В поисках тебя - Маккинли Элис - Страница 18

• Предыдущая
• 18/33
• Следующая

– Нет, ты должен был проследить за отчетами, которые посылают мои сотрудники. – Это были первые слова, которые услышал Рене, войдя в номер Джуди утром.

Вчерашний разговор, само собой, закончился постелью. Но после секса хозяйка номера, заботясь о своей репутации, по давно заведенному обычаю каждый раз выгоняла Ноэля в его апартаменты, а утром либо заходила сама, либо дожидалась его у себя. Так было и на этот раз. Сегодня Рене успел позавтракать, спуститься в бар и даже купить программу заездов на «Аскоте», прежде чем она вызвала его. Официант в баре подал конверт с запиской: «Где тебя носит? Дожидаюсь уже полчаса!» Да, стоило Джуди взяться за серьезное дело, как любезности у нее значительно поубавилось. И вот Рене явился по приглашению, неся конверт в руке.

– Интересное дело, Генри! Что за чепуху ты несешь, каким факсом я могу отправить бумаги на подпись, а ты потом тоже мне с подписью по факсу?

Генри? Имя бывшего мужа, у которого Джуди оттяпала половину состояния. Как он вообще после этого с ней разговаривает? Так ведь не просто разговаривает, еще и дела ведет!

– Что? Мартин должен был приехать и отдать мне? Ничего не понимаю. Я только вчера с ним обедала, быть такого не может… А я говорю, что мы в течение двух часов были вместе и он ни словом не обмолвился.

Рене сел в кресло. Беседа, судя по накалу страстей, обещала быть либо долгой, а в этом случае нечего дурь из ног выбивать, либо очень короткой, если один из собеседников, не выдержав, бросит трубку, но и тогда тоже лучше не стоять. Во-первых, вид сидящего человека успокаивает, а во-вторых, Джуди наверняка станет в запале эмоций пересказывать содержание разговора, а это минут на сорок минимум.

– Ну, знаешь ли, он и твой сын ровно настолько же, насколько и мой. Почему я должна заниматься его воспитанием? В конце концов, он давно не ребенок, это раз, и в любом случае мальчиков воспитывают отцы, это два. И вообще, в качестве наказания предлагаю заставить его прошвырнуться с папками до Женевы, чтоб лучше в следующий раз работала память. Вот-вот, и тебе поможет заодно. Отлично, только звони ему сам. Разумеется, я с тобой даже не разговаривала. Хорошо, пока. Перезвони, когда явится, на сотовый. Все, привет вашим.

Джуди, сидевшая на кровати с ногами, довольно ловко спрыгнула на пол и, подойдя к Рене, потрепала его по волосам.

– Путь свободен. Я оклеветала собственного сына, и через полчаса он поедет в Женеву получать взбучку от отца за нерасторопность. Повезет документы, а это значит, что в твоем распоряжении целый день. Сейчас ты поедешь на скачки, эта моделька будет там одна. Полюбезничай, ну, короче, ты понял… Мартина я услала по меньшей мере до завтра, а про меня соври, что лежу с головной болью, это будет недалеко от истины, моя мигрень еще в силе.

Этот приказной тон мог вывести из себя кого угодно, и Рене едва сдержался, чтобы не вспылить. Игры закончились. Миссис Теренс показала свое истинное лицо: расчетливая хищница, а Ноэль из любовника превратился в подручного. По сути дела, смысл не изменился: деньги за услуги, только вот сами эти услуги – а точнее, услуга – нравились Рене все меньше и меньше. Вчера он легко согласился, не подумав, что, собственно, топит себе подобного. Сегодня же эти мысли настойчиво лезли в голову.

– Ну что, действуй, мой хороший. – Джуди чмокнула Рене в губы и пошла в соседнюю комнату переодеваться, показывая, что разговор окончен.

– Я постараюсь. – Не найдя, что еще можно сказать в подобной ситуации, Рене поднялся и вышел из номера.

Когда он прибыл на скачки, заезды уже начались. Ложи были заполнены блестящей публикой, чьи шляпы и цилиндры представляли собой не менее замечательное зрелище, нежели само действо. Крупы взмыленных лошадей, каждая из которых стоила почти столько же, сколько хороший замок где-нибудь в Шотландии, а то и больше, отливали на солнце бронзой. Вороных почти не было, по преимуществу гнедые и каурые. Красивые, грациозные животные, не участвующие в заездах, прохаживались в загонах, жокеи, готовясь к выступлению, проверяли амуницию, подтягивали подпруги.

Все было просто великолепно, одним словом – «Королевский Аскот». Но сегодня этот праздник жизни не радовал Рене. По дороге он старался не думать о предстоящей задаче, но теперь она вновь встала перед ним насущной необходимостью. Рене нашел глазами свое место: Анаис сидела там одна, было видно, что и ей не очень-то весело.

Почему он должен портить жизнь человеку, с которым, вероятнее всего, больше никогда не встретится? Ведь, в конце концов, каждый живет как умеет. Какое право он имеет осуждать ее? Тем более что сам такой же. И вообще, с людьми, подобными Мартину Теренсу, общаются не от хорошей жизни.

Рене, поминутно извиняясь, прошел к своему месту. А на душе скребли кошки. Вот сейчас он начнет заниматься действительно гнусными вещами, после секса за деньги это следующая ступень морального падения. В своем ремесле он, по крайней мере, никому не вредил. А теперь в его руках оказалась жизнь другого человека, и он сломает ее ради собственного благополучия, потому что провал операции грозит ему потерей репутации. Уж кто-кто, а Джуди сумеет сделать так, чтобы ни одна богатенькая дамочка больше не посмотрела в сторону некого Рене Ноэля. А Энн Макбрайт не будет рядом. Итак, потопить другого ради себя самого. Но чем тогда он лучше той же Джуди Теренс? Ничем. Это и пугало Рене больше всего. Ощущение низости, подлости, возникавшее у него при общении с клиентками, всегда находило какой-то выход. «Я выше их, мне просто нужно как-то жить». Это оправдание выглядело вполне убедительно и успокаивало больную совесть. Но теперь? Теперь он опустился до их уровня.

Рене старался идти как можно медленнее. Надо же найти хотя бы внутри себя какое-то решение, точку отсчета. Ладно, лучшее, что можно сделать, – это пустить все на самотек. Он не станет прилагать каких-то неимоверных усилий, специально навязываться, пускать в ход свои уловки, будет вести себя с женщиной (в кои-то веки) естественно. Конечно, эта ложь о происхождении… Ладно, он постарается обходить нежелательную тему. Если девчонка клюнет, сама виновата. Ничего из ряда вон Рене применять не будет, она вполне сможет воздержаться от необдуманных шагов. А если устоит – тем лучше для нее. Он тогда скажет, что честно выполнял задание, просто девица больно упертая.

На душе как будто стало легче, появилась система координат, позволяющая хоть как-то ориентироваться в происходящем. Итак, естественность.

– Доброе утро, – поздоровался Рене, садясь рядом с Анаис.

Девушка, в этот момент смотревшая на скачки, повернулась лицом к нему.

– Здравствуйте. – Она небрежно кивнула и опять отвернулась.

Рене задумался: с клиентками он точно знал, как действовать, а вот как бы повел себя он сам? Тяжело. Первая реплика уже поставила перед ним сложную задачу. Дело в том, что Рене, привыкший играть на публику, вечно выполняющий прихоти окружающих, а не свои собственные, теперь не знал, чего хочется именно ему. Профессионализм подсовывал заранее подготовленные на этот случай типичные фразы. Если дама не уделяет ему внимания, не хочет его заметить, то самый эффективный способ – ложно обидеться на нее. Рене делал так много раз. «Если вам неприятно находиться в обществе человека гораздо моложе вас, я могу уйти, но тогда, пожалуй, стоит высказывать подобные желания прямо, а не ждать, пока джентльмен догадается. Честь имею». Или: «Извините, что помешал вам, но, позвольте заметить, излишняя эмоциональность вам не к лицу. Еще раз простите». Подобные фразы выдавались абсолютно невпопад, но имели неизменный успех. Дамочки начинали уточнять, что именно имеет в виду молодой человек, а дальше следовало намекнуть, что он подошел к ней не просто так, а движимый необыкновенной симпатией, обаянием собеседницы. Так поступил бы Рене Ноэль. Но вот Рене Дюлье? Стал бы деревенский парень родом из французской провинции навязываться девушке, которая его не замечает? Пожалуй, попробовал бы еще разок завязать беседу, без комплиментов и специальных приемов, но если бы она и тут заартачилась, как говорили у них на ферме о своевольных кобылах, то, пожалуй, отстал бы. Рене усмехнулся: как давно все это было! Где же ты, Рене Дюлье, веселый, разбитной парень, умевший радоваться жизни даже в самые тяжелые дни, загорелый, в старых джинсах, вытертых с внутренней стороны от постоянной езды верхом? В какие подземелья упрятал тебя Ноэль? Этот утонченный хлыщ, продумывающий каждое слово, каждый жест? Выходи, Дюлье! Порадуйся солнцу хотя бы ненадолго! И Рене улыбнулся. Впервые за несколько лет он не чувствовал необходимости ломать себя, загоняя собственную личность в праздничную упаковку светского ловеласа. Многое из прошлого утрачено навсегда – к примеру, прежней наивности уже не вернуть никогда. Но ведь многое и осталось. Нужно только извлечь его из глубин своего «я».

• Предыдущая
• 18/33
• Следующая