Соблазненные луной - Гамильтон Лорел Кей - Страница 38

• Предыдущая
• 38/91
• Следующая

– Я ее завернула, Дойл. Даже если б она упала случайно, она не могла так аккуратненько развернуться, да еще и шелк разгладить.

Дойл посмотрел на меня, стоя на колене и держа уголок шелка двумя пальцами.

– Я уже сказал, Мерри, чаша имеет свою волю, но будь я на твоем месте, я убрал бы ее подальше от постели. Или ты будешь очень весело проводить каждую ночь, когда кто-то из нас будет с тобой.

Я вздрогнула:

– Да в чем дело, Дойл?

– Богиня решила вновь заняться нашими делами, насколько я понял.

– Расшифруй, пожалуйста.

Он посмотрел мне в глаза:

– Чаша вернулась, и в день ее возвращения милость ее пролилась на нас снова. Кромм Круах опять среди нас, как и Конхенн. Те из нас, что были богами, вернулись к прежней славе, и те, что богами не были, приобретают силы, о которых им и не мечталось.

– Богиня использует Мерри как посланника, – предположил Рис, но нахмурился и качнул головой: – Нет, скорее Мерри напоминает живую версию чаши. Она наполняется благодатью и проливает ее на нас.

– Я не имею отношения к тому, что сила вернулась к тебе, – буркнула я, положив руки на бедра.

Рис улыбнулся:

– Может, и так.

– Ты был в той комнате, – припомнил Дойл.

Я посмотрела на него и встряхнула головой:

– Нет, Дойл, с Мэви и Холодом совсем не то произошло, что с Рисом.

Дойл поднялся и провел руками по незастегнутым джинсам, словно пытался стереть с пальцев какое-то ощущение. Какое? Силы, магии, прикосновения шелка? Я едва не задала вопрос, но Шалфей меня перебил:

– Посмотри на мои глаза, Дойл, посмотри – вот что сделала наша прелестная Мерри!

Шалфей обежал кровать, чтобы дать Дойлу полюбоваться своими глазами.

– Рис мне сказал, что твои глаза теперь трехцветны. Крылья Шалфея чуть обвисли, словно от разочарования, что его сюрприз подпортили.

– Я теперь сидхе, Мрак, что ты на это скажешь?

Губы Дойла чуть искривила усмешка, какой я у него еще не видела. У кого-нибудь другого я бы эту усмешку назвала жестокой.

– А ты не пробовал еще уменьшаться?

– А что такого? – насторожился Шалфей.

Дойл пожал плечами, улыбка стала заметней.

– Ты пробовал сменить форму с тех пор, как изменились твои глаза? Просто ответь.

Шалфей замер, стоя между мной и Дойлом, и я увидела, как затрепетали его крылья, словно цветок на сильном ветру. Он вздрогнул еще раз и еще, а потом запрокинул голову и завыл. Без слов, без надежды – отчаянный, щемящий плач.

Я будто приросла к месту, пока не затихли последние отзвуки этого крика.

– Что случилось?! – Я потянулась к его плечу поверх крыла. Он отпрыгнул.

– Не тронь меня! – Он попятился к двери. За его спиной возник Холод, и Шалфей отпрянул и от него. Кажется, мы все его пугали.

– Что случилось? – снова спросила я.

– Для крылатых быть сидхе имеет свою цену, – бросил Дойл со злорадной ноткой. Я уже догадывалась, что у них вышла какая-то грызня, но я и не представляла, насколько она была злобной. В жизни не видела, чтобы Дойл опускался до подколок.

Шалфей ткнул пальцем в сидящего на кровати Никку:

– Он о крыльях не знает ничегошеньки! Он никогда не плыл над весенним лугом, не знал, как чист и медвян бывает ветер! – Он стукнул кулаком в голую грудь. – Но я знаю! Знаю!

– Я не понимаю, – сказала я. – Что такого страшного для Шалфея в том, что он стал сидхе?

– Ты украла у меня крылья, Мерри, – ответил он, и на лице появилось выражение такой невыносимой утраты, что я потянулась к нему. Мне надо было его обнять. Прикоснуться к нему. Попытаться стереть это выражение из его глаз.

Он выставил мне навстречу бледную желтую ладонь.

– Нет, довольно, Мерри. С меня на сегодня сидхе довольно.

Рис откашлялся, и Шалфей опять испуганно вскинулся – и обнаружил, что Рис стоит почти вплотную к нему, пройдя к зеркалу через всю комнату. Шалфей загнанно огляделся, словно ища выход из ловушки, в которую мы его поймали. Холод и правда перегораживал единственный выход, но Шалфей не был в ловушке. Во всяком случае, в том, что я называла ловушкой.

Шалфей опять указал на Никку:

– Знаешь, как мы звали бы его, если бы он с такими крыльями родился?

Все вокруг попытались состроить непроницаемые лица, хотя получилось в результате что угодно от сарказма до высокомерия. Рис сказал наконец:

– Я сдаюсь. Как вы звали бы Никку, если бы он родился с крыльями?

– Проклятым! – выплюнул Шалфей, словно слова грязнее в мире не было.

– Почему проклятым? – не могла понять я.

– У него есть крылья, а летать он не может! Он слишком тяжел, чтобы крылья ночного мотылька могли поднять его в воздух. – Шалфей стукнул себя по груди: – Как и я теперь слишком тяжел для моих.

– Что тут у вас?.. – спросил с порога Гален, протирая глаза. Его спальня была отсюда самой дальней.

Никто из нас не успел сказать ни слова, как Шалфей промаршировал к нему, протиснувшись мимо Холода.

– Глянь, глянь, во что меня превратили!

Гален вытаращился на Шалфея:

– Что... Твои глаза!

Шалфей оттолкнул его с пути, прошипев напоследок через крылатое плечо:

– Злые, злые сидхе!

И ушел.

– Давай за ним, Рис, – скомандовал Дойл. – Присмотри, чтобы ничего не случилось.

Рис подчинился без возражений. Ушел он нагишом, как и Шалфей. Я понадеялась, что снаружи никто не притаился с инфракрасной камерой, а потом сообразила, что снимки в газетах – не самая большая наша беда. Слишком я давно оставила волшебную страну и живу среди людей, а то вообще бы о такой ерунде не подумала.

– А что может случиться? – спросила я.

– Что-нибудь с самим Шалфеем.

– То есть как бы он с собой чего не сделал от отчаяния, что лишился способности летать?

Дойл кивнул.

– Бывало, крылатые фейри таяли и умирали, когда теряли крылья.

– Я не хотела ему вреда...

– Сидхе опасней всего, когда не хотят вреда, – сказал Холод с горечью, которой мне у него наблюдать еще не приходилось.

– Сегодня моя ночь, – напомнил Никка. До сих пор он в разговоре участия не принимал, и стоило мне взглянуть в его карие глаза, как у меня внизу все напряглось. Желание Никки было не просто откровенным, оно было свирепым, совсем не то что обычная его нежность.

– Судя по твоему виду, – сказал Дойл, – ты все еще опьянен силой. Думаю, чаша на сегодня с тобой не закончила. Я боюсь, что для Мерри это обернется плохо.

Никка помотал головой, не отрывая взгляда от меня, словно все остальное для него не существовало.

– Моя ночь.

Гален перешагнул порог и уставился на крылья Никки.

– Ух ты, это что-то новенькое!

– Многовато сегодня новенького, – настороженно заметил Дойл.

Никке не было дела ни до чего.

– Моя ночь. – И он протянул ко мне руку.

– Нет, – сказал Дойл, взял меня за руку и отвел подальше от кровати.

– Она моя сегодня! – возмутился Никка, и я подумала, что сейчас они подерутся или по крайней мере поругаются.

– Формально – не твоя, а Риса, – поправил Дойл, – и оба вы свое уже получили.

– Если Рис свое получил, то следующий на очереди – ты, Дойл, – сказал Холод.

Никка сжал кулаки:

– Нет! Мы не закончили! – Голос его словно исходил откуда-то из глубин. Может, Никка и стал крылатым, но энергия его была не от воздуха, а от земли.

Дойл передвинул меня себе за спину, отгородив от Никки. Крылья укрывали стоящего на коленях в кровати стража, будто волшебный плащ.

– Приди в себя, Никка. Я не знаю, какие виды на тебя имеет Богиня, но пока мы не убедимся, что для Мерри это безвредно, нам нужно быть осторожней. Твоя божественность не стоит жизни Мерри. Ничто на свете не стоит такой цены.

Я выглянула из-за черной гладкой руки Дойла и увидела, как Никка пытается справиться с собой. Казалось, что он борется с какой-то чуждой силой, и этой силе плевать на то, чего хочет или не хочет Никка.

Страж повалился на четвереньки, крылья улеглись у него вдоль спины, волосы густой каштановой волной накрыли лицо и половину кровати. Он вздохнул так глубоко, что содрогнулся всем телом, радуга крыльев затрепетала. Когда Никка поднял голову, на лице у него была страдальческая гримаса, но он кивнул:

• Предыдущая
• 38/91
• Следующая