Дракон и роза - Джеллис Роберта - Страница 20

Захватив Элизабет, Ричард чувствовал себя в большей безопасности. В Ренне Генрих поклялся, что женится на старшей дочери Эдварда, как только станет королем, но Ричард опасался, что тот попытается тайно вывезти ее из Англии и жениться на ней до этого, чтобы привлечь на свою сторону всех приверженцев памяти Эдварда. Затем Ричард послал еще одну делегацию в Бретань, и на этом, похоже, удача отвернулась от Генриха.

Франциск потерял сознание во время государственного обеда. Послов принимал Пьер Ланду. Ланду не решился действовать слишком быстро, поскольку несколькими днями ранее Франциск оправился от подобного, хотя и не столь сильного удара, но он пообещал послам, что если Франциск потеряет рассудок или умрет, Генрих будет к ним доставлен. Необходимости в немедленных действиях не было, так как Генрих отсутствовал при дворе и не знал, что происходит.

Чувствуя себя под защитой Франциска, он намеренно покинул двор, чтобы уклончивые ответы герцога английским послам не стали более очевидными. Спустя неделю, когда Франциск все еще был частично парализован и полностью невменяем, Ланду выдвинул свои условия. Через несколько дней Ричард уже хвастался перед несколькими своими приближенными, что за небольшую плату в виде доходов Ричмонда и поддержку Ланду против бретонского высшего дворянства Генриха Тюдора отдадут в его руки. Когда пространное письмо Ричарда о согласии на условия Ланду еще не было написано, в сторону Дувра во весь опор поскакал ночной всадник.

С ранним приливом этот всадник уже отплывал на корабле во Фландрию, а два дня спустя он уже выпаливал свое сообщение Джону Мортону, который сбежал за границу после провала мятежа Бэкингема. Тот же курьер был отправлен назад в Англию, его хозяину было противопоказано вмешиваться в это дело, и Кристофер Урсвик, доверенный помощник Мортона, во весь опор поскакал в Бретань. Он нашел Генриха в Ванне, весьма озабоченным известиями о болезни Франциска, которые только сейчас достигли его, но когда Урсвик сообщил ему свою новость, Генрих просто кивнул.

– Беда одна не ходит. Ты выдержишь еще один длинный путь, Урсвик?

– Да, милорд.

– Тогда поезжай во Францию. Пока ты поешь, я подготовлю письма с просьбой к Карлу о пропуске.

– Милорд, не будет ли вам лучше положиться на благосклонность Карла и поехать сейчас со мной? Французы уже приглашали вас к себе. Если Ланду попытается схватить вас здесь…

– Он не попытается, – Генрих ответил так спокойно, что Урсвику стало ясно, что капли пота, выступившие у него на лбу, вызваны близостью огня. И действительно, как раз в этот момент Генрих отошел от огня. – У Ланду сейчас нет достаточных сил, чтобы повернуть против меня бретонскую знать, а мои силы сконцентрированы здесь, в Ванне. Ему понадобится армия, чтобы захватить меня. Зачем ему подвергать себя такой опасности? Он прислал мне записку о болезни Франциска и, конечно, не подозревает, что я знаю о его намерениях. Он, должно быть, думает, что очень скоро я приеду проведать герцога. Тогда он сможет без труда поймать меня в ловушку.

В эту ночь Джаспер и Эдвард Пойнингс были вызваны в комнату Генриха. Они нашли его уже в постели; в свете свечи его глаза ярко блестели, а лицо было бледное. Новость Генриха была встречена проклятиями Джаспера, который начал яростно мерить комнату шагами, и бесстрашием Пойнингса, который, нахмурив брови, спросил:

– Мы будем драться или убегать, милорд?

– Ни то, ни другое. Я послал записку, в которой спрашиваю о здоровье Франциска и о том, сможет ли он принять меня. Ответ, конечно, будет положительным, но мой курьер заболеет в пути и будет очень медленно возвращаться назад. К тому времени, когда он все-таки вернется сюда, я думаю, мы уже получим весточку от Урсвика. Тем временем, дядя, ты вместе с Эджкомбом, Дорсетом, Котени, Гилдфордом и подходящим вооруженным отрядом тоже подготовишься отдать дань уважения Франциску и справишься о его здоровье. Как только вы будете готовы, вместо этого вы двинетесь к границе и укроетесь во Франции.

– А как же ты, Гарри?

– Я должен попытаться избежать столкновения с бретонцами, даже с теми, кто поддерживает Ланду. Войска, где я числился, не смогут без сопротивления с их стороны двинуться в сторону границы и тем более за пределы Бретани. Я последую за вами позже.

Генрих кусал губы. Он боялся и не хотел разлучаться с Джаспером. Какое-то мгновение в нем вновь боролись два человека – маленький мальчик, который хотел бы спрятаться на груди у Джаспера, и рассудительный мужчина, который выбрал наименее опасный путь из всех возможных.

Когда он обернулся к Пойнингсу, от маленького мальчика не осталось и следа, только тень в глазах и пустота в желудке.

– Нед, мы должны пожертвовать тобой, ты согласен?

– Если жертва необходима, и если я больше всего подхожу для этого, то, думаю, да.

– Не считая моего дяди, ты единственный способный командир в округе. Ты должен остаться здесь и присматривать за людьми. Я также оставлю здесь сэра Эдварда Вудвилла – от него не много пользы, но его корабли могут оказаться полезными. Сиди здесь, как можно тише. Если Ланду двинется против тебя, сам решай – драться тебе или сажать часть людей на корабли, а других оставить. Оставшимся скажешь, чтобы они разнесли по стране, что их преследует Ланду. Я думаю, я молюсь, что они найдут себе убежище. Нед, – произнес Генрих извиняющимся тоном, – я оставляю тебе неприятное задание.

– Но что ты будешь делать, Гарри? – настаивал Джаспер.

– Я еще до конца не решил. Я должен наилучшим образом использовать все возможности, которые могут появиться, а что это будет, я не могу вам сказать, а гадать не хочу. И вы оба этого не скажете, – подумал Генрих, – даже если вас схватят и будут допрашивать.

Ложь не беспокоила его. Генриха никогда не тяготила ложь, поскольку он лгал только после тщательного обдумывания и с твердым убеждением, что неправда – лучшее и самое безопасное средство. По этой же причине его самого практически невозможно было уличить во лжи, поскольку он произносил ее с силой и напором правды, без сомнений и колебаний. Неудивительно, что у него был вполне естественный вид, когда, получив французский паспорт он на рассвете дня разбудил Вильгельма Брэндона.

– Вставай, лентяй, а то проспишь такой прекрасный день! Поедем со мной на охоту.

– Подождите, милорд, – заворчал Вильгельм, – прошлой ночью я выпил лишнего.

Генрих рассмеялся:

– Тогда тебе точно нужно ехать. Воздух освежит твою голову, а я объясню тебе, почему ночью лучше работать, чем пить до утра.

Брэндон уже встал с постели и одевался, хотя движения у него были замедленные.

– Я знаю, я уже слышал это. Ты скажешь, что выглядишь не лучше меня, но зато у тебя не болит голова и…

– Да, я вижу, ты выучил слова, но урока так и не извлек. Ладно, лошади уже оседланы. Спускайся вниз как можно тише. В здешних лесах всю дичь уже вывели, но я слышал, что остался кабан. Мы поедем только с тобой вдвоем и егерями, Вильгельм. Я не хочу делить такую добычу с кем-либо еще.

Они не спеша выехали со двора на улицы, которые постепенно уже заполняла дневная жизнь. На группу всадников в охотничьих костюмах и с оружием никто не обратил никакого внимания – к таким зрелищам здесь давно привыкли. Они были первыми, кто выехал за ворота города в этот день, но и это не заслуживало никакого внимания. Выбравшись за город, они отпустили поводья, и свежие лошади с радостью перешли с шага на легкий галоп. Вильгельм Брэндон был слишком озабочен своим здоровьем, чтобы заметить, что сопровождающие его всадники были вовсе не егерями, а личными слугами Генриха. Он не заметил, что они держались пустынной дороги и двигались на восток, поскольку светлеющее небо раздражало его глаза.

Однако когда Генрих свернул с дороги в небольшой пролесок, Брэндон наконец-таки проснулся.

– Сир, неужели вы думаете, что здесь могут водиться кабаны. Это же просто лесополоса между полями.

– Я не думаю, что в здешних местах вообще остались кабаны, Вилл. Мы с тобой их всех давно перебили.