Островский. Вызов принят! (СИ) - Котович Виктор - Страница 4

Едва выдавливаю из себя пару слов и осекаюсь. Голос совершенно не похож на мой. Звучит странно.

— Ох, прости, расчувствовалась, — женщина отступает на шаг от кровати. — Сынок, воды хочешь? Доктор сказал, что тебе нужно больше пить.

Сынок? Это она мне что ли?

Сражённый наповал новым открытием, замираю, глядя на неё во все глаза. Сильно хочется проверить одно внезапное предположение.

— Послушай…те, мама, — выдавливаю наконец. — Не будете ли так любезны подать мне зеркало? Хочу со стороны оценить своё состояние.

Женщина тут же бросается к шкафу и приносит оттуда небольшое зеркало в резной деревянной раме. Передаёт мне, с явным беспокойством заглядывая в лицо.

— Доктор предупредил, что швы можно будет снять уже через неделю, если всё хорошо будет заживать, но… — слова растворяются где-то вдали. Именно в этот момент мне совершенно не важно, что там она болтает.

Потому что из зеркала на меня смотрит чужая физиономия. С заживающим шрамом на когда-то рассечённой и зашитой брови.

Новая жизнь, ага.

И тело, очевидно, тоже новое.

Ещё и — старательно прислушиваюсь к себе — ВООБЩЕ БЕЗ ЯВНЫХ МАГИЧЕСКИХ СПОСОБНОСТЕЙ!!!

А это точно обещанная награда за последнее достижение, добытое мной потом, кровью и смертью?! Вместо новой жизни — иллюзия, вместо всемогущества — пшик!

Слышь, Рандом, ты там ничего не попутал?

Повезло ещё, что мне змей встретился…

Точно, змей!

Вытаскиваю ладони из-под одеяла, намереваясь встать. И замечаю на среднем пальце правой руки массивный перстень из тусклого серебра. Со знакомой крылатой змеюкой, выгравированной на нём.

Незнакомка тут же ахает и хватает меня за руку, разглядывая украшение, но снять его не пытается.

— Покровитель признал тебя, сынок! — голос радостный, а у самой на глазах блестят слёзы. — У нашего рода всё-таки есть будущее!

Кто бы мне объяснил, о чём она.

Но спросить, конечно, не успеваю.

Дверь с грохотом распахивается, и в комнату врывается растрёпанная девочка-подросток.

— Матушка, беда! — кричит она с порога. — Там какие-то бандиты стулья из гостиной выносят!

Лицо матушки стремительно бледнеет.

Губы шевелятся, беззвучно произнося единственное слово: «Началось». Но женщина тут же себя одёргивает и решительно поднимается со стула.

— Налетели, вóроны, — произносит с горечью. — Кредиторы даже положенных сроков не выждали… Ничего. Пока я здесь хозяйка, ноги этих мерзавцев в моём доме не будет!

— Я помогу! — девочка деловито сдувает со лба выбившуюся из косичек смоляную прядь. — Только отцовское ружьё возьму!

— Таня! — только и успевает охнуть мать. А девчонка уже пулей вылетает из комнаты.

— А что, собственно, происходит? — интересуюсь ненавязчиво, шевеля на пробу ногами под одеялом.

Так, вроде всё цело, даже не болит нигде. Не обманул меня змей, получается. Зато внезапное вторжение незваных гостей здорово раздражает. Ну и что, что дом не мой, да и семья тоже.

Пока я тут, пусть не лезут!

— Пришли, видимо, отбирать наш дом, — вздыхает мать. — Ясно ведь, что после гибели Виктора с долгами нам не расплатиться…

— Может, мне с ними по-мужски побеседовать? — предлагаю. — Пока девчонка по малолетке на каторгу не укатила?

— Ох, Кирилл, слышал бы такие речи твой покойный отец… — вздыхает матушка. — Но ты прав. Тебя признал Покровитель, теперь ты наш новый глава. Только ты сейчас даже на первый этаж не спустишься с такими…

— Справлюсь с божьей помощью, — откидываю одеяло и встаю рядом с кроватью в полный рост.

Всей поверхностью кожи ощущаю лёгкое дуновение воздуха. Запоздало соображаю, что отдыхал под тем одеялом в чём мать родила.

— Штаны только надену, — добавляю, ничуть не смутившись.

Женщина торопливо отворачивается, но на неприличие не пеняет.

— Поспеши, — только и говорит. — А я постараюсь их задержать.

И спешно выбегает из комнаты, бросаясь вниз по лестнице, будто солдат на амбразуру.

Ну, тогда и мне без надобности тут оставаться.

Брюки и рубаха обнаруживаются на вешалке у шкафа, там же стоят домашние туфли. Быстро одеваюсь, проверяя, как слушается меня непривычное тело. Ощущения странные, но не сказать, что неудобно.

Управляюсь за полминуты и, застёгивая пуговицы на ходу, спускаюсь вниз. Отчего-то окружающая обстановка кажется знакомой. Будто я и впрямь жил тут долгие годы.

Да и вообще — место, несмотря на потрёпанный вид, неожиданно нравится.

Подходя ко второму пролёту, слышу негромкую возню и многоголосый гомон. Который перекрывает женский голос, полный достоинства и холодной ярости:

— Я всё сказала, неуважаемые! Потому подите прочь!

Ого, а мамочка-то не из пугливых! Только вот стае шакалов даже львица не указ.

— Слышь, дамочка… — угрожающе начинает наглый прокуренный голос.

Ба-бах!

От грохота и звона бьющегося стекла закладывает уши.

Дикий девичий вопль вспарывает воздух:

— Пошёл прочь от моей матери, скотина!!!

Так про ружьё она не шутила?! А каторга-то и впрямь не за горами.

Бегом преодолеваю второй пролёт.

Картина маслом: три прижавшиеся к стенам бандитского вида личности с опаской взирают на стоящую у ограждения галереи второго этажа девочку, держащую в руках ружьё с двумя стволами.

Четвёртый, отличающийся от остальных блестящей отполированной лысиной, испуганным не выглядит. Хотя на рожон лезть вроде не собирается.

Матушка тоже смотрит дочь — со странной смесью неодобрения и гордости.

— Про пушку уговора не было, Патлатый, — подаёт голос один из бандитов.

— Да чего она тебе сделает-то! — хорохорится в ответ лысый.

— Двинься — узнаешь, — звонко угрожает мелкая. И на меня горделиво поглядывает — видал, мол, как я умею?

Судя по осколкам на полу — крушить утварь точно уже научилась. Жаль, что пока только свою.

— Покажи им родовой перс-стень, — подсказывает невидимый сейчас якул.

Подмигиваю девчонке и начинаю аплодировать так громко, что незваные гости дружно оборачиваются. И пялятся теперь на мою правую руку, которую нарочно выставляю напоказ.

— И про главу тоже не договаривались… — нудит всё тот же мужик. Видно, самый разговорчивый.

— Отличный выстрел, Таня! — прерываю его на полуслове. На лице девочки расцветает довольная улыбка. — Кто из этих испуганных господ у тебя на мушке?

— Любой, кто хотя бы шевельнётся, — отзывается она звонко. — Но вот этот вот лысый — он больше всех меня бесит!

— Ну и славно. — поворачиваюсь к притихшим посетителям. — Уважаемые… приставы, не желаете ли побеседовать?

Время замирает, воздух становится вязким, как кисель. Передо мной появляется схематичное изображение знакомой якуловой морды, а пространство вокруг заполняет его голос.

— С-сыграем? — предлагает он с нескрываемым возбуждением. — Пробы ради?

— А что мне за это будет? — усмехаюсь. Тоже мне, нашëл время развлекаться, поганец чешуйчатый.

Перед глазами немедленно появляется текст договора.

[Глава рода Островских решает имущественный спор без нанесения увечий. Ставка: часть имущества рода Островских.

Штраф при нарушении правил: острый приступ ревматизма длительностью в одни сутки.

Награда за успех — «Змеиный взгляд». Владелец перстня может на время ослепить одного человека, которому его показывает. Принять вызов?]

— Вызов принят! — рефлексы срабатывают быстрее, чем я успеваю толком изучить условия. Шао́си, бессердечная ты сука! Совсем из-за твоих выходок думать разучился.

Пространство с хрустом и треском раскалывается на тысячи осколков, течение времени возвращается в норму.

Без увечий, значит. Ну-ну.

— Таня, стрелять по моей команде, — бросаю девочке.

Лицо лысого красноречиво вытягивается. Боишься, падла? Правильно делаешь.

— Итак, господа. Я всецело уважаю закон во всех его проявлениях, — громко оглашаю на всю комнату свою позицию.

Во взглядах незваных гостей читается облегчение. Рано радуетесь, шакалы.