Молот Солнца 3: Сердце Дракона (СИ) - Иванников Николай Павлович - Страница 10

Поэтому сейчас он ответил ей так:

— Ты получишь оружие, когда я научу тебя им пользоваться. После Гатлы я займусь твоим обучением…

— Ладно, — сразу же согласилась Сита. — Не такой уж ты и мудила, гаденыш…

По дороге к дому суда им почти никто не встретился. Дикарь еще по старым временам помнил, что эта улица считалась в деревне центральной и обычно здесь было довольно оживленно — сновали туда-сюда повозки, прогуливались жители, с криками и смехом бегали дети.

Сейчас здесь ничего подобного не наблюдалось. Лишь однажды попался им навстречу прихрамывающий неандер с пустым взглядом, и было непонятно: толи живой он еще, толи уже мертвяк, хотя каких-то видимых повреждений на его теле заметно не было. Впрочем, чтобы умереть не обязательно лишаться половины головы — порой достаточно просто получить удар ножом в брюхо…

Еще пару раз им встретились прямо посреди улицы изрубленные в куски ящеры. Кто именно это был теперь разобрать не было никакой возможности, к тому же Дикарь пока так и не научился различать динозавров. Но ему было достаточно и того, что он мог отличить хищника от растительноядного зауропода. Эти же были хищниками. Видимо, они сумели прорваться в деревню через плохо охраняемые ворота, наделали немало шума и в итоге их попросту изрубили в капусту, опасаясь, что они могут воскреснуть. Тучи мух так и роились на их вонючих останках, стоял мерный гул.

Сита демонстративно зажала себе нос пальцами.

Клетка у дома суда пустовала, ее решетчатая дверь была распахнута. На земле валялся сломанный замок. У входа в дом стояли два пристава в доспехах, опираясь на алебарды. Видимо, еще двое приставов находились внутри, поскольку стражник на воротах говорил о четырех.

Гнут Лимос остановил фургон неподалеку от клетки, а Ластеру и Сите Дикарь приказал:

— Ждите меня в фургоне. Зарядите арбалеты, но в дом не суйтесь, что бы там не происходило. Внутри я разберусь сам. Ясно?

В ответ ему согласно закивали. Но ему этого было мало.

— Ясно⁈ — гаркнул он, в упор взирая на Ситу.

— Ясно, ясно… — отозвалась она. — Зарядить арбалеты и ждать… Чего разорался?

Удовлетворенно кивнув, Дикарь направился к крыльцу. Он поднялся по трем очень глубоким ступеням, шагнул к двери и нисколько не удивился, когда алебарды перед его носом запрещающе скрестились.

— Кто такой?

Один был человек, а второй грил, но оба они были мертвяки. У человека в брюхе зияла черная дыра, в которую можно было с легкостью просунуть руку, а голова грила была разрублена напополам, от макушки до нижней челюсти, и не разваливалась на две части только потому, что ее плотно сжимал шлем. От удара, нанесенного по всей видимости тяжелым мечом, один глаз у грила выскочил из глазницы и свисал на сосудах, а второй был налит кровью и казалось, что он светится изнутри красным.

— Капрал Пиин из охраны караванов, — последовал ответ, который Дикарь подготовил заранее.

— Караваны больше не ходят в Гатлу, — заявил пристав с дырой в брюхе.

— Зато охрана осталась, — сказал Дикарь веско. — Освободите проход, или же я пройду без вашего позволения.

— Оружие придется оставить здесь.

— Вы знаете устав охраны караванов — я не могу оставить вам своего оружия…

Он посмотрел сначала в глаза человеку, а потом глянул в единственный глаз грила. И подумал, что, пожалуй, помнит их обоих — они оба много лет стоят на этом месте, охраняя вход в дом суда. К тому, у которого в брюхе была дыра, каждый день на службу приходила какая-то женщина — жена, видимо — и приносила узелок с едой. А грил с располовиненной головой всегда любил дремать, опираясь на свою алебарду, но спал он очень чутко, проскользнуть мимо него незаметно было невозможно.

Да, они оба помнили устав охраны караванов — правила там были строгие, и за оставление оружия полагалось отсечение руки. Это если действия не имели тяжких последствий. А если имели, то отсекалась уже голова…

— Хорошо, капрал Пиин, ты можешь войти…

Алебарды раздвинулись, освобождая проход, и Дикарь толкнул дверь. Холл оказался довольно просторным для деревенского суда, а потолки были высокими и, мельком глянув наверх, Дикарь подумал, что если придется драться, то удобнее всего ему делать это будет именно здесь, в холле. Во всяком случае, есть где развернуться…

Холл заканчивался арочным проходом, у которого стоял еще один пристав с секирой на плече, и он тоже был мертвяком. Дикарь не стал дожидаться, пока к нему проявят интерес и начнут задавать вопросы — подошел сам и резко спросил:

— Судья у себя?

Пристав взглянул на него с легким удивлением: мол, откуда ты такой взялся? Но все же ответил:

— У себя…

Он сразу проследовал через арочный проход в сумрачный коридор, напряженно ожидая, что его в любой момент могут окликнуть. Но не окликнули. Ладно…

Дойдя до середины коридора, он остановился, прислушиваясь. Откуда-то доносились голоса, но он никак не мог понять откуда именно. Потом понял, что в самом конце коридора имеется еще один арочный проход — точно такой же, как на входе — и звуки исходят именно оттуда.

Коридор заканчивался большим окном, через которое свет в основном сюда и проникал, от двух же масляных ламп на стенах, которые Дикарь приметил по пути, толка было немного. Похоже, их зажгли больше по привычке, следуя каким-то устоявшимся правилам, нежели для освещения.

Дойдя до арочного прохода, Дикарь остановился. Перед ним был зал заседаний. Это была точная копия холла, только вместо входной двери светилось еще одно окно, а большая часть помещения была заставлена скамейками. Все они, впрочем, сейчас пустовали. У стены слева от окна был сооружен невысокий подиум, на котором за широким столом сидел судья в красной мантии и красном же колпаке. Судья был человеком преклонных лет, лицо у него было серое, изможденное, но гладко выбритое — судьи по закону не могли носить бороду и усы.

В клетке рядом с арочным входом сидел давно немытый неандер лет сорока и смотрел на судью с ухмылкой. Клетку охранял четвертый пристав, на поясе у него в красивых парадного вида ножнах висел меч.

Судья лениво вещал:

— На основании пункта два статьи семь законодательного уклада, за воровство в здании городского совета плотник Притус Аран приговаривается к недельному пребыванию в клетке и последующей публичной порке на главной площади. Приговор окончательный и должен быть приведен в исполнение немедленно!

Судья поднял со стола бронзовый колокол и трижды стукнул по нему бронзовым же жезлом, объявляя заседание закрытым. Неандер в клетке неприятно рассмеялся, скаля желтые зубы, а пристав открыл клетку, схватил его за шиворот и вытащил наружу.

— Примите мою глубочайшую благодарность, господин судья! — со смехом крикнул немытый неандер. — Вы самый лучший судья в Гатле!

Пристав толкнул его взашей, и неандер буквально вылетел мимо Дикаря в коридор. Пристав снова поймал его за шиворот и потащил к выходу. Дикарь же прошел в зал заседаний, несколько раз отрывисто хлопнув в ладоши.

— Поздравляю, ваша честь! — сказал он. — Это был очень мягкий приговор за такое преступление. Еще прошлым летом ему за подобное отрезали бы язык и сослали на рудники на пару лет!

Судья устало стянул с головы колпак, обнажив прежде скрытую под ним гладкую лысину. Скомкав колпак, утер им пот со лба.

— За последнее время в Гатле свершилось слишком много разных зверств, чтобы добавлять к ним новые, — ответил он. А потом словно опомнился и вскинулся: — Кто вы такой⁈ Что вам здесь нужно⁈

Раскинув руки в стороны, Дикарь прошелся по залу.

— А разве это не открытое заседание? Разве любой желающий не может на нем присутствовать, чтобы лицезреть, как вершится местное правосудие?

— Заседание уже закончено…

Дикарь остановился напротив подиума.

— Закончено? Замечательно! Тогда перейдем к следующему вопросу: где камень, господин судья?

Судья снова утерся колпаком.

— Какой камень? Кто вы такой, я еще раз спрашиваю⁈