Улица Райских Дев - Вуд Барбара - Страница 41

• Предыдущая
• 41/101
• Следующая

На сцену вышла танцовщица, исполняющая беледи, – неплохая, но после Дахибы Камилия и смотреть на нее не хотела. Камилия ходила теперь к Дахибе три раза в неделю, и та сказала, что через год девушка сможет выступать в ее шоу.

Девушка подмигнула Захарии, но тот даже не улыбнулся. Тогда Камилия вспомнила, что, ранимый и сострадательный, юноша расстроен смертью своего одноклассника.

– Он был незаконнорожденный, Лили, – рассказывал ей Закки, – и не знал, кто его отец. Школьники дразнили его, но он держался стойко. А недавно он влюбился в девушку – соседку и хотел жениться на ней, но мать девушки не пожелала и говорить об этом. Тогда он утопился в Ниле.

Захария принес еще блюдо с едой и посмотрел на Тахью, сидевшую между уммой и Нефиссой. Он должен поговорить с уммой о помолвке, хотя ему только шестнадцать. А не то умма может найти Тахье жениха…

На сцену вышла еще одна исполнительница беледи – это был заключительный танец, обращенный не ко всем зрителям, а к невесте, символизирующий переход девушки от целомудрия к сексуальному бытию. Танцовщица в откровенном костюме движениями, полными соблазна, изображала пробуждение свободы, страсти, раскованной женской силы, обращая свой танец к невозмутимой чопорной невесте, застывшей в девственно-белом платье.

Этим танцем свадебное торжество окончилось. Гости разъехались по домам, а члены семьи на нескольких машинах проводили новобрачных в их дом.

Мужчины остались в гостиной, а женщины повели Ясмину в спальню, сняли с нее подвенечное платье, одели ночную сорочку, уложили на кровать и подняли сорочку. Омар занял свое место рядом с ней, Амира держала Ясмину сзади. Когда Омар обмотал палец носовым платком, женщины повернулись спиной, а Амира отвернула лицо. Ясмина закричала, Омар поднял руку – на платке была кровь.

Ибрахим и Элис вернулись домой.

– Свадьба прошла хорошо, – обратился он к Элис.

– Да, только вот этот ужасный варварский обычай проверки девственности…

Он погладил ее руку:

– Ты придешь в мою комнату?

– Я устала, Ибрахим… – Несколько лет он слышал эти слова.

– Давай выпьем вдвоем за счастье нашей дочери… У меня есть бренди.

Она колебалась. На свадьбе Ясмины Элис вспомнила собственную свадьбу с красивым молодым человеком, которому она обещала верность до гроба.

– Ну, пойдем…

Ибрахим подлил лекарство в рюмку Элис – бренди отобьет запах… Она выпила, ничего не заметив, но Ибрахим с огорчением обнаружил, что лекарство ее словно одурманило, а он надеялся, что оно ее воспламенит.

Она не противилась его поцелуям, позволила раздеть себя, но как будто не понимала, что он с ней делает, расслабилась в его объятиях, словно тряпичная кукла, и даже бессмысленно хихикала.

«Не этого я хотел», – думал Ибрахим. Но он хотел сына. Через несколько минут он выскользнул из-под простыни, оставив в постели дремлющую Элис. Он чувствовал себя еще хуже, чем после сношений с проституткой.

Захария не мог заснуть и вышел в сад, где душной августовской ночью все-таки было легче дышать.

В лунном свете он увидел Тахью, сидящую на мраморной скамье, – от неожиданности она показалась ему призраком.

– Можно сесть рядом с тобой? – спросил он; она подвинулась. Личико у нее было грустное.

– Ты плакала?

– Да, ведь я теперь потеряла Мишмиш. О, Закки! Мы стали взрослыми, никогда больше не играть нам вместе в саду…

Он обнял ее, и она уткнулась в его шею влажным от слез лицом. Он утешал ее, называл нежной росинкой, гладил ее мягкие волосы.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Все Божьи ангелы возликовали, когда ты родилась.

Он поцеловал ее и отстранил от себя – больше ничего нельзя, Коран разрешает любовь только в браке.

– Я поговорю с уммой, – сказал он, держа ее лицо в ладонях. Лунный свет превращал ее слезы в бриллианты. – И мы будем так же счастливы, как Омар и Ясмина.

Ясмина смотрела на спящего Омара, и ей казалось таким странным, что она лежит в постели со своим двоюродным братом. Они занимались любовью, это было приятно и забавно, они много смеялись. Ясмина была довольна, хотя немного недоумевала – где же романтическая любовь, о которой поется в песнях?

Она встала с кровати и подошла к окну. Счастье было такое полное – замечательная свадьба, собственный дом. И учеба… «Ты будешь помогать мне, – сказал отец. – Ты будешь моей медсестрой…»

Нет, не медсестрой она станет, а настоящим доктором!

«Какой красавец! – подумала Камилия. – Но, наверное, женат».

Он был правительственный цензор, который явился на студию Хакима Рауфа на съемки нового фильма. Цензор должен был удостоверить, что в фильме не изображаются ни политическое недовольство и нищета народа, ни обнаженный пупок кинозвезды Дахибы.

Камилия третий раз приходила на киностудию по приглашению Дахибы, все приводило ее в восторг. А в этот декабрьский вечер было еще оживленнее и интереснее, чем обычно, потому что в честь праздника Мулид аль-Наби – рождения Пророка – Хаким Рауф устроил буфет с горами фруктов, сластей, печенья и излюбленного лакомства египтян «дворцового хлеба»– хлеба, поджаренного в масле, вымоченного в меду и густо намазанного сладким кремом.

Камилия увидела, что красавец цензор взял пригоршню фиников, начиненных засахаренной апельсиновой цедрой, насыпал в кофе сахару и стал размешивать ложечкой.

Камилии и в голову не могло прийти подойти к нему и завязать разговор, и ей стало бы дурно, если бы к ней подошел он. Но ей так хотелось бы, чтобы он ее заметил!

Правда, Камилия носила блузки с длинными рукавами, застегнутые на пуговички до самого горла, и юбки ниже колен, – все подруги над ней посмеивались, но с бабушкой спорить не приходилось! Старомодная одежда скрадывала фигуру, но он мог обратить внимание на лицо! Краситься Амира разрешала, поскольку и сама проводила много времени перед зеркалом, и Камилия подводила свои медовые глаза, выщипывала брови и подбирала губную помаду, подходящую к оливковому тону ее кожи. Может быть, красивый незнакомец все-таки увидит, что она хорошенькая?

Хаким Рауф вскричал: «Съемка!» – и Дахиба начала танцевать, а цензор впился в нее взглядом. Сцена изображала ночной клуб, где танцовщица – Дахиба выступает на сцене, притворяясь, что не узнает своего переодетого мужа в толпе зрителей. Еще одна легкомысленная комедия. Хаким Рауф как-то пожаловался Камилии, что Насер, выдающийся политик и блестящий ум, ввел такую цензуру в кинопромышленности, что фильмы не будут давать сборов. Он уже не раз заявлял, что готов перевести свое дело в Ливан, где нет таких нелепых цензурных ограничений, деятели искусства чувствуют себя свободно и их деятельность поощряется.

Рауф воскликнул: «Стоп!» – послал работника студии в гардероб за каким-то дополнением к костюму. Подойдя к жене, он нагнулся к ее уху и что-то прошептал – она улыбнулась.

Камилия восхищалась этой супружеской парой. Они, казалось, не подходили друг другу: она – высокая, изящная и элегантная, он – неопрятный толстый коротышка. Но эти внешне несхожие люди двадцать лет жили в счастливом браке. Дахиба была сирота – она потеряла родителей в раннем детстве и могла свободно выбирать себе мужа. Супруги хорошо понимали друг друга; Рауф восхищался талантом Дахибы и был во власти ее женских чар; ее пленяли энергия Рауфа и его живой, насмешливый ум. Глядя на них, Камилия мечтала сама выбрать себе мужа, с которым она будет счастлива, но сможет и шутить и дурачиться, как Дахиба и Рауф. «И непременно будет иметь детей», – подумала Камилия. Дахиба говорила ей, что это вовсе не помешает карьере танцовщицы.

Она не отводила взгляда от красавца цензора. Вдруг сердце Камилии замерло – он тоже пристально посмотрел на нее.

Съемка была окончена, Камилия надела пальто, взяла сумочку и библиотечные книги и собиралась уйти, но увидела, что ей кивает Дахиба. К той подошел красавец цензор и о чем-то ее спрашивал, она ответила с улыбкой, он попрощался и вышел.

• Предыдущая
• 41/101
• Следующая