Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич - Страница 32

Дана молча собрала свои вещи и двинулась к выходу из кабинета.

— До свидания, — попрощалась она, отпирая закрытую на замок дверь.

Но Гребень уже занимался другими делами и даже не стал ей отвечать.

Дана пришла домой, не раздеваясь, упала на кровать. Ее душили слезы. Она была так близко к результату, которого безуспешно добивалось все последнее время. Она уже почувствовала яркий свет, и в этот момент ее накрыл оргазм. Да, очень сильный, такого она испытывала не часто, но будь он трижды проклят, так как все испортил.

От огорчения Дана даже застонала. Если бы он случился на несколько мгновений позже, она не сомневается, что увидела снова ту картину. Ведь тогда — она это ясно помнит, сначала тоже была яркая вспышка, которая на миг даже ее ослепила. После чего появились эти ни с чем несравнимые переливы света, эти странные и удивительные фигуры. И только затем ее накрыл оргазм. Как же ей сегодня не повезло.

Зазвенел телефон. Звонила Аничкова. Ну, разумеется, она обязательно должна узнать, как прошел их первый сеанс. Иначе ее долго будет мучить неутоленное любопытство. Ладно она ей расскажет, но о сексе говорить не станет. Вряд ли Марина станет ревновать, но и вряд ли ей это понравится. Все же она считает гребенного Гребеня своим мужчиной.

Дана коротко поведала о первом сеансе. Особый интерес вызвал у Аничковой эпизод с коньяком.

— Ты так ему и запретила пить, — не поверила Марина. — Сказала, что тогда у него изменится на портрете выражения глаз?

— Так и сказала, — подтвердила Дана. — А что тут такого?

— Ты просто его плохо знаешь, он самый настоящий деспот. Он мне сам как-то сказал, что приходит в бешенство, когда ему возражают подчиненные и женщины.

— Возможно, но после моих слов он в бешенство не пришел. Нормально продолжили сеанс.

— Странно, — задумчиво протянула Аничкова. — А у вас, кроме позирования больше ничего не было?

— Что ты имеешь в виду?

— Не разыгрывай дурочку, это лишь вызывает подозрения.

Дана мысленно согласилась с подругой, ей не надо было задавать этот дурацкий вопрос. Она бы на ее место тоже заподозрила неладное.

— Ничего больше не было, — буркнула Дана. Развивать эту тему ей ужасно не хотелось.

— Не было, так не было, — внешне легко согласилась Аничкова. Но Дана была уверенна, что она ей поверила в лучшем случае наполовину. Попытается что-то выведать у Гребеня. Станет ли он молчать, это большой вопрос? Если проговорится, то ей, Дане, будет неудобно перед ней.

— Я тебе звоню по другой причине, — услышала она голос Марины.

— И по какой?

— Гершович хочет в следующий номер журнала большую статью о тебе. Придется, подруга, мне писать.

— Нет! — вдруг само собой непроизвольно вырвалось у Даны.

— Что нет? — не поняла Аничкова.

— Статью про меня. Еще рано. Я не готова.

— Ты с ума сошла! Готова, не готова, какая разница. Сам Гершович сказал: надо писать. Тебе этого мало?

— Мало.

— Что же тогда тебе нужно?

Дана задумалась. Вот если бы она сегодня она снова увидела те картины, то не сомневалась бы по поводу статьи. Но сейчас… Нет, она не хочет.

— Я не знаю, Марина, что нужно. Просто чувствую, рано. Давай подождем несколько месяцев.

— Ты может, и можешь ждать, а я нет. На днях приступаем. Только ты должна написать еще одну, а лучше несколько новых картин. В журнале же будут иллюстрации на несколько полос.

Дану охватила настоящая паника. Что же ей делать? Она не может отказаться ни отказаться от предложения Марины, ни согласиться с ним. И то и другое для нее будет иметь печальные последствия. Дана лихорадочно размышляла, что же ответить, но не находила слов.

— Я не слышу тебя, — напомнила о своем существовании Аничкова.

— Я думаю.

— О чем, идиотка. Я не понимаю твоего поведения.

— Я — тоже, — вздохнула Дана.

— Слушай, это у тебя после сеанса с этим самцом? — спросила Аничкова.

— Причем тут это.

— Вот и я хочу знать. Вот что, дорогая, я тебе на днях позвоню, и мы договоримся об интервью. А пока твори. Когда следующий сеанс с этим дикарем?

— Завтра.

— Плохо. Это помешает тебе написать новую картину. Может, отменить встречу с ним под каким-нибудь предлогом?

— Ни за что. Я хочу написать его портрет. У него необычное лицо.

— Что в нем необычного, просто очень грубое, как у грузчика. Кстати, его отец и был грузчиком.

— Теперь многое понятно. Но в этом как раз и необычность его лица. Оно очень простое и грубое и при этом он же не идиот.

— Это да, хитрец еще тот. Любого обведет вокруг пальца. Будь начеку.

— Я все время на чеку.

— И правильно, подружка. А успеешь создать хотя бы еще один шедевр?

К Дане пришла естественная в этой ситуации мысль.

— Постараюсь.

— Вот и отлично. Пока.

Через несколько часов Дана сидела в мастерской Нефедова.

— Мне нужна картина. Желательно завтра, в крайнем случае, послезавтра.

Нефедов окинул ее долгим взглядом.

— Ты мои условия знаешь.

— Знаю. И согласна их выполнить. Но только, если будет в срок картина.

— А она уже почти есть. Я написал ее заранее. Предполагал, что она тебе может понадобится в любую минуту. Осталось совсем немного работы, где-то на пару часов.

— Можно посмотреть?

— Да. Пойдем.

Нефедов привел Дану в другой конец мастерской.

— Смотри.

Эта картина, пожалуй, была слабей предыдущей написанной для нее им, но тоже хорошего качества. Ему ничего не стоит поставить производство этих полотен на поток, с завистью подумала Дана. Как бы она сейчас была счастлива, если бы обладала такой возможностью.

— Завтра доделаешь? — спросила она.

— Да, если…

Все было предельно понятно и без завершения фразы. Сегодня первый раз в жизни, когда в один день у нее будет два разных мужчины. Еще недавно такой поворот привел бы ее в большое смущение. Но сейчас просто не до того.

— Пойдем, — сказала она, а про себя подумала: раньше начнем, раньше и кончим.

С Павлом она даже не кончила, так легкие приятные ощущения, без которых она вполне могла бы и обойтись. И с удовольствием бы обошлась. Но теперь она обречена повторять это все снова и снова. Но она может не выдержать, каждый раз приходится притворяться, что она получает удовольствие. А ей секс с ним глубоко противен. Причем, теперь противен и ей он сам. Если раньше она уважала его как человека и талантливого художника, то теперь эти чувства трансформировались в отвращение к нему. И что с ними делать, она не знает. Попробуй, регулярно ложись в постель с партнером, который вызывает в тебе сплошное отторжение. Невольно тут взвоешь. И почему исчез так безвозвратно Юлий, как было бы хорошо, если бы он был рядом с ней, уже в какой раз грустно подумала она. Надо возобновить его поиски, хотя времени на это крайне мало.

На следующий день Дана снова появилась у Гребня. Тот явно ждал ее, при этом его намерении были более чем очевидны. Как только она переступила порог кабинета, он тут же закрыл дверь на замок. После чего схватил ее в объятия и стал жадно целовать.

Дана предвидела такой поворот событий, правда, она полагала, что секс между ними будет не до сеанса позирования, а после. Но когда она поняла, в каком порядке станут развиваться события, противиться не стала. В конце концов, какая к черту разница: до или после.

Направляясь сюда, Дана лелеяла надежду, что сегодня все же сумеет достичь своей цели. Вчера она остановилась в каком-то шажке от нее, но на этот раз постарается пойти дальше. Сейчас ей это необходимо, как никогда. Статья о ней в престижном журнале — это можно сказать весомая заявка на будущее. И она должна подтвердить ее всем дальнейшем творчеством. А где оно, если пока ничего не получается.

Все повторилось почти зеркально, как и накануне. Гребень был наделен огромной сексуальной силой, но вот сексуальной фантазией почти не обладал. И почему Марина в этом плане ничему его не научила, сетовала Дана. Правда, уже потом, после того, как кончила.