Государь (СИ) - Кулаков Алексей Иванович - Страница 39
- Предыдущая
- 39/83
- Следующая
— Да.
— Предлагал ли он плату за какой-либо вред для девицы Софьи рода Ходкевичей?
— Да.
Внезапно сестра Великого князя заметно побледнела, сжав ладони в кулачки; сам же правитель сделал знак писцам, повелевая придержать перья, и обманчиво-мягко вопросил:
— Аглая, ты и впрямь позабыла свое место?
Разом потеряв румянец, Гуреева одним слитным движением преклонила колено и голову перед троном:
— Нет, господин мой.
— Вот как? Тогда скажи, кто же ты есть?
Подняв взгляд, брюнетка уверенно заявила:
— Я Аглая Гуреева, твоя личная ученица.
— Хм? И где же твое место?
— Близ наставника и господина моего!..
— Да неужели? Мне видится иначе.
— Господин, я… Дворец суть дом твой, и я не решилась… Без твоего прямого дозволения.
— Хм?
Медленно качнув головой, отчего крупный рубин в золотом венце багрово замерцал, пуская кровавые искорки с ровных линий огранки, Дмитрий нехотя согласился с причиной, по которой его ученица не покарала наглого графа прямо там, где он ее тяжко оскорбил:
— Это имеет смысл.
Тихо выдохнув, царевна медленно разжала кулачки; на щечки черноволосой девушки начал робко возвращаться природный румянец… Что же касается остальных, присутствовавших в Тронной зале, то они смысла последних вопросов просто не поняли, увлеченно разглядывая все больше и больше нервничающего пана Глебовича. Тем временем успокоившийся Дмитрий щелкнул пальцами, позволяя писцам взяться за чернильные ручки-перья, и продолжил суд:
— Аглая, ты натравливала сопровождавших тебя мордашей на графа?
— Нет!
— Ты посягала на его честь и достоинство словом?
— Эм… Да.
— Ты сделала это первой?
— Нет.
— Молвил ли он перед этим непроизносимые слова?
— Да!
— Он обнажил пред тобой нож?
— Да.
Задумавшись о чем-то, Димитрий Иоаннович небрежно повел рукой, дозволяя ученице отпустить крест и вернуться на лавку.
— Пан Глебович, возьми крест.
Попеременно краснеющий и бледнеющий от переживаний граф-кальвинист уверенно подхватил православную реликвию, решив обойтись без поцелуев и прочих необязательных для него действий.
— Ответствуй: говорил ли ты моей ученице изменные речи, подбивая тем самым ее на воровство противу меня и сестры мой, царевны Евдокии?..
— Нет, я никогда не-а-а-а-а-а!!!
Дернувшись всем телом и сипло заорав от невыносимо-режущей боли в руке, вцепившийся в крест магнат свалился на пол и забился в мелких судорогах, не в силах терпеть ослепляющую разум муку.
— Владыко Иона, прошу, отпусти ему грех лжесвидетельства.
Пожилой иерарх ОЧЕНЬ неторопливо подошел и размашисто перекрестил подвывающего и дергающего ногами грешника, на одном вздохе проговорив разрешительную молитву. С последним ее звуком Ян Глебович наконец-то затих, шумно всхлипнул и выронил крест — в который тут же бесстрашно вцепился митрополит, с благоговением начавший оглаживать и осматривать воистину драгоценнейшую реликвию.
— Благодарю, владыко.
Пока члены Пан-Рады и ближники государя тянули шеи, стараясь разглядеть все в мельчайших деталях, шляхтичи вовсе покинули свою скамью и обступили грешника бесформенной толпой, жадно впитывая в себя происходящее. Впрочем, благодаря дворцовой страже и зычному басу служки-глашатая, в Тронном зале довольно быстро восстановился должный порядок и полная тишина.
— Пан Глебович, бери крест и ответствуй далее.
Опасливо коснувшись кончиками пальцев прохладного золота и сапфиров, граф Священной Римской империи осторожно забрал крест у крайне недовольного этим архипастыря Ионы.
— Возводил ли ты хулу на честь и достоинство Аглаи Гуреевой?
Побелев скулами, литовский магнат буквально выдавил из себя чистосердечное признание:
— Да…
Задумчиво постучав пальцами по резному древку посоха, воткнутого булатным наконечником в устроенные на тронном возвышении каменные «ножны», Димитрий чуть возвысил голос:
— Благородная шляхта, как в Великом княжестве Литовском отвечают на непроизносимые слова?
Надувшиеся от важности свидетели быстренько посовещались на тему, кто из них более всего достоин ответить правителю — после чего на ноги встал дородный пан с богато изукрашенной венгерской саблей на воинском поясе, положил ладонь на ее потертую рукоять и веско заверил:
— Смывают кровью обидчика!!!
— Ну надо же, прямо как в царстве отца моего… Пан Глебович, ответствуй: ты обнажал поясной нож перед Аглаей Гуреевой?
— Я… Для защиты от псов!
Пересев чуть иначе на троне, и мимоходом погладив сестру по руке, Великий князь с нотками скуки известил начавшего паниковать графа:
— Да будет тебе известно, что натаскивая мордашей-охранителей, царские псари учат их первым делом перехватывать руки злодея, держащие какое-либо оружие. Затем рвать одно из колен, сваливая оземь — и наконец, зажимать пастью горло так, дабы пресекать любое движение. Если вовремя не подать отменяющего приказа, то повергнутый ими тать умирает с вырванным сипом. Так что пожелай Аглая забрать твою жизнь или покалечить, ей было бы достаточно всего лишь… Промолчать.
Как на заказ двери тронного зала ненадолго приоткрылись, пропуская вторую пару меделянов, вальяжно прошествовавших по проходу меж родовитой знатью и простыми шляхтичами, и усевшихся по обе стороны от обсуждаемой девушки.
— Пан Глебович, среди прочих обвинений, что ты выдвинул к моей ученице, прозвучало весьма тяжкое — в том, что она не знает своего места. Ответствуй: а ты его знаешь?
Выждав долгую минуту, Димитрий легонько шевельнул ладонью, разрешая одному из стражей взбодрить чрезмерно задумавшегося магната. Охнув и изогнувшись от ожегшего спину удара, граф выронил и тут же поймал великокняжеский крест, за малым не заработав еще два увесистых «бодрячка».
— Все говорят, что она твоя доверенная челядинка… Государь.
— Вот прямо все? Удивительно, как много среди моих подданных пустоголовых сплетников. Давай-ка спросим у смысленых мужей Пан-Рады: князь Юрий, ежели знатная семья либо род берут на воспитание и обучение достойного этого юнца или девицу, то согласно обычаям и законам Литвы — кем он или она считаются в этой семье?
Поднявшись и коротко поклонившись, почти сорокалетний князь Олелькович-Слуцкий наполнил своим хриплым баритоном всю немаленькую залу:
— На время воспитания, либо обучения — самым младшим в семье, государь. Без права наследования родовых владений и титлов, в остальном же… На усмотрение главы семьи.
— И любое оскорбление словом или делом этого младшего?
— Суть оскорбление приютившей его семьи и родовой чести!
— Благодарю тебя, Юрий Юрьевич. И опять обычаи Литвы и Руси удивительно схожи… Мой добрый подскарбий, огласи для пана Глебовича, кто есть девица Гуреева, и каково ее место.
Остафий Волович не поленился подойти к одному из своих недоброжелателей (не особо крупных, но все же) поближе, и тоном доброго дядюшки, объясняющего тупенькому недорослю прописные истины, объявить:
— Покуда дворянка Аглая Васильевна Гурееева пребывает под рукой наставника своего, Великого князя Литовского и Государя Московского, она суть младшая в царской семье, то есть — ненаследная царевна, со всеми полагающимися правами и обязанностями.
— Как всегда, ты очень точен в словах: воистину, они у тебя — золото, почтенный Остафий.
Польщенно улыбнувшись, казначей Великого княжества Литовского вернулся обратно, где мимоходом пожал плечо своего давнего союзника в Пан-Раде князя Острожского, и обменялся довольными взглядами с Олельковичем-Слуцким.
— Пан Глебович, желаешь ли ты взять слово перед оглашением приговора?
Бледный как сама смерть граф молча покачал головой.
— Сим я, Великий князь Литовский, Русский, Жмудский и иных, объявляю: девица дворянского рода, рекомая Гуреевой Аглаей Васильевной, чиста от всех обвинений!
Расторопные служки тут же заменили жесткую лавку зеленоглазой брюнетки на удобный стул с высокой спинкой и подлокотниками.
- Предыдущая
- 39/83
- Следующая