Под осенней звездой - Гамсун Кнут - Страница 20

• Предыдущая
• 20/22
• Следующая

– А капитан тоже уехал?

– Нет, капитан дома. Знаешь, когда получилось твое письмо, он поморщился.

Я зазываю Фалькенберга на наш чердак и преподно шу ему две бутылки вина, которые достаю из мешка. Эти бутылки я носил с собой в такую даль, старался их не разбить, и вот теперь они пригодились. У Фалькен берга сразу развязался язык.

– Почему капитан поморщился? Ты дал ему про честь письмо?

– Вот как все получилось, – говорит Фалькенберг. – Когда я принес письма, хозяйка была на кухне. «Что это за конверт, на котором столько марок?» – спраши вает она. Ну, я вскрыл письмо и говорю, что оно от тебя и ты придешь одиннадцатого.

– А она что?

– Да ничего. «Стало быть, одиннадцатого он будет здесь?» – спрашивает. «Да, говорю, будет».

– А через два дня тебе было велено отвезти ее на станцию?

– Вот именно, через два дня. Я ведь как рассудил: ежели хозяйка знает о письме, то и капитану тоже надо знать. И как ты думаешь, что он сказал, когда я принес ему письмо?

Я промолчал, поглощенный своими мыслями. Тут что-то не так. Уж не от меня ли она убежала? Но нет, видно, я не в своем уме, станет супруга капитана из Эвребё бегать от какого-то работника! Однако вся эта история казалась мне странной. Ведь я надеялся, что хоть она и запретила мне писать, я смогу с ней пого ворить.

Фалькенберг был огорчен.

– Наверно, зря я показал капитану письмо без твоего ведома. Наверно, не надо было так делать?

– Нет, это не важно. Но что же он сказал?

– Ты, говорит, непременно присматривай за пи лой, – а сам поморщился. – Не то, говорит, чего добро го, кто-нибудь ее утащит.

– Выходит, он на меня сердится?

– Нет, этого я не скажу. С тех пор я от него ни слова об этом не слыхал.

Но мне нет дела до капитана. Дождавшись, когда Фалькенберг совсем захмелел, я спрашиваю, не знает ли он городского адреса хозяйки. Нет, он не знает, но можно спросить у Эммы. Мы позвали Эмму, угостили ее вином, поболтали немного о пустяках, а потом исподволь приступили к делу. Нет, Эмма адреса не знает. Но хозяйка поехала делать покупки к рождеству не одна, а с фрекен Элисабет, пасторской дочкой, и ее родители, конечно, знают адрес. Впрочем, зачем это мне?

– Да я тут купил по случаю старинную брошь и хотел уступить ее госпоже.

– Покажи-ка.

К счастью, у меня действительно была старинная и очень красивая брошь, я купил ее у одной служанки в Херсете и теперь показал Эмме.

– Не возьмет ее госпожа, – сказала Эмма, – даже мне и то она даром не нужна.

– Ну уж если и ты, Эмма, против меня, тогда, ко нечно, – говорю я, принуждая себя шутить.

Эмма уходит. А я снова подступаю с расспросами к Фалькенбергу. У него редкостный нюх, порой он непло хо разбирается в людях.

А что, госпожа, просила его петь в последнее время?

Нет. Теперь Фалькенберг жалеет, что нанялся сюда в работники, столько здесь слез и горя.

– Слез и горя? Да разве капитан и его жена не в самых добрых отношениях?

– Какие там, к черту, добрые отношения! У них все по-прежнему. Прошлую субботу она целый день плакала.

– Подумать только, какая неожиданность, ведь так дружно жили, наглядеться друг на друга не могли, – говорю я с притворным простодушием и жду, что он на это скажет.

– Черт ихней жизни рад, – отвечает Фалькенберг на в альдреский манер. – Ты вот ушел, а она с той са мой поры вконец извелась.

Я просидел у чердачного окна часа два, не спуская глаз с крыльца господского дома, но капитан не показывался. Почему он прячется? Дожидаться было бессмысленно, и я решил уйти, не объяснившись с ним. А ведь оправдание у меня было, я мог бы ему сказать, не покривив душой, что после первой статьи в газете слишком много возомнил о себе. Но теперь мне оставалось лишь упаковать пилу, обернув ее, сколько возможно мешком, и уйти отсюда.

Эмма была на кухне и тайком покормила меня на дорогу.

Дорога предстояла дальняя, – первым делом надо было зайти в пасторскую усадьбу, сделав небольшой крюк, а уж потом идти на станцию. Выпал снег, идти было трудно, а мешкать я не мог, приходилось наверстывать время: они ведь поехали в город ненадолго, за рождественскими покупками, и далеко опередили меня.

На исходе следующего дня я добрался до пасторской усадьбы. Поразмыслив, я рассудил, что лучше все го поговорить с самой хозяйкой.

– Вот зашел к вам по дороге в город, – сказал я ей. – Приходится тащить с собой пилу, так нельзя ли пока оставить здесь хоть деревянный каркас, сами ви дите, какая это тяжесть.

– Стало быть, ты собрался в город? – переспросила она. – Но почему бы тебе в таком случае не переночевать у нас?

– Нет, спасибо. Завтра к утру мне непременно надо в город.

Она поразмыслила и говорит:

– Элисабет сейчас в городе. Она забыла кое-что взять, может, захватишь для нее небольшой пакетик? «Вот и адрес!» – подумал я.

– Но посылку нужно еще приготовить.

– А вдруг я не застану фрекен Элисабет?

– Нет, они с фру Фалькенберг пробудут там до кон ца недели.

Как я обрадовался, как счастлив был услышать это. Теперь я знал, что получу адрес и приеду вовремя.

А она поглядела на меня искоса и говорит:

– Так ты побудешь у нас до утра? Право, раньше мне никак нельзя успеть…

Меня поместили в доме, потому что уже стояли холода и ночевать на сеновале было невозможно. А ночью, когда все в доме заснули, она пришла ко мне с пакетиком и сказала:

– Прости, что я в такое время… Но ведь ты уйдешь спозаранку, когда я буду еще спать.

И вот я снова среди городской суеты, и толчеи, и газет, и многолюдства, но прошли долгие месяцы, и я уже не испытываю перед этим отвращения. Все утро я брожу по городу, потом покупаю себе новое платье и отправляюсь к фрекен Элисабет. Она живет у родствен ников.

Но посчастливится ли мне увидеть ту, другую? Я волнуюсь, как мальчишка. Перчатки мешают мне, и я стягиваю их; но, уже поднимаясь по лестнице, я заме чаю, что при городском платье мои огрубевшие руки выглядят неприлично, и снова поспешно надеваю пер чатки. Нажимаю кнопку звонка.

– Вам фрекен Элисабет? Сию минуту.

Фрекен выходит.

– Добрый день. Вы спрашивали меня… Ах, боже мой, кого я вижу!

– Я привез посылку от вашей матушки. Вот, прошу вас.

Она надрывает обертку и заглядывает в пакет.

– Нет, мама просто неподражаема! Театральный би нокль! Да ведь мы уже были в театре… А вас я сразу и не узнала.

– Разве? Ведь мы виделись не так давно.

– Разумеется, и все же… Но вам, наверное, не тер пится узнать о некой особе? Ха-ха-ха!

– Да, – ответил я.

– Она живет не здесь. Я остановилась у родствен ников. А она – в «Виктории».

– Что ж, мне ведь нужно было только передать вам посылку, – говорю я, не без труда скрывая разоча рование.

– Подождите, у меня дела в городе, пойдемте вместе.

Фрекен Элисабет надевает пальто, кричит кому-то в дверь «до свидания!» и выходит вместе со мной. Мы берем извозчика и едем в какое-то скромное кафе. Фрекен Элисабет говорит, что любит бывать в кафе. Но здесь ужасно скучно.

– В таком случае, не поехать ли куда-нибудь еще?

– Да. Поедемте в «Гранд».

Я боюсь, что мне там будет неловко, я отвык о т всего этого, а ведь придется раскланиваться со знако мыми. Но фрекен непременно хочется в «Гранд». Она в городе всего несколько дней, но уже приноровилась к здешней жизни и ничуть не робеет. Прежде она мне больше нравилась.

Мы снова берем извозчика и едем в «Гранд». Уже вечер. Фрекен садится за ярко освещенный столик и вся сияет от удовольствия. Подают вино.

– Какой вы нарядный, – говорит она и смеется.

– Не мог же я прийти сюда в рабочей блузе.

– Нет, разумеется. Но, откровенно говоря, блуза… Сказать вам мое мнение?

– Сделайте милость.

– Блуза вам больше к лицу.

– В таком случае ну его к дьяволу, это городское платье!

Я сижу как на иголках, не слушая ее болтовни, и на уме у меня совсем другое.

• Предыдущая
• 20/22
• Следующая