Я – контрабандист - Неклюдов Андрей - Страница 14

• Предыдущая
• 14/42
• Следующая

– Может, попросим поджарить?

Олегу явно нравилось блюдо в его первозданном виде, но, видимо, хотелось, чтобы у меня сложилось благоприятное впечатление о Корее, и он принялся знаками втолковывать хозяйке, чего мы желаем. Та очень долго не понимала, хотя ей уже прямо тыкали пальцами на куски рыбы и на маленькую газовую плитку. Когда же до нее дошло, она дико посмотрела на нас – так, как если бы мы попросили ее бросить нам в блюдо пригоршню песка. Сердито, как мне показалось, она забрала рыбу, швырнула ее на лист фольги и сунула в пламя. «Первый раз вижу таких дураков», – говорил весь ее облик.

Позднее я распробовал и оцепил сырую рыбу, и сырые, едва ли не шевелящиеся во рту щупальца кальмаров, и чуть примаринованные нежные гребешки… Но в тот вечер, если честно, я с радостью променял бы эти экзотические дорогостоящие лакомства на тарелку отварной картошки. А впрочем, именно эти специфические, остро пахнущие кушанья как нельзя лучше подходили ко всей окружающей обстановке – гулу рынка, плеску и запаху моря, виду разделываемой живности и неказистых рыбацких судов.

Допив соджу и расплатившись, мы отправились дальше по набережной. Уже смеркалось. Подгоняемые естественной надобностью, мы нашли проход в металлической ограде и спустились по осклизлым сбитым ступеням к темной колышущейся воде. В подножии бетонного уступа набережной по обросшим тиной, словно мокрыми черными волосами, камням сновали какие-то тени. Крысы! Один из зверьков бежал по толстому, дугой провисшему канату, тянущемуся от берега к рыболовецкому судну. Я нашарил ногой осколок бетона и швырнул в крысу-канатоходца. Камень пролетел мимо, а крыса, балансируя хвостом, проследовала дальше и скрылась в отверстии борта.

Почему-то вид этих животных напомнил мне о предстоящих испытаниях – о таможне, о бандитах, которые, по словам Олега, встречают каждое судно.

В последний перед отходом день шла погрузка в основном продуктов. Работали лебедки. «Турбидит» обрастал штабелями картонных ящиков.

Мы с Олегом загружали последнюю партию товара. Я как раз нес на плечах мешок, когда к судну в сопровождении двух пожилых корейцев подошла изящная миниатюрная девушка-кореянка в белоснежной блузке, с редкостно милым смуглым личиком.

– Извините, вы сейчас уходите? – обратилась она ко мне по-русски, мягко выговаривая слова.

– Да, – кивнул я, сожалея, что я в таком жутком виде, в грязной, мокрой от пота одежде, и что мы сейчас уходим. – Вы русский бизнесмен?

Я бросил мешок на землю.

– Какой товар вы везете в Россия?

– Одежду, обувь, – отвечал я, и мне уже казалось, что и в самом деле это везу я, а не Олег. – На шестьдесят тысяч долларов! – прибавил я с гордостью, как когда-то, хвастаясь перед Катей своими золотоносными зонами и их потенциальными запасами («Многие сотни тонн!»).

– О-о-о! – воскликнула корейская девушка. – Я работаю переводчицей, – объяснила она. – Фирма «Росинбнте». Я хочу с вами – договор. Одежда, обувь, соки… Выгодно, понимаете?

Я энергично закивал.

– Снова Пусан? – спросила она. – Вы! Число!

Я назвал примерное число следующего рейса.

– Звоните. Пожалуйста, – и она протянула визитку.

«Ём Ён Сон», – прочел я ее имя.

– Можно звать Инна, – улыбнулась она.

Я тронул чумазой рукой ее белое плечико:

– Ты красивая девушка.

– Спасибо.

– Вадим, ты почему не грузишь?! – послышался окрик Олега.

Ближе к вечеру пошел дождь, а погрузка судна продолжалась. Мокрые коробки часто разваливались. Высыпавшиеся из них пачки чипсов, коробочки лапши наваливали на лист брезента и подымали на борт. Трюмы и лаборатории на теплоходе давно были забиты, на палубах высились целые сооружения, укрытые полиэтиленом, брезентом и обвязанные шнуром. Все свободные уголки, часть кают-компании – все было заставлено коробками.

Мы с Олегом отдыхали, попивая пиво, на лежаках в судовой сауне. Я думал о Ём Ён Сон, вспоминая ее смуглое, словно матовое, лицо. Надо будет обязательно разыскать ее в следующий приезд. Возможно, через нее я найду и новый источник дешевых товаров. Да и вообще…

Между тем нас стало покачивать. Захлюпала вода в сливном отверстии душа.

– Отвалили! – вздохнул Олег. – Гуд бай, Пусан.

Я выглянул наружу. Пусан едва проглядывал и таял на глазах, будто смываемый дождем. Взорвавшаяся под бортом волна осыпала меня больно ударившими, словно камешки, крупными холодными брызгами. Судно раскачивалось все сильнее. По коридорам невозможно стало пройти, так как рухнули и забили проход сложенные вдоль стенок ряды картонных коробок.

Сквозь мутный иллюминатор я видел вырастающие и рушащиеся горы воды. Вскидываясь, они взрывались на вершинах белым взрывом, который тотчас сметался ветром. Темно-серые, они моментами просвечивали вдруг на самом острие гребня зеленым изумрудом. «Турбидит» сотрясался от гулких ударов, скрипя и дрожа всем корпусом. Мне казалось, я физически чувствую, как ему тяжело. В каюте время от времени наступал короткий зеленовато-серый сумрак. Это волна накрывала иллюминатор (ночью в этой черной кипящей воде яркими огоньками кружились по стеклу морские организмы). Все чаще вместе с потоками воды, скатывающейся с палубы, скользили по иллюминатору клочья раскисшего картона, мелькали в волнах цветные полиэтиленовые пачки.

– Не повезло Толику, – сокрушенно покачивал головой наш сосед Рашид, крепкий, борцовского сложения мужчина лет сорока со скуластым, точно вырубленным из какого-то крепкого материала лицом. – Так у него весь груз смоет, пока дойдем.

Штабеля коробок на баке, подмываемые волной, проседали, обвязка ослабевала, и под раздуваемый ветром брезент врывался дождь. Товар пропадал. Сотни пачек чипсов уносились за борт. И хотя груз был не наш, мне трудно было с этим примириться.

– Надо же как-то спасать. Помочь как-то… – высказался я.

– Во-первых, бесполезно, – возразил Олег. – На таком ветру при качке ничего не сделаешь, скорее сам улетишь за борт. А во-вторых, это не принято – помогать. Тут каждый сам за себя. Я в этом не раз убеждался на себе.

– Да, законы волчьи, – подтвердил Рашид, который вез помидоры, и у него тоже намокла часть груза.

– Редкий рейс обходится без потерь и всяких острых моментов, – проговорил Олег. – Не забуду, как шли из Пусана на «Вулканологе» и на полпути к Владивостоку загорелись. Отчего – никто не знает. Загорелись коробки с чипсами. Случилось это, видимо, рано утром, а только в десять утра обнаружили. И давай все чипсы за борт! За судном – две белые полосы по волнам – дымящиеся коробки. Мачта подгорела главная с пеленгатором, рухнула; правда, не совсем, повисла на проводах, а то бы крышу пробила. Так и подошли к морвокзалу – без мачты, обгорелые. Еще и разбалансировка произошла – на один борт накренило…

В эту минуту нас самих так накренило, что я решил, будто судно опрокинулось. Но тотчас, с такой же амплитудой, его завалило в обратную сторону. Я вместе со стулом поехал через всю каюту и врезался в дверь. Олег заставил меня приподняться и специальной цепочкой с крючком пристегнул стул к кольцу в полу.

– А мы как-то шли на траулере, я тогда в рыбфлоте работал… – как ни в чем не бывало продолжал разговор Рашид.

Но я уже не слушал, обратив все внимание на угрожающий гул моря, от которого становилось не по себе. Ночью мне померещились смываемые за борт чипсы. Что-то скрежетало за стенкой, неприятно скрипела вся мебель, храпел и стонал Рашид. От мокрых коробок с помидорами, какие Рашид приволок в каюту (самые раскисшие), воняло прелыми портянками, как это бывает в экспедиции в палатке в периоды затяжных дождей.

• Предыдущая
• 14/42
• Следующая