Марикита - Феваль Поль Анри - Страница 35

• Предыдущая
• 35/61
• Следующая

Аврора скорее почувствовала, чем поняла, о ком идет речь, и сердце ее учащенно забилось.

– Возможно ли это? – воскликнула она.

– С тех пор как мадам приехала в Байонну, – пояснила басконка, – она каждое утро в сопровождении господина де Навая появляется на границе в надежде узнать какие-нибудь новости о вас. Я провожала ее до крепостных стен, и всякий раз слышала, как она говорила: «Сегодня!», заставляя себя надеяться и гоня прочь уныние, овладевшее ею. Она часто повторяла это, но всегда возвращалась подавленная и печальная.

– Бедная матушка! – вымолвила Аврора, сжимая руки.

– Несчастная! – прошептал Лагардер.

– Она снова приехала сегодня, как и вчера, – продолжала Хасинта. – Она приехала бы и завтра, если бы урочный час не пробил. Ее проводник – надежда, ее опора – долг. Однако случается, что и радость убивает. Теперь вы понимаете, почему я велела вам спрятаться? Нужно, чтобы встреча не оказалась слишком внезапной. Оставайтесь же здесь и предоставьте все мне.

Аврора увидит свою мать! В ожидании радостной минуты она опустила белокурую головку на плечо Анри и глубоко вздохнула. Из глаз ее лились слезы. Лагардер не пытался их остановить, ибо бывают минуты, когда сердце может разорваться, если избыток чувств не изольется в плаче.

– Анри, – говорила она, – ты снова вернешь меня матушке. Чем я заслужила такое счастье? Как мне благодарить вас обоих? Вы столько выстрадали ради меня!

– Разве и ты не страдала, бедное мое дитя? – ответил Анри.

Она склонила голову еще ниже, ее белокурые локоны мягко скользнули по его лицу.

– Я больше не вспоминаю об этом, – прошептала она. – Я счастлива.

А тем временем Хасинта, выполняя свой благородный замысел, оставила маленький отряд спрятанным в рощице и пошла в город. Ее стройная фигурка виднелась уже далеко впереди. Она шла скорым шагом, но все же не так быстро, как ей хотелось бы. Басконка боялась, что, увидев, что она так спешит, госпожа де Невер заподозрит неладное. А мать, так много выстрадавшую, и в самом деле охватывал страх. Она давно заметила женщину, легким шагом идущую к ней. Конечно, по этой дороге ходило много людей, но никто не двигался так быстро и уверенно. Сердце Авроры де Кейлюс узнало басконку раньше, чем глаза, и принцесса крикнула, как только сочла, что та сможет ее услышать:

– Хасинта, это вы? Но что вы здесь делаете?

– Новости не пожелали прийти сами, сударыня, – отвечала басконка, продолжая свой путь, – вот я и пришла вместо них.

– Вы что-то знаете… О, скажите скорее, умоляю вас! Скажите мне всю правду, я все выдержу, я сильная.

Это была уже не та бледная и холодная женщина, что запиралась когда-то в своей молельне в доме Гонзага. Сейчас ее снедала тревога, сердце ее бешено билось, а широко открытые глаза казались неестественно огромными от непролитых слез. Она не преувеличивала, когда утверждала, что в состоянии услышать правду. Однако если бы Хасинта сообщила ей недобрую весть, она, скорее всего, упала бы наземь, к копытам своего коня, и никогда бы больше не встала… Басконка поняла это с первого же взгляда; она была уже рядом со всадницей и трепала по холке благородного скакуна принцессы, танцевавшего от нетерпения.

– Успокойтесь, сударыня, – улыбнулась она, – я не скажу вам ничего такого, что расстроило бы вас.

У госпожи де Невер вырвался вздох огромного облегчения, и она прошептала:

– Я читаю на вашем лице, что могу надеяться. Быть может, вы видели Аврору?

Теперь принцесса была уже достаточно подготовлена к известию о близком счастье.

– Я видела мадемуазель де Невер сегодня утром, – ответила Хасинта. – Скоро вы сможете обнять ее, сударыня.

– О Боже, но почему же она медлит? Ведь судьба так переменчива! Я не успокоюсь, пока не обниму свою дочь.

– Вам нечего бояться, она вне опасности.

– А… он? – спросила госпожа де Невер почти с той же тревогой, с какой она говорила об Авроре. – Видели ли вы господина де Лагардера?

– Как вы можете сомневаться? Он сам вернет вам вашу дочь.

– Благодарение Богу!.. Мои дети нашлись! Добрая моя Хасинта, скажите же, когда я смогу их увидеть?

– Как только пожелаете, сударыня; они ждут вас.

– Где? Скорее, скорее! Ведите меня! Почему вы мне раньше не сказали?

Басконка сочла нужным объясниться:

– И ради вас, и ради них. Потрясение не должно было оказаться слишком сильным. Идемте же.

– Вы отсрочили мое счастье на несколько минут, а минуты иногда кажутся веками!..

Они тронулись в путь. Не пройдя и двух сотен шагов, конь госпожи де Невер заржал; басконка протянула руку к рощице.

– Они здесь, сударыня, – промолвила она.

– Аврора! Анри! Дети! – закричала принцесса так громко, как только могла.

– Мы здесь! – ответили ей два голоса.

И мать раскрыла объятия. В эту минуту три существа слились в одно; слышались только звуки поцелуев.

Нужно ли говорить, что в тот день харчевня прекрасной басконки приобрела необычный вид? Ее владелице не было и дела до простых путешественников; она заботилась лишь о том, чтобы ее друзья чувствовали себя как дома и ни в чем не нуждались.

Антонио Лаго на время расстался со своим кинжалом – грозным оружием басков, становящимся страшным в его руках; придется ему несколько дней полежать без дела. Видя, как баск помогает своей сестре, можно было подумать, что этот мирный обитатель гор никогда не покидал харчевни, а чудеса храбрости и самопожертвования, совершенные им, были делом рук какого-то его близнеца.

Госпожа де Невер перестала грустить, и ее бледные щеки вновь порозовели. Голова Авроры, сидевшей у ног матери, покоилась на ее коленях; принцесса гладила белокурые волосы дочери, каждую минуту наклоняясь поцеловать их.

Шаверни и донья Крус являли собой не менее прекрасную картину, хотя и в несколько ином роде. Их жизнерадостный нрав не позволял им предаваться меланхолии.

Теперь, когда вокруг было столько счастья, принцесса могла только улыбаться; она жадно смотрела на людей, которые любили друг друга так, как и она умела когда-то любить – то есть той любовью, для которой боль и горе становятся пробным камнем, и которую не может разрушить ничто в мире.

– Анри, сын мой, – сказала госпожа де Невер, – расскажите мне обо всем, что вы пережили и что выстрадали.

– Не просите его об этом, матушка, он вам расскажет о чужих подвигах, а о себе умолчит. Спросите лучше Флор или господина де Шаверни; только они тоже о себе ничего не скажут.

– К чему обращаться к прошлому? – произнес Лагардер. – Будем думать о настоящем, о будущем. Зло, которого больше нет, благословенно, ведь оно закалило наши души и связало их навсегда.

– Это правда, – одобрительно сказала Аврора, нежно улыбаясь ему, – но если уж мы остались невредимы, Анри, и победили несчастье, то разве не приятно обернуться назад? И уж коль об этом зашла речь, то мне пришло в голову одно желание, которое вы, наверное, сочтете безрассудным. Но вы бы выполнили его без колебаний, если бы знали, как для меня это важно.

– Говорите, дорогая, – ответил шевалье. – И если это зависит только от меня, оно будет исполнено.

– И Флор тоже будет довольна, – прибавила мадемуазель де Невер. – Но я все-таки не решаюсь вам сказать…

– Смелее, Аврора, не бойтесь. Ваше желание не может быть безрассудным, почему же оно должно быть плохо принято?

– Ну что ж! Анри, я хочу снова увидеть то подземелье, в котором мы встретили лишь новые страдания, хотя надеялись обрести там свободу.

– Я позволю вам это лишь в том случае, если сама буду сопровождать вас, – вмешалась в разговор принцесса.

– Что ж, матушка, идемте с нами. Вы ведь хотите понять, что мы выстрадали и почему нам так радостно вновь быть свободными; а еще вы сможете сами судить о том, что для нас сделали Хасинта и ее брат.

Антонио Лаго с охапкой факелов встал во главе шествия, к которому присоединился и Навай, и скоро все углубились в узкий проход, ведший в подземелье.

• Предыдущая
• 35/61
• Следующая