Прикосновение полуночи - Гамильтон Лорел Кей - Страница 33

• Предыдущая
• 33/90
• Следующая

– Пусть капитан поможет твоей леди.

Никка позволил оттащить себя, но когда Бидди повалилась в снег, рванулся ей на помощь, и только Готорн и Адайр, стоявшие по бокам, не дали ему подхватить ее еще до того, как ее колени коснулись сугроба.

Рис присвистнул.

– Для наших славных полисменов это плохо бы кончилось.

– Да, – подтвердил Дойл, становясь в снег коленями. Полы длинного плаща разметались черным облаком на снежной белизне. Он провел руками вдоль Бидди, как прежде вдоль меня, но на уровне живота приостановился.

– Кто-то сумел наложить чары, когда на ней столько металла… – Он покачал головой: – Это говорит о большой силе.

– Или о смешанной крови, – заметила я. – Те, у кого в жилах есть кровь брауни, людей или еще одной-двух разновидностей живых существ, могут лучше управляться с металлами и магией, чем чистокровные сидхе.

У него дернулся уголок рта.

– Спасибо за напоминание, ты совершенно права.

– Ты можешь проследить чары до их создателя? – спросила я.

Дойл наклонил голову набок, как это делают озадаченные чем-то собаки.

– Да. – Его руки замерли над телом Бидди. – Я могу их просто снять, но если я добавлю к ним собственной силы, я заставлю их полететь обратно к чародею.

– То есть ты не просто увидишь след заклятия, а само заклятие полетит к своему создателю? – спросил Рис.

– Да.

– У тебя такое давно не получалось, – сказал Холод.

– Теперь получится, – ответил Дойл. – Я чувствую это сердцем, руками, всем нутром. Мне нужно только снять заклинание и добавить к нему своей магии в момент, когда оно освободится. За ним придется бежать, чтобы не выпускать из виду, но у меня получится.

– Кто пойдет с тобой? – спросил Холод. – Я должен остаться с принцессой.

– Согласен.

– Я пойду, – сказал Усна. – Ни одна собака не обгонит кота.

Дойл свирепо ухмыльнулся ему в лицо:

– Решено.

– Я тоже пойду. – Это сказала Кабодуа, когда-то богиня войны, сейчас – ренегат гвардии Кела. На ней был плащ из черных перьев, и ее тонкие черные волосы сливались с плащом, а если смотреть на нее искоса, уголком глаза, волосы тоже представлялись перьями. Она была Кабодуа, черная ворона войны, и хоть сила ее измельчала, она одна из немногих при дворах сохранила прежнее имя. По слухам, Кел не слишком ее обижал – потому что боялся. Догмэлу, что, закованная в броню, стояла рядом с ней, прозвали собачкой Кела, потому что ей доставались все мерзкие поручения, какие он только мог придумать. Она публично отказала ему в сексе, и он ей этого не простил. Кабодуа сделала то же самое, но не слишком пострадала. Что-то в ней, стоявшей в снегу – сплошная чернота и перья, окруженные аурой… мощи, наверное, – было такое, что мужчина и похрабрее Кела сильно бы задумался.

– Думаешь, угонишься за нами, птичка? – ухмыльнулся Усна.

Она одарила его улыбкой, способной заморозить чье угодно веселье.

– Не беспокойся обо мне, киска, не я буду тащиться позади.

Усна рыкнул по-кошачьи:

– Помни, кто здесь хищник, птичка!

Ее улыбка стала шире, глаза наполнились свирепой радостью.

– Я, – заявила она.

– Мы все, – отрезал Дойл. – Сбереги ее, Холод.

– Не беспокойся.

– О, на меня не смотрите, – взмахнул руками Рис. – Мне не угнаться за вашей погоней, и, видимо, безопасность принцессы мне тоже нельзя доверить.

– Помоги ей в разговоре с людьми, Рис. – Дойл бросил взгляд на Усну и Кабодуа. – Готовы?

– Да, – сказала Кабодуа.

– Всегда готов, – ухмыльнулся Усна.

Дойл повернулся к Бидди.

– Это может быть больно.

– Давай. – Она собралась с духом, ладонями зарылась в снег.

Дойл согнул пальцы, так что они показались черными когтями на фоне ее серебряной кирасы. Бидди резко выдохнула. Его магия полыхнула даже сквозь щиты, которые я постоянно удерживала, не давая магии волшебной страны подавить все мои чувства. Аура Бидди, ее метафизическая броня, вспыхнула ярким светом. Дойл запустил руки в это сияние и вынул оттуда шар света – но свет был не чистого бело-желтого цвета ауры Бидди, он был темнее, болезненно-желтым с каймой оранжевых язычков пламени. Дойл свел ладони плотнее, пока оранжевые сполохи не стали пробиваться между его пальцами.

Он встал осторожно, словно держал налитую до краев миску обжигающе горячего супа, обошел стоящую на коленях Бидди, а другие стражи рассыпались в стороны, так что между Мраком и холмами не осталось ничего, кроме снега.

Усна и Кабодуа встали по бокам от него. Усна сбросил длинный плащ и стоял в кожаном костюме, пар клубился у его рта, на лице – нетерпение, глаза светились от предвкушения. Лицо Кабодуа было словно изваяно из мрамора – прекрасное, точеное, холодное. Она не то что не сняла свой плащ, она закуталась в него еще плотнее. Я вдруг заметила, что ее дыхание не образует пара. У меня была секунда, чтобы удивиться этому, а потом Дойл вскинул руки к небу, и пламя превратилось в птицу – в сокола из рыже-красного огня. Птица взмахнула сияющими крыльями раз, другой, набирая высоту. Дойл расстегнул длинный черный плащ и дал ему соскользнуть в снег, снял оружие и побросал туда же. Сокол еще дважды взмахнул крыльями и высокомерно глянул на нас огненными глазами, словно говоря: «Не вам за мной гоняться!» И пропал из виду, мелькнув огнем в ночном небе, словно комета размером с детский мячик.

Дойл просто исчез вслед за ним. Я знала, что он побежал, но это было все равно что уследить за приходом тьмы. Никогда не увидишь момент, когда она настает. Дойл превратился в высокую черную тень, несущуюся по сугробам. Кабодуа держалась вровень с ним, хотя она вроде бы даже не бежала. Ее длинный плащ из развевающихся перьев словно плыл над снегом, и она плыла внутри него. Усна отставал от них обоих, но не намного. Он бежал грациозно и сильно, и его разноцветные волосы сияли в свете звезд, искрясь, как снег.

– Работку он выбрал не по плечу, – хмыкнул Рис.

– Да, – сказал Холод. – Невозможно обогнать мрак.

– А гнев летит быстрее ветра, – добавила Догмэла.

– Гнев? – переспросила я.

– Она – черная ворона битвы. Она – тот гнев, та злость, что заставляет мужчин бросаться в драку.

– Она начинает битву, а потом питается ею, – добавила Бидди, которой Никка помогал подняться на ноги.

– Так было когда-то, – возразил Холод, – но не теперь.

– Ты так думаешь, – сказала Догмэла. – Но Кабодуа по-прежнему рада хорошей ссоре, не ошибись, Убийственный Холод. Она устает от долгого мира.

– У нас нет мира, – нахмурился Холод.

– Может быть, – согласилась она, – но и войны нет тоже.

– Будем надеяться, что нет, – вмешался Рис. – А теперь, ребятки, давайте пойдем поболтаем с милыми полисменами, пока они не отморозили себе значки.

– Значки? – удивилась Догмэла. – Это теперь яйца так называются на новом жаргоне?

Рис широко ухмыльнулся.

– А когда мы подойдем к ним, они все достанут свои значки и покажут их принцессе.

Мы с Холодом хором сказали:

– Рис!

– Какой странный обычай, – заявила Догмэла.

Чувство юмора у нее практически отсутствовало. Она все понимала буквально. Когда-нибудь Рис с ней нарвется. Я объяснила ей, в чем дело, пока мы шли к парковочной стоянке. Она наградила Риса убийственным взглядом. Он послал ей в ответ ангельскую улыбку.

– Следи за своим поведением, – шепнула я ему.

– Я слежу. Еще как слежу, – тихо ответил он. – Вот поговоришь с главным фэбээровцем и поймешь, что я просто святой.

– Почему?

– Потому что он все еще цел.

Я посмотрела на стража, пытаясь понять, не дразнит ли он и меня. По лицу было видно – нет. Насколько невыносимым может быть всего один фэбээровский агент? Ладно, сейчас узнаем.

Полицейские – на все запросы и вкусы – стояли на декабрьском морозце. Может, кто-то из них сидел в машине, чтобы не совсем замерзнуть, и вышел только завидев нас, но все они производили впечатление людей, уже давно стоявших на холоде. Почему же они не сидели в обогреваемых машинах? Да потому, что их начальники мерзли снаружи. Не положено сидеть в тепле, когда твой начальник загребает ботинками снег. Площадку для парковки от снега очищали, но его, видимо, снова нанесло ветром.

• Предыдущая
• 33/90
• Следующая