Вечный колокол - Денисова Ольга - Страница 77

• Предыдущая
• 77/132
• Следующая

— На местах, помеченных красными крестами, они поставят церкви…

— Да кто же позволит им поставить столько церквей? — пробормотал Волот.

— Я же говорю, — едва не крикнул Вернигора, — они делят нашу землю! Они знают, что сделают с нею, когда придут сюда! Таких карт у нас — полтора десятка. И Псков, и Ладога, и Олонец, и Руса. Вся новгородская земля!

Волхв говорил долго: сначала сбивчиво, не вполне понятно, потом пускался в долгие объяснения, а потом словно освоился, и Волот слушал его раскрыв рот — за словами волхва стояли зримые образы. Солнечный лик Хорса катился в Волхов, изваяния богов оседали на землю, поднимая в небо пыль и копоть, горели дома и капища… И полчища, несметные полчища текли на русскую землю со всех сторон: земля содрогалась под копытами тяжелой конницы, рушились крепостные стены, осадные башни катились по льду рек и рвов, летели тучи стрел, грохотали пушки, снег плавился от пролитой крови, и враг шел по взрытым, грязным полям, перешагивая через трупы павших.

Михаил Архангел вплывал на облаке в сожженный Новгород, а перед ним по водам Ильмень-озера шагал враг в белых одеждах, перепачканных кровью и ядом… И почему-то был похож на Белояра.

Волот передернул плечами и тряхнул головой, когда волхв замолчал.

— Ополчение нельзя уводить из Новгорода, — закончил за него Вернигора, — татары не представляют собой силы, Москва справится с ними без нас, легко и быстро. Как всегда. От татар можно откупиться, и они уйдут обратно в Крым. И откупиться золотом и серебром, а не жизнями новгородцев. Ты видишь? Нас вынуждают ослабить новгородскую землю, и началось это с гадания на Городище! Это тщательно продуманное нападение, настолько тщательное, что они успели решить, где поставят храмы своему христианскому богу!

Волот подумал, что это началось с его сна в годовщину смерти отца. А может быть, гораздо раньше — с того дня, как князь Борис однажды утром не смог подняться с постели.

— Млад Мстиславич, проснись! Ну проснись же! — Ширяй тряс его за правое плечо, ушибленное копытом. Млад и рад был проснуться, ему снился нехороший сон, от которого он хотел избавиться, и никак не мог.

— Млад Мстиславич! — канючил под ухом Ширяй, — это очень важно! Проснись!

Млад долго и мучительно открывал глаза — Ширяй стоял над ним со свечой в руках, чуть не подпрыгивая от нетерпения.

— Что-то случилось? — Млад сел и опустил ноги на пол.

— Нет. Иди, посмотри. Я кое-что понял!

— Ширяй, — Млад зевнул и потянулся, — это не могло подождать до утра?

— Конечно, нет! И потом — уже почти утро. В Сычевке коровы мычат и бабы просыпаются.

— Очень хорошо… — проворчал Млад. Часа четыре утра, не позже…

Весь стол был завален свитками списков с тех бумаг, которые люди Родомила нашли в ямском дворе — начертанные непонятной тайнописью, похожей на арабскую вязь. Человек двадцать писцов делали эти списки больше суток напролет. Конечно, в университете были профессора, знающие арабский не хуже Млада, но Вернигора вручил сундучок с бумагами и ему, на всякий случай. Свечи Ширяй расставил по всему столу, вдоль одной стороны, как будто читал все бумаги одновременно.

Млад, зевая, сел на край лавки.

— Ты что, их прочитал? — спросил он у Ширяя, все еще мечтая отправится обратно в постель.

— Нет. Еще не прочитал. Но прочитаю. Я кое-что понял. Здесь три вида бумаг. Вот тот ворох — самый большой, это письма, там мы ничего не разберем. А вот здесь — совсем другое, — Ширяй кивнул на узкие полоски бумаги, свернутые трубочками, — это что-то вроде записанных заговоров.

— С чего ты взял?

— А они начинаются с одних и тех же слов, и похожими словами заканчиваются. И внутри — много слов повторяется. Похоже на заговор. Но и это еще не все. Вот здесь — одни сплошные цифры. Только не арабские, — Ширяй развернул свиток и прижал его к столу чернильницей, придерживая локтем снизу, — смотри. Это точно — цифры. И я знаю, какой знак какую цифру обозначает! Тут не трудно было…

— Молодец, — кивнул Млад, — ты уверен?

— Совершенно точно, Млад Мстиславич! Все сошлось! Тут цепочки цифр сложенные. И бумаг таких очень много. Они как будто рассчитывают что-то.

— Что они могут рассчитывать, по-твоему?

— Ты мне не поверишь… Я так думаю, но ты мне не поверишь, потому что мне нечем это доказать.

— Ты скажи, даже если я тебе не поверю.

— Это колдовство… Это настоящее колдовство, большое, — Ширяй испытующе глянул на учителя.

— Почему ты так думаешь?

— Мне кажется.

Млад почесал в затылке: Ширяй много читал, даже слишком много, пожалуй. А Млад, как никто другой, знал, что на самом деле означают слова «мне кажется» или «я чувствую».

— Поподробней, — ответил он ученику, взяв в руки свиток и каракули шаманенка на отдельном листе бумаги.

— Это было, как вспышка… Как будто кто-то ударил меня ладонями по ушам с двух сторон. Я не увидел, понимаешь, я вдруг стал это знать. Тогда я уже вычислил, какой символ какой цифре соответствует. Кстати, посмотри. Вот этот символ стоит в начале и в конце каждого заговора, соответствует числу двадцать два или четыре, и означает смерть.

— Почему смерть? И почему двадцать два и четыре?

— Почему двадцать два — я не знаю, но вот, этот символ, знак равенства, рядом два знака, означающих двойку. А два и два будет четыре. Это знак начала и конца. Он открывает заговор и закрывает его. Это знак перехода в другое состояние, а другое состояние — это смерть.

— Это ты мне говоришь? — улыбнулся Млад.

— Для тех, кто не может подниматься наверх, как мы — это смерть, разве нет?

— Ну, может быть назвать это именно переходом в другое состояние? Смерть — это крайность.

— Да? Посмотри. Здесь есть три заговора, — Ширяй выбрал из вороха один маленький свиток, — В начале стоит этот символ, а в конце — не стоит. Я думаю, это заговоры на смерть. Войти в другое состояние и не выйти.

— Знаешь, если бы эти люди могли составлять заговоры на смерть, им бы не пришлось стрелять из самострелов и метать ножи. Да и меня бы они давно уничтожили.

— Ты узко мыслишь, Млад Мстиславич, — Ширяй посмотрел на него сверху вниз, — темный шаман, отправляясь вниз, вовсе не уверен, что вытащит на свет украденную душу. Но все равно ныряет за ней. Наши предки рисовали на стенах пещер убитых туров, но все равно отправлялись на охоту. Я думаю, колдовство не может убить человека, оно может только помочь в его убийстве. И человек — не козел на заклание, он будет сопротивляться. В каждом человеке есть сила, только у кого-то ее больше, а у кого-то — меньше. Тебя вообще колдовством убить нельзя. Я думаю, у всех шаманов очень велика воля к жизни.

— У Бориса воля к жизни была не меньше, уверяю тебя… — пробормотал Млад, — наша с тобой воля к жизни проверена испытанием, только и всего. Она не сильней и не слабей, чем у других.

— Мы под защитой богов. Мы — избранные.

Млад вздохнул и улыбнулся:

— Мы проклятые, а не избранные. И богам нет до нас никакого дела. Нас защищают наши предки, как и всех остальных.

Родомил хотел поехать на вече. Он даже оделся и велел подогнать сани поближе к дому. Млад не отговаривал его — бесполезно. Но до саней главный дознаватель не дошел — на ступенях крыльца открылась рана на бедре, кровь хлынула ручьем, заливая сапог и насквозь промочив не только кафтан, но и шубу. Млад перехватил ему ногу ремнем, стягивая рану, и послал за медиками.

— Они будут говорить об ополчении. Они обязательно начнут говорить об ополчении, — бормотал главный дознаватель, которого вернули в постель, — бояре знают, что князь колеблется, они захотят, чтоб это стало вечевым решением, чтоб князь не смог передумать. Скажи им. Ты умеешь говорить, тебя послушают. Обратись к посаднице, она сделает так, что тебе дадут слово.

На этот раз на вече Млад ехал в санях, под охраной четверых конных судебных приставов, и всю дорогу испытывал неловкость. Волхвы не прибывают в Новгород с сопровождением, они приходят пешком. Впрочем, Млад и пешком никогда не приходил — обычно приезжал на лошади. Ну какой из него преемник Белояра? Если он и появиться на людях не умеет?

• Предыдущая
• 77/132
• Следующая