Соблазненные луной - Гамильтон Лорел Кей - Страница 39

• Предыдущая
• 39/91
• Следующая

– Дойл прав, прав. – Он шептал это снова и снова, словно убеждал самого себя или ту силу, что им владела.

Дойл шагнул к нему и нежно тронул за лицо.

– Прости, брат, но безопасность Мерри – на первом месте.

Никка кивнул. Вряд ли он почувствовал руку Дойла. Глаза у него будто ничего не видели.

Дойл отступил от кровати, оттесняя меня все дальше, словно по-прежнему не доверял Никке.

– Никто, не получивший еще божественности, не должен спать с Мерри, пока мы не поймем, чего добиваются чаша и Богиня.

– Так что остаются только Рис и Холод, – сказал Гален. Не слишком обрадованный.

– Только Холод – пока не выясним, как много силы вернулось к Рису, – поправил Дойл.

– Не так много, как я надеялся, – сказал появившийся на пороге Рис. – Шалфей задурил мне голову, как вино в субботний вечер.

– А где Шалфей? – спросила я.

– Вся эта магия, видимо, привлекла внимание Конхенн. Она занялась утешением нашего свежеиспеченного сидхе.

– Я думал, с него на эту ночь сидхе хватило, – удивился Гален.

Рис пожал плечами:

– Конхенн умеет уговорить.

– Это ж до какого отчаяния она дошла, что позвала его к себе, – сказал Холод.

– Ну, не знаю, – сказала я. – В последние две недели она без всяких околичностей дала понять, что обрадуется любому из нас в своей постели.

– Мы и так спим в ее постели, – заметил Дойл.

Я посмотрела на него укоризненно:

– Только чтобы быть рядом, пока она не нарыдается и не заснет. Я не это имела в виду.

Дойл позволил себе намек на улыбку.

– Когда скорбь Мэви пошла на убыль, она... дала понять, что была бы не против более ощутимого "присутствия рядом".

Улыбка меня поразила. Наверное, попытки Мэви соблазнить моего Мрака были "ощутимей", чем мне казалось. Рис фыркнул:

– Сейчас ее утешают очень даже ощутимо.

– Вы не понимаете, – сказал Холод. – Никто из вас не понимает.

– Чего не понимаем? – спросила я, глядя в холодное красивое лицо.

– Насколько велика ее нужда, что она приняла Шалфея.

– Он теперь сидхе. Не знаю, надолго ли, но на сегодня – точно.

– Это навсегда, – сказал Холод.

Я нахмурилась:

– Нет, магия может превратить в сидхе на время, как Слезы Бранвэйн. Но сидхе нужно родиться.

– Это неверно, – возразил Холод.

И мне припомнилось вдруг прекрасное дитя, танцующее на снегу. Почему-то казалось нормальным, что изначально бесплотное существо превратилось в сидхе. Но малые фейри или люди в сидхе превратиться не могут. Они не становятся сидхе, так просто не бывает.

– Когда-то мы собирали новых сидхе словно грибы в лесу, – сообщил Холод. – Они росли как после дождичка.

– Отец мне о таком не рассказывал. – Я не хотела сказать, что не поверила, но тон выдал мои сомнения.

– Это было две тысячи лет назад, если не больше, – объяснил Дойл. – С первым великим заклятием мы потеряли способность творить новых сидхе. Мало кому из нас хочется говорить о настоящих утратах.

– Подозреваю, что наши утраты были не так безвозвратны, как нас заставили поверить, – заметил Холод.

– Нас никто не обманывал, – сказал Дойл.

Холод смерил его долгим взглядом:

– Чашу утратил Благой Двор, Дойл. И они же вынудили нас расстаться с большей частью нашей сущности.

Дойл мотнул головой.

– Я не стану спорить на эту тему. Ни с кем из вас, – добавил он, взглянув на Риса и Галена.

Гален развел руками:

– Я никогда и не спорил.

– Ты слишком молод, – согласился Дойл.

– Ну так, может, объяснишь что-нибудь тем, кому еще не стукнуло полтыщи лет?

Дойл улыбнулся уголком губ.

– Почти все великие реликвии, что исчезли бесследно, принадлежали благим. Реликвии неблагих остались, хотя потеряли в силе. Поговаривали, что Благой Двор разгневал Богиню или Консорта, раз они лишились благодати.

– Мы считали, будто они совершили что-то настолько дурное, что божественный лик отвернулся от них, – сказал Холод.

Я повернулась к нему:

– То есть ты так считал.

Он кивнул. Его лицо казалось лицом прекрасной статуи, слишком красивым для живого лица, слишком надменным, чтобы к нему притронуться. Он опять спрятался за холодной маской, которую веками носил при Неблагом Дворе. Я знала уже, что маска была способом защиты – камуфляжем, если хотите, – чтобы прятать за ней боль. Несколько слоев этой защиты я сдернула и увидела, что за ней скрывается. К сожалению, на этой стадии копания в обидах и страданиях мы и застряли. Мне ужасно хотелось двигаться дальше, к следующему слою. Не одни же обиды у Холода за душой. Я в этом уверена... почти.

– Так считают многие, – сказал он.

Дойл пожал плечами:

– Все, что я знаю, – это что мы многое потеряли и что переселились в Западные земли. Кроме этого, я ни в чем не уверен. – Он сердито глянул на Холода. – И ты тоже.

Холод открыл было рот, но Дойл поднял руку:

– Нет, Холод, мы не станем бередить эту рану. Сегодня не станем. Мерри будет только твоей, пока мы не убедимся, что не опасны для нее. Тебе этого мало?

– Пойду-ка я спать, – довольно неожиданно сказал Рис, и все повернулись к нему. – Старые склоки мне неинтересны, а после того, как я мгновенно поддался гламору Шалфея, я не уверен, что вновь стал Кромм Круахом. А если я не бог, то слоняться возле Мерри мне не стоит. – Он послал мне воздушный поцелуй. – Спокойной ночи, моя принцесса! Поутру нам всем нужно будет собраться и успеть на самолет в Сент-Луис. Так что не проболтайте тут всю ночь.

Он погрозил нам пальцем и удалился. Гален поглядел на нас с Дойлом и Холодом.

– Мне тоже пора, наверное. – Он взглянул на меня с болью и сожалением. – Что бы тут ни происходило, надеюсь, мы скоро со всем разберемся.

Я сказала ему в спину:

– Посмотри, как там Китто, хорошо? А то он наверняка проснулся от этого шума.

Он кивнул и ушел, очень стараясь не оглядываться, словно не хотел нас видеть.

– Никка, ступай-ка тоже к себе, – велел Дойл.

– Я не ребенок, чтобы отправлять меня в детскую!

Мы все на него вытаращились, потому что Никка никогда не спорил с Дойлом. Вообще-то он ни с кем не спорил.

– Кажется, с крыльями ты и храбрости набрался, – отметил Дойл.

Никка посмотрел на него очень хмуро:

– Я уйду, если ты уйдешь тоже.

– Намекаешь, что Дойл хочет выставить тебя, чтобы остаться со мной самому? – спросила я.

Никка промолчал, злобно глядя на Дойла.

Холод вынырнул на миг из своей хандры, чтобы сказать:

– Это я просил Дойла остаться.

Никка перевел мрачный взгляд на Холода:

– Зачем?

– Он может обеспечить безопасность Мерри.

Никка сполз с постели и встал перед нами очень прямо – стройное, атлетичное, бронзовое видение, обрамленное буйной гривой волос и еще этими крыльями. Кажется, крылья привлекали меня больше, чем должны были. То есть, конечно, они были прекрасны – но они просто притягивали мой взгляд, мое внимание. Что-то во мне хотело их потрогать, покататься по их великолепию, покрыть все тело многоцветной пудрой пыльцы.

Дойл взял меня за руку, и я вздрогнула. Сердце скакнуло к горлу – непонятно почему.

– Тебе нужно уйти, Никка. Ты зачаровываешь ее, как змея зачаровывает птичек. Не знаю, какой ценой можно разорвать эту твою власть над ней, но не стану рисковать ее жизнью, чтобы это выяснить.

Никка зажмурился, плечи у него ссутулились – но из-за этого крылья мазнули по полу, и ему пришлось снова выпрямиться. Тонкой рукой он откинул волосы с лица, и они упали сбоку каштановым водопадом.

– Ты прав, мой капитан. – По его лицу скользнула тень страдания. – Я поищу, осталась ли еще свободная кровать. Если мы и дальше так будем обходиться со спальнями, их на нас не напасешься.

Я потянулась потрогать его крылья, когда он проходил мимо меня, и Дойл перехватил мою руку, привлек меня к себе и сжал оба моих запястья.

Никка посмотрел через плечо на меня, потом на Дойла.

– Мы вернемся к этому разговору, Мрак. – Голос опять был будто не его, и взгляд такой я у него никогда не видела.

• Предыдущая
• 39/91
• Следующая