Библия Раджниша. Том 3. Книга 1 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 58

На мгновение наступает полная тишина; и даже этого единственного мгновения тишины достаточно, чтобы дать вам почувствовать вкус медитации.

Гурджиев разрабатывал танцы, и во время таких танцев внезапно кричал: «Остановись!» В танце вы не знаете, в какой позе окажетесь. Люди просто падали на пол. Но даже если вы падаете, упражнение продолжается. Если ваша рука находится в неудобном положении, прижата телом, вы не должны устраивать ее поудобнее, потому что это означает, что вы не даете уму шанса остановиться. Вы все еще слушаетесь ума. Ум говорит: «Неудобно, устройся поудобнее». Вы же не должны ничего делать.

В Нью-Йорке, когда он демонстрировал свой танец, Гурджиев выбрал очень странную ситуацию. Все танцоры стояли в ряд, и на определенной стадии танца, когда они, танцуя, двигались вперед и стояли вслед за первым танцором на краю сцены, Гурджиев сказал: «Остановись!». Первый человек упал, упал второй, упал третий, - весь ряд упал друг на друга. Но стояла мертвая тишина, никто не двинулся.

Один из зрителей, видя все это, впервые испытал переживание медитации. Он не делал этого упражнения, он просто видел его. Но видя, как такое множество людей внезапно остановились и упали, упали как мертвые, без малейшего усилия изменить позу или что-нибудь еще... Похоже было на то, что всех их парализовало.

Этот человек сидел в первом ряду, и, не зная того, он остановился, замер в позе, в которой находился: его глаза перестали мигать, дыхание прекратилось. Видя эту сцену, - он пришел, чтобы посмотреть на танец, но что же за танец это был? - внезапно он почувствовал, как энергия нового вида поднимается в нем. И это было так тихо, он настолько наполнился осознанностью, что стал учеником. В ту же ночь он пришел к Гурджиеву и сказал: «Я не могу ждать».

Быть учеником Гурджиева было очень трудно; он делал почти невозможное. Он был изобретателем тяжелых задач. Можно допустить какие-то вещи, если виден хотя бы какой-то их смысл, но с Гурджиевым была та проблема, что не было очевидного смысла.

Имя этого человека было Николл. Гурджиев сказал: «Не так-то просто стать моим учеником».

Николл сказал: «Так же не просто отказать мне. Я пришел, чтобы стать учеником, и я стану им. Вы можете быть трудным Учителем, я знаю; я трудный ученик!» Оба человека посмотрели в глаза друг другу и поняли, что они из одного племени. Этого человека нельзя было упустить.

Николл сказал: «Я не уйду. Я буду просто сидеть здесь всю жизнь, пока вы не примете меня как ученика», - и этот случай с Николл ом был единственным случаем, в котором Гурджиев принял ученика, не напакостив ему; в других случаях он был очень тяжелым человеком. Даже с таким человеком, как П.Д.Успенский, который сделал Гурджиева всемирно известным, - даже с ним Гурджиев был тяжелым.

Успенский вспоминает, как они путешествовали из Нью-Йорка в Сан-Франциско на поезде и Гурджиев посреди ночи начал делать нечто отвратительное. Он не был пьян, он не пил даже воды, но вел себя как пьяный, - ходил от одного купе к другому, будил людей, разбрасывал их вещи. Успенский, следуя за ним, сказал: «Что вы делаете?» - но Гурджиев не слушал его.

Кто-то остановил поезд стоп-краном: «Похоже, этот человек сошел с ума!» Потом пришел кондуктор и полицейский. Успенский извинился и сказал: «Он не сошел с ума и не пьян, но что делать? Мне очень трудно объяснить вам, что он делает, потому что я и сам не знаю». И вот прямо перед кондуктором и полицейским Гурджиев выбросил чей-то чемодан в окно!

Полицейский и кондуктор сказали: «Ну это уже слишком.

Держите его в своем купе, мы дадим вам ключ. Закройтесь изнутри, иначе мы вас обоих выбросим на следующей станции».

Естественно, Успенский, с одной стороны, чувствовал смущение, и, с другой стороны, он был взбешен, - почему этот человек ведет себя так отвратительно. Он подумал: «Я же знаю, что он не сумасшедший, я знаю, что он не пьяный, но...» Гурджиев вел себя дико, кричал что-то по-русски, вопил по-русски, по-кавказски, — он знал много языков, — но в тот момент, когда дверь закрылась, он тихо сел и улыбнулся. Он сказал Успенскому: «Ты как?»

Успенский сказал: «Это вы меня спрашиваете: "Ты как?"! Вас могли бы засадить в тюрьму, и меня тоже, - ведь я не мог бы оставить вас в таком положении. В чем цель всего этого?»

Гурджиев сказал: «Тебе нужно понять это. Все это я делал для тебя, а ты спрашиваешь меня, в чем цель? Цель в том, что не нужно реагировать, не надо смущаться, не надо беситься. Какой смысл испытывать смущение? Что из него получишь? Ты теряешь хладнокровие, не выигрывая ничего».

«Но, - сказал Успенский, - вы выбросили тот чемодан в окно. Как быть с тем человеком, чей чемодан вы выбросили?»

Гурджиев сказал: «Не беспокойся - это твой чемодан!»

Успенский посмотрел вниз и увидел, что его чемодана нет. Что делать с таким Учителем! Успенский пишет: «Я почувствовал желание сойти на следующей станции и вернуться назад в Европу... что еще будет вытворять этот Гурджиев?»

А Гурджиев сказал: «Я знаю, о чем ты думаешь, - ты думаешь о том, чтобы сойти на следующей станции. Храни хладнокровие!»

«Но, - сказал Успенский, - как я могу оставаться хладнокровным теперь, когда мой чемодан выброшен, а вместе с ним и вся моя одежда?»

Гурджиев сказал: «Не волнуйся, - твой чемодан был пустым. Твою одежду я переложил в свой чемодан. Ну, теперь-то остынь».

В другой раз, когда он был на Кавказе, а Успенский был в Лондоне, Гурджиев послал Успенскому телеграмму: «Приезжай немедленно!» А когда Гурджиев говорит «Немедленно», это означает немедленно/

Успенский был занят какой-то работой, но тут же оставил ее, собрался немедленно, покончил со всеми делами и отправился на Кавказ. В те дни в России была революция, и поездка на Кавказ была опасным делом, абсолютно опасным. Люди бежали из России, чтобы спасти свои жизни, так что въезд в Россию такому известному человеку, как Успенский, хорошо известному математику, всемирно известному... Он был также хорошо известен как антикоммунист, он не был за революцию. Так что вызывать его в Россию и, кроме того, так далеко, на Кавказ...

Чтобы добраться до Гурджиева, нужно было проехать через всю Россию, а тот находился в маленьком местечке; в Тифлисе, но если Гурджиев звал... Успенский отправился. Когда он приехал, он по-настоящему кипел, ведь ему пришлось проезжать мимо горящих поездов, станций, зарезанных людей и трупов на платформах. И как это ему удалось - он сам не мог поверить тому, что ему удалось добраться до Гурджиева. И что же сказал ему Гурджиев? Он сказал: «Ты приехал, теперь можешь уезжать: цель была в исполнении. Увидимся позже в Лондоне».

Вот такой человек... У него есть цель - в этом нет сомнения, - но странные у него способы работы. Он не считался даже с Успенским. Успенский так рассердился, что после этого инцидента прекратил все отношения с Гурджиевым, ведь этот человек втянул его в самую пасть смерти без всякого смысла! Но Успенский упустил смысл. Если бы он уехал так же тихо, как приехал, он стал бы просветленным ко времени прибытия в Лондон, - но он упустил смысл.

Такой человек, как Гурджиев, может иногда совершать поступки очевидно лишенные смысла, но они всегда осмысленны.

Николл стал его учеником и был вынужден пройти через многие странные задания, странные во всех отношениях. Ни один Учитель до Гурджиева не пробовал такие странные способы. Например, он заставлял учеников есть; есть все время; он постоянно заставлял: «Ешьте!» Учителю нельзя сказать нет. До слез на ваших глазах он повторял: «Ешьте!»... и эти специи, кавказские специи — индийские специи ничто по сравнению с ними! Все ваше горло горит, вы чувствуете, что ваш живот, ваши кишки в огне, а он говорит: «Ешьте! Все время ешьте, пока я не скажу остановиться».

Он имел во всем этом некоторый скрытый смысл. Есть некоторая точка для вашего тела... Как раз на днях я говорил вам, что для тела наступает некоторый момент, когда, если вы поститесь, через пять дней тело изменяет свою систему. А именно, тело начинает поглощать свой собственный жир и больше не испытывает чувства голода. Это один из использованных им методов. Есть еще один подобный метод, но в противоположном направлении.