Молот Солнца 3: Сердце Дракона (СИ) - Иванников Николай Павлович - Страница 8

— Какая хорошенькая… — сказал он. — На внучку мою похожа, только не грил… Ей ручки с ножками отрубили, голову отрезали и в колодец побросали… А когда я жаловаться в городской совет пошел, то мне сказали, что они не понимают сути моих претензий, и что в полнолуние всем все прощается… А я вот так и не смог простить. Взял вот эту секиру и порубил их всех…

Рассказывая это, он продолжал трепать Ситу по волосам, и в конце концов ей это надоело, и она отпихнула от себя руку стражника. Но он все-равно продолжал смутно улыбаться, глядя на девчонку с необычайной теплотой.

— И теперь они понимают суть твоих претензий? — хмуро спросил Дикарь.

— Теперь понимают…

— И с той поры ты не расстаешься с «вилуской»?

— Стараюсь… — ответил стражник. — Это помогает забыться. Я хотел бы сдохнуть, но потом вспоминаю, что они раз уже это сделал. Без толку… — Он снова издал свой странный смех: хы-хыс, хы-хыс, хс-с-с. — Так что от тоски в Гатле «вилуска» помогает гораздо лучше, чем смерть. А все началось с этого треклятого камня!

— Какого камня? — быстро спросил Дикарь.

— Жила у нас одна девка, она нашла в поле магический камень — он еще светился таким голубым светом — и что-то там с его помощью наколдовала, отчего вся Гатла провалилась в этот замороченный мир… — стражник указал рукой на ворота, как бы указывая, какой именно мир он имеет в виду. — С той поры смерть здесь перестала быть концом жизни… Как же звали ту девку? — стражник потер лоб. — Забыл совсем… Проклятая «вилуска», стирает из памяти совсем не то, что нужно!

— Лата Дисан, — напомнил Дикарь. — Ее звали Лата Дисан.

— Точно! — стражник взглянул на Дикаря с хитрым прищуром. — А ведь я, кажется, тебя знаю, парень… Ты ведь жених той девки, Латы… Капрал из стражи караванов, ты часто наведывался к нам в Гатлу. Имени твоего я не знаю, а вот прозвище у тебя было… — он покачал пальцем в воздухе, вспоминая.

— Дикарь, — подсказала Сита.

— Точно! — воскликнул стражник. — А я-то думаю: ну почему мне твоя физиономия такой знакомой показалась! А я тебя уже ни раз видел на этих самых воротах. Значит, ты тоже вместе с Гатлой провалился сюда… Ты для чего вернулся, Дикарь? Что тебе нужно в Гатле? Если ты за девкой своей, то нет ее тут уже. Сбежала она. Хотели ее на кол посадить, а труп сжечь, но она сбежала со странниками какими-то. Они и хозяина Йона с собой прихватили из «Приюта каменщика». С той поры пустым стоит «Приют», никто там больше не разливает вино и не угощает мясными пирогами. Лишь наведываются туда порой да шарят по погребам те, кто хочет алкоголем тоску свою залить… Вот только не заливается она, не заливается! — стражник смахнул слезу с щеки.

— Зачем им понадобился хозяин Йон? — громко спросил с козел фургона Гнут Лимос. Похоже, из всей истории его заинтересовал почему-то именно этот момент.

Стражник задержал на нем взгляд, как будто тоже пытался припомнить, но не припомнил и пожал плечами.

— Хозяин Йон — порядочный и добрый малый, потому, наверное, и убили его в самую первую «ночь безумия». Его самого, да работника его, Барца. Тоже добрый малый был, хотя и с хитрецой… Ну, а кто из нас без хитрецы? Не по злобе ведь, а от нежелания сделать что-то неправильно… Барцу, бедняге, булавой половину башки в кашу превратили, а Йону кол в глаз воткнули. Барц-то он сразу отрубился, а вот хозяин Йон еще и с колом в глазу немало народу покрошил свои топором… Хороший у него топор был, добротный такой. В общем, забрал наш Йон с собой к мертвякам трех человек, двух грилов и одного неандера. А потом и сам упал замертво. Через сутки только и смог подняться, но уже не живой… И даже не в обиде остался на тех, кто его порешил, так и продолжал управлять своим постоялым двором…

— А потом что случилось? — поторопил Дикарь словоохотливого стражника.

— А потом странники эти пожаловали… Пацан лохматый, девка-неандер вот с такими титьками… — стражник показал на себе, какого размера грудь была у девки-неандера. Получилось, что вполне себе приличная. — А главный у них — человек с кинжалом длинным таким, и способен этот кинжал выбрасывать из себя огненную плеть… Колдун, наверное, какой-то… Он-то твою девку и освободил, и увел ее из Гатлы. И хозяин Йон с ними ушел, потому как не мог больше оставаться в этом проклятом месте! Я его нисколечко не осуждаю: уж лучше с колдуном и девкой титястой, чем с праведниками лицемерными… Вот только подозреваю я, что не смог хозяин Йон уйти далеко от Гатлы. Удрали они ночью, а к утру скорее всего помер он окончательно и бесповоротно где-нибудь на равнине, и растащили его труп по кускам какие-нибудь местные звери…

Рассказывая это, стражник то и дело срывался на свист и клекот, похожий на птичий, и тогда он еще крепче зажимал себе рану на шее. Глаза свои, и без того достаточно безумные, он при этом таращил во все стороны — то на Дикаря, то на Ситу (и промелькивала в них тогда какая-то глубоко скрытая нежность), то на Ластера у ворот, то на Гнута Лимоса на козлах фургона. В итоге он глянул на пустую бутылку из-под «вилуски», валяющуюся на земле. Потом он, покачиваясь, направился к груде досок, на которой лежал до этого, разворошил ее, и вытащил откуда-то из-под низа непочатую бутылку. Пальцем вдавил пробку внутрь и присосался к горлышку. Рану на шее он зажимал пальцами, но сквозь них все же протекали тонкие струйки «вилуски».

— Эй, уважаемый! — окликнул его Дикарь, которому несколько надоело наблюдать за этой картиной. — Объясните нам все же, почему вы решили, что этот ваш хозяин Йон умер где-то на равнине?

— И то верно — он же мертвяк! — поддержала его Сита, крутя лохматой головой. — Или я неправильно поняла этого уродливого грила?

Он не была тактичным ребенком, и о таком качестве сапиенсов, как сочувствие, никогда не слышала. А если и слышала, то не придавала этим слухам особого значения в силу малого возраста и невыносимости характера.

Стражник оторвался от бутылки, глянул на девчонку с изрядной долей удивления, и вдруг расхохотался. Получилось у него это не очень ладно — из раны брызнули остатки алкоголя, перемешанного со слюной, а присвистывание, клекот и бульканье слились в один не самый аппетитный звук.

В конце концов стражник утер выступившие на глазах слезы, сильно зажал истекающую «вилуской» и слизью рану на шее и приветливо кивнул на Ситу. Смотрел он при это, впрочем, на Дикаря.

— Какая замечательная девчонка! — сказал он. — Твоя сестра?

Дикарь молча покачал головой.

— Дочка? — с удивлением уточнил стражник.

Дикарь снова покачал головой.

— А кто же тогда?

— Это не твое дело, зараза! — крикнула ему Сита. — Отвечай на вопросы, когда тебя спрашивают!

— Кажется, я ошибся, — сказал стражник, немного опешив от такого напора. — Она совсем не похожа на мою внучку.

— Тем не менее она права, — холодно заметил Дикарь. — Что вы имели в виду, когда сказали, что хозяин Йон мог умереть на равнине, после того, как ушел из Гатлы с колдуном?

Дикарь чувствовал внутри себя некое напряжение. Такое бывало с ним порой, когда караван шел мимо опасных мест. И ничего, казалось бы, не предвещает беды — дозорные не сообщают о подозрительных личностях на пути, и солнце светит, и погода способствует… Ан-нет — щемит что-то за ребрами, как будто потроха позволяют видеть немного больше, чем глаза…

И ведь не подводило это предчувствие. Почти никогда. Была здесь опасность, бесспорно была, но вот откуда ждать ее?

Стражник наконец ответил:

— По Гатле ходят слухи, Дикарь, что смерть покинула деревню из-за того камня, который нашла твоя девка… Носатый Прол рассказывал, что его братья — Тин и Гик — решили уйти из Гатлы, чтобы посмотреть на тот мир, в котором мы все оказались. Тин тогда уже был мертвяком, а Гик живым еще на тот момент… Взяли они с собой оружие, да припасов побольше, и ранехонько поутру отправились в путь.

— Куда именно они пошли? — спросил Гнут Лимос.

— Никто не знает. Да это и не важно! Важно то, что далеко они не ушли, и вскоре Гик притащил своего брата обратно в Гатлу. Расстелил плащ на траве, уложил на него труп и волоком притащил.