Государь (СИ) - Кулаков Алексей Иванович - Страница 38

Меж тем, усевшись на свой новый трон, и мимолетно оценив, насколько же он удобнее прежнего, молодой правитель благожелательно улыбнулся — вот только подданные почему-то отнесли это на свой счет. Все больше распаляющийся истец едва дотерпел, пока царевна усядется на нарядный стул по левую руку от брата-правителя, и резко подался вперед — с тем, чтобы попятиться обратно от разом оскаливших клыки меделянов. Нервно дернув головой при виде их дружелюбных «улыбок», пан Глебович оглянулся на членов Пан-Рады, покосился на дворцовую стражу и решительно провозгласил:

— Я требую справедливости!

Как бы в удивлении склонив голову к плечу, Дмитрий мягко переспросил:

— Требуешь?

— Э-э-кхм. Прошу твоего суда, Великий князь!

Вновь одарив присутствующих благожелательной улыбкой, хозяин Большого дворца утвердил:

— Он будет явлен. Владыко Иона, прошу, благослови нас.

Пока архипастырь Великого княжества читал молитву и творил крестные знамения, в зал внесли подставку, на которой лежал небольшой крест из дерева; затем возле Глебовича и Гуреевой появились короткие и предельно простые лавки, позади которых встало по два дюжих стражника с короткими дубинками, обмотанными толстыми веревками. Сидящие за небольшими столиками писцы торопливо проверяли доверенные им чернильные ручки со стальными перьями, шелестели стопками бумажных листов и на всякий случай очиняли взятые про запас гусиные перья…

— Каждый природный государь есть прибежище справедливости на своей земле. Говорят, что прошлый султан Османов Сулейман Кануни как-то молвил, что там, где нет справедливости, нет и благодати… Я с ним в этом полностью согласен. Потому предупреждаю: суд мой будет беспристрастен, и в полном соответствии Литовскому Статуту и обычаям Великого княжества — свидетелями чему будут благородные шляхтичи, духовенство и смысленые мужи Пан-Рады. У них же я буду справляться в случаях, вызывающих мое сомнение… Итак, взыскующий моего суда, громко и внятно назови себя и свое вероисповедание, поклянись на кресте говорить правду и огласи свое дело, не упуская важных подробностей.

Истец с готовностью подошел к подставке и громко представился, оказавшись аж графом Священной Римской империи на Дубровно и Заславле, честным кальвинистом и потомственным магнатом шляхетского герба «Лелива» Яном Яновичем Глебовичем. Пробормотав клятву и завершив ее крестным целованием, он с места в карьер начал обвинять:

— Государь, в твоем дворце твой человек меня сначала тяжко оскорбил и травил псами; затем твоя стража схватила меня словно какого-то вора, и едва не свела в темницу!!!

Услышав за спиной слабый, но явно благожелательный шум со стороны лавки видаков, которые до этого тихонько обсуждали явную красоту обидчицы родовитого пана и сомнительность судебной тяжбы с пусть и пригожей, но всего лишь девицей — обвинитель заметно приосанился и начал повествовать:

— Сегодняшним днем я был в твоей канцелярии у князя Острожского, и когда уже уходил, случай свел меня с твоей служанкой…

После небольшой заминки граф поправился:

— С панной Гуреевой. С самого начала она разговаривала со мной без должного уважения; затем, позабыв свое место и законы вежества, оскорбила меня сначала словом, а затем и делом, натравив одного из псов, что были с ней.

В качестве доказательства родовитый магнат вынул пострадавшую десницу из перевязи, размотал полосы чистой ткани и предъявил к осмотру шляхетской общественности распухшую руку с четкими отметинами собачьих клыков.

— Прибежавшая на ее крики стража схватила меня, и словно какого-нибудь безродного хлопа поволокла на расправу: лишь появление Его Преосвященства и его слуги спасло мою честь и достоинство от дальнейшего поругания!

Ненадолго повернувшись к епископу Петкевичу, страдалец благодарно поклонился. Сочувственно покивав, Великий князь уточнил:

— Но затем с тобой обращались так, как подобает?

— Да, князь Старицкий распорядился отвести меня в гостевые покои, прислал лекаря и хорошее вино.

— И чего же ты взыскуешь за многие свои обиды?

Поочередно поглядев сначала на замершую живой статуей Гурееву, затем на разом затихших шляхтичей, и наконец поискав поддержки на лицах представителей Пан-Рады, литовский магнат уверенно объявил:

— Я тре… Я надеюсь на твой справедливый суд, государь, а так же — прошу оказать милость моей племяннице Катаржине, зачислив ее в свиту твоей сестры.

Перечисляя свои пожелания, граф как бы невзначай помахивал в воздухе покусанной рукой, намекая, что было бы неплохо и еще как-то сгладить неприятные моменты от случившегося. Скажем, одарить его полновесными талерами или даже цехинами из казны Великого князя. Ну или какими-нибудь иными милостями — к примеру, дав придворный чин, или богатое имение с хорошей землей.

— Ты услышан.

Пока оба писца усердно выводили буквицы, лицо правителя повернулось к обвиняемой, и та без какого-либо промедления приблизилась к поставке с крестом.

— Личная ученица Государя Московского и Великого князя Литовского, Русского и Жмудского, дворянка Гуреева Аглая Васильевна, православная.

Запечатлев на символе веры скромный поцелуй и поклонившись, статная девушка в обманчиво-скромном платье вернулась обратно на свое место — не обращая внимания на тихий шум голосов от шляхетской скамьи.

— Признаешь ли ты свою вину?

— Нет, государь.

Граф презрительно фыркнул, тут же заметно перекосившись лицом от вида шагнувшего к нему стражника с дубинкой.

— Тогда поведай нам, как это выглядело с твоей стороны.

Вновь поклонившись, жгучая брюнетка в изумрудном венчике размеренно заговорила:

— Я возвращалась после занятий, когда мне заступил дорогу незнакомый доселе шляхтич, представившийся графом Глебовичем. Он стал вызнавать, на каких условиях девицам-шляхтянкам возможно вступить в свиту царевны Евдокии Иоанновны; затем предложил денег и дорогие ткани за то, что я поспособствую его племяннице Катаржине стать фрейлиной царевны.

Открывший для негодующей реплики рот магнат тут же ей и поперхнулся — после болезненного тычка дубинки в ребра. Дернувшись на своей лавке, он заметил второго стража с «дубиналом» и начал медленно багроветь от невозможности гласно выразить свое праведное негодование и столь явное неуважение к его графской особе.

— … устроить неприятности или даже изгнание из свиты для Софьи Ходкевич; после очередного моего отказа и намерения уйти — преградил путь и начал угрожать своим недовольством. Затем тем, что распустит слухи о моем корыстолюбии, и…

Заколебавшись, Аглая нехотя продолжила:

— Прочими обидными словесами. Все это он говорил достаточно громко, поэтому один из мордашей вышел вперед и отгородил меня от пана; тот же немедля взялся за поясной нож и вновь облаял меня пошлыми словами. Как только он обнажил нож, Полкан… Второй из псов, прыгнул на него и свалил: я немедля отозвала его, и оба мордаша вернулись на свои места; затем подоспевшая стража схватила и увела пана прочь…

— Довольно.

Помолчав, Димитрий Иоаннович спокойно поинтересовался:

— Граф Глебович, ты ничего не хочешь сказать?

Встрепенувшись, магнат подскочил и уверенно заявил:

— Ложь! Все ее слова ложь, от первого до последнего слова!!!

Медленно огладив стоящий возле трона посох, венценосец подтвердил:

— Ты услышан. Что же, вы оба принесли клятву…

Звучно щелкнув пальцами, верховный судия земли литовской снял с груди крест, уложил его на подставленную доверенным челядином бархатную подушечку, и объявил:

— Иногда Вседержитель, желая наказать человека, забирает его разум. Лгать на моем суде есть очень неразумное деяние, и мы обязательно установим истину… Аглая, возьми сей крест с частичкой древа, на котором был распят наш Спаситель.

Красивая брюнетка почтительно подхватила реликвию царской семьи, поцеловала и охватила обеими руками.

— Ответствуй: граф Глебович первый подошел к тебе?

— Да!

— Предлагал ли он золото либо иную плату за то, чтобы ты нарушила мои повеления об испытаниях девиц благородного звания, перед зачислением оных в свиту сестры моей, царевны Евдокии?