры, но использовать для этого приходилось либо общественный транспорт, либо служебный автомобиль дяди Андрея. Вновь я задумался о приобретении хоть какого-то автотранспорта.

Тут как раз и подоспел выход на работу. В первый же день Меницкий объявил мне, что нас с ним ждёт у себя генеральный конструктор. Пришлось ехать в Москву в кабинет к Белкину.

В дороге не обошли стороной и вопрос о работе нашего «уважаемого» Морозова.

— Мда, Сергей. Не думал, что так повернётся всё. Как вообще удалось вам протолкнуть это выступление? — спросил Валерий Евгеньевич, после моего рассказа о ходе проведения авиасалона.

— Совершенно случайно, — ответил я и поведал Меницкому об истории с Рамоном де ла Пуафом.

— Вот уж никогда бы не поверил в такие встречи. А с Морозовым всё решим. Его коллектив не примет. Шеф-пилот в нашем конструкторском бюро это очень серьёзная величина. Тем более сейчас, когда у нас катастрофически не хватает испытателей. А твоего калибра и вовсе нет.