Визитная карточка хищницы - Борохова Наталья Евгеньевна - Страница 62
- Предыдущая
- 62/65
- Следующая
Немного волновала Александра странная бесчувственность Ольги, когда речь заходила о применении к его недругам разного рода физического воздействия. Она деловито давала советы, не подозревая, что ее слова шокируют любимого. Суворов не любил излишне впечатлительных женщин, готовых упасть в обморок при виде мыши, но и в случаях, когда представительница слабого пола рассуждает об убийстве, как о способе засолки огурцов, ему становилось не по себе. Он прислушивался к ее словам, пытаясь уловить какой-то другой смысл, но Голицына была всегда предельно конкретна. Заглядывая в ее глаза, он пытался увидеть в них жестокость, но видел лишь любовь и бесконечную заботу о нем. Поэтому он отмахивался от назойливых мыслей и вскоре забывал о своем беспокойстве.
Ольгина стратегия давала отличные результаты. Суворов стал депутатом Законодательного собрания области, уважаемым человеком, преуспевающим бизнесменом. В этом ей чудился особый смысл. Она могла принадлежать лишь человеку, которому, в свою очередь, принадлежит мир. Суворов был на правильном пути, но произошла досадная задержка – его арестовали. С самого начала Ольга решила бросить все силы на то, чтобы его спасти. Ей удавалось многое, пока она не получила злосчастную повестку о вызове в прокуратуру.
Расследование проводилось следственной бригадой, включающей сотрудников областного УВД и прокуратуры области. Следователь со странной фамилией Котеночкин был мал ростом и неказист, но хваткой обладал бульдожьей. Задав Ольге несколько вопросов, он убедился, что любовница Суворова сотрудничать с ним не собирается. Она ловко выворачивалась, говорила массу ненужных фраз, но ничего конкретного. Он отпустил ее скрепя сердце. Но его глаза, сверлящие Голицыну острыми буравчиками, не предвещали ничего хорошего. Шло время, и Ольга успокоилась. Вскоре последовал новый вызов.
Только зайдя в кабинет, Ольга уловила, что произошло нечто непредвиденное. Котеночкин улыбался…
Голицына пристально смотрела на Елизавету.
– Ну, так что вы можете пояснить по поводу прозвища Заплатка? – повторила вопрос Дубровская.
– Запишите мое возражение в протокол судебного заседания. – Грановский сделал еще одну попытку достучаться до суда. – Вопрос не по существу дела. Кроме того, адвокат использует какую-то оскорбительную терминологию.
Горин даже не попытался сделать замечание Елизавете. На его глазах непотопляемое судно защиты, управляемое знаменитым адвокатом, нос к носу столкнулось с айсбергом. Судя по всему, настырная Дубровская была на верном пути. Достаточно было взглянуть на Голицыну. Та стояла бледная, как свежеоштукатуренная стена.
Ольга пыталась угадать по выражению лица Елизаветы, какой информацией та обладает. Но лицо молодого адвоката было непроницаемо.
– Не хотите отвечать? Ну что же, придется поставить вопрос по-другому…
Тут Елизавета зачем-то полезла в сумку. Поковырявшись в ней минуту, она неловко рассыпала содержимое на пол. Ойкнув, Дубровская попыталась собрать раскиданные вещи. Но, пожалуй, никто не обратил на это внимания. Все взгляды были прикованы к Ольге. Та, в свою очередь, пошатнувшись, вцепилась в свидетельскую трибунку. Лицо ее замерло от ужаса.
На полу были рассыпаны красочные фотографии…
Следователь указал на пестрый ворох фотографий.
– Кто бы мог подумать, уважаемая Ольга Ивановна, что ваша биография столь занимательна! Признаться, по внешнему виду и не скажешь…
Ольга замерла. Котеночкин, не обращая внимания на искаженное лицо свидетельницы, разглядывал фотографии. Тут был почти полный перечень продукции с ее изображением: календари, открытки, журналы, малюсенькие книжечки.
– Спасибо московским коллегам… Материал предоставили прелюбопытнейший. Видите ли, уважаемая, заведено дело по незаконному распространению порнографической продукции. Изъяли большую партию такой макулатуры, а тут сюрприз! Знакомые все лица! А вы звезда, Ольга Ивановна. Слов нет, звезда!
Ольга молчала, а следователь все больше распалялся:
– Мне лично нравится вот этот снимок. Я бы его назвал «Девушка и огурец». Ха-ха! Забавно, а? Кстати, Александр Петрович в курсе вашего, с позволения сказать, хобби?
Голицына замерла.
– Обидно, если он не подозревает о талантах своей невесты. Думаю, надо будет ему показать. Пусть парень гордится!
– Что вы хотите? – еле слышно спросила она.
– Все то же, милейшая, что и раньше… Показания по существу, без всякой этой вашей женской лабуды: «Не знаю», «Не помню», «Простите, я такая рассеянная».
– Какой смысл мне давать вам показания? Ведь тогда Суворов погибнет. Где, по-вашему, смысл? Я же его потеряю! – как в бреду говорила она.
– А у вас есть другие варианты? – хмыкнул Котеночкин. – Думаете, если мы ему покажем, где вы… хм!…занимаетесь любовью с мужчиной, ну или делаете вид, что занимаетесь… Полагаете, он будет ждать от вас объяснений? Я бы на это не рассчитывал.
– Что же делать?
– Ольга Ивановна! Что до меня, то вы мне глубоко симпатичны… Давайте заключим с вами джентльменское соглашение. Вы даете мне показания… Разумеется, чистосердечно и обстоятельно. Я же, со своей стороны, оформляю их под чужой фамилией, той, которую вы сами выберете. И никто никогда не узнает ни о вашем темном прошлом, ни о нашей с вами беседе. Ну как, идет?
– Я не так юридически безграмотна, как вам хотелось бы, и кое-что понимаю. Какой вам прок от таких показаний? Вы же не сможете использовать их в суде как доказательство?
– Конечно, не могу, – как-то очень просто согласился Котеночкин. – Только если вы передумаете и по собственной инициативе захотите подтвердить их в суде.
– Не мечтайте, подтверждать я их не стану. Так вот, я не улавливаю смысла, что от этого будете иметь вы?
– Неправильно ставите вопрос. Важнее, что приобретете вы. А вам я обещаю полную конфиденциальность с моей стороны. Эти фотографии никто и никогда не увидит. Ваш покорный слуга унесет тайну с собой в могилу.
– Вы уходите от ответа.
– Ах да… Что приобретем мы… Мы будем использовать ваши показания для оперативной разработки. Только и всего.
– Другими словами, вы с моей помощью будете собирать доказательства против Суворова и других?
– Как бы вам объяснить, Ольга… Для того чтобы нам успешно вести расследование, нам нужно верное направление, а его пока нет. Вы нам его дадите. И мы будем знать, против кого копать и где именно это делать. Я же вам обещаю, что никто никогда не узнает о нашем маленьком заговоре. И поверьте, я умею держать слово.
– Ничего не выйдет. Я никогда не пойду на это.
Твердая решимость, с которой были сказаны эти слова, ничуть не поколебала Котеночкина.
– Сдаюсь, сдаюсь… – шутливо раскланялся он. – Преклоняю перед вами голову, несгибаемая вы наша.
Что-то в тоне следователя насторожило Ольгу.
– Оленька! Я отлучусь на минутку. Нужно выйти по делу, но вы меня дождитесь. Лады? А чтобы вы не скучали, я вам включу телевизор.
– Пожалуй, не стоит, – холодно ответила Голицына.
– Зря отказываетесь. У меня есть замечательный фильм! Безумно интересный.
Котеночкин достал из сейфа кассету и вставил ее в видеомагнитофон.
– Вот вам пульт. Нажмете на эту кнопочку. А я отлучусь с вашего позволения. Желаю вам приятного просмотра.
Котеночкин чуть ли не расшаркивался перед ней. Дверь затворилась. Ольга осталась одна. Скорее машинально, чем от любопытства, она нажала кнопку.
Маленький кабинет следователя заполнился разнообразными, но недвусмысленными звуками: похотливыми криками, учащенным дыханием, стонами. На экране мелькали кадры давно забытого прошлого.
Убогая обстановка комнаты, большую часть которой занимала гигантских размеров кровать. Примитивные попытки режиссера сделать это гнездышко грязной любви уютным и привлекательным явно не имели успеха. Дешевое китайское покрывало в кружавчиках, несколько подушечек и валиков только подчеркивали безыскусность этого киношедевра. Однако пара, занимающаяся любовью на переднем плане, была выше всяких похвал. Особенно партнерша… Она была необычайно привлекательна и раскрепощена. Загорелое стройное тело, темные струящиеся волосы, полная высокая грудь. Она отдавалась страстно, ничуть не смущаясь направленного на нее объектива кинокамеры. Казалось, что для нее во всем мире существует только ее партнер, огромный, волосатый, агрессивный… Кинокамера то наезжала, то удалялась, снимая весь акт любви в мельчайших подробностях.
- Предыдущая
- 62/65
- Следующая
