Операция «Джеймс Бонд» - Сотников Владимир Михайлович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/36
- Следующая
– И чего ты, Дунаева, к ней пристаешь? – вступилась тогда за Тасю ее единственная подружка Лиза. – Она же талантливая, у нее же все совсем по-другому!
– Тала-антливая!.. – насмешливо протянула Оля. – Ну и пускай со своим талантом носится, как с писаной торбой. А на людей нечего сваливать. Скучные они ей, видите ли!
А Тася и не пыталась ни на кого ничего сваливать. Она даже и не переживала из-за того, что мальчишки вроде Витьки не испытывают к ней ни малейшего интереса. И что Олька с Риткой терпеть ее не могут – это ей тоже было безразлично, зря Лиза старалась ее защищать.
Для разговоров и дружбы Тасе вполне хватало Жени. Она знала, что с братом ей повезло. Женя сразу понимал все, что приходило ей в голову, даже мог объяснить словами то, что сама Тася еще только чувствовала смутно, как эскиз к картине… А потому – стоило ли переживать из-за ерунды! Женя, мама, художественная студия, образы и краски – разве этого мало для того, чтобы чувствовать себя счастливой?
Так она и жила ровно до того дня, когда распахнулась дверь их квартиры и Алексей Петрович весело сказал:
– Принимайте гостя! Привез я вам нашего американца, прошу любить да жаловать.
Этот американский мальчик понравился Тасе сразу, хотя она и была расстроена неожиданной разлукой с братом. Во всем облике Вениамина Стрелецкого было что-то удивительно располагающее. А Тася давно уже привыкла схватывать самую суть человеческого облика, еще с тех пор, как впервые пошла в студию и стала серьезно заниматься живописью.
Венька сразу вызвал у нее такое доверие, как будто она знала его с самого рождения, как Женю! Тася сначала удивилась этому ощущению, а потом забыла свое удивление. Как будто так оно и было всегда… Всегда был рядом этот темноглазый мальчик – смотрел на нее с веселым прищуром, улыбался так, что сердце у нее начинало биться стремительно, как бабочка о стекло. Или дразнил, рассказывая про какую-то компьютерную машину времени, которая потом оказалась его выдумкой. Или брал за руку и отодвигал к себе за спину, как только ему казалось, что ей грозят какие-нибудь… даже не опасности, а просто неприятности вроде выходок пьяного тракториста. Как тогда, на речке, когда утопили трактор.
А когда он подрался с этими дураками в монастыре, Тася сначала чуть с ума не сошла от страха за Веньку, а потом готова была прыгать на одной ножке, как маленькая – уже от гордости за него.
Она даже маме однажды об этом сказала. Ну, не обо всем, конечно, а только о том, как легко и быстро привыкла к Вене.
– И правда, – согласилась мама, – я к нему и сама привыкла, даже удивилась, как быстро. Я ведь, Тасенька, боялась немного. Все-таки, знаешь, у нас тут не Америка, даже не Москва, совсем не те условия. Думала, он посмеиваться над нами будет, даже если виду не подаст. А Вене, по-моему, это все равно – какие у нас условия. Я все время думаю: вот бы и Женечка наш так же легко там привык… И волнуюсь, так за него волнуюсь, все время сердце не на месте!
Для волнений, по Тасиному мнению, повода никакого не было. Всего две недели прошло после Жениного отъезда и первого звонка из Америки. Да и Алексей Петрович уже два раза звонил за это время из Москвы, интересовался Веней, говорил, что у Жени все в порядке, скоро он позвонит еще раз. Но, конечно, мама все равно волновалась и поэтому больше думала о Жене, чем о своем американском госте.
А вот Тася думала о Веньке. Но никому не могла об этом рассказать, даже маме.
А сегодня, сидя над рекой в одиночестве, она думала о нем совсем не так, как всегда. Во-первых, потому что, конечно, беспокоилась. Все-таки Венька уехал в Москву один, попросил ничего не говорить маме… Уже одного этого было достаточно, чтобы Тася места себе не находила! А во-вторых… Во-вторых, ей не давала покоя фотография, которую он показал ей вчера.
То есть фотография-то была обыкновенная, хотя и очень красивая. Пальмы, океан… И его родители были похожи на артистов, и сам Венька на фотографии еще не снял акваланг – наверное, только что вышел из воды. Но вот все это и напоминало Тасе о том, что через полтора месяца кончится лето и Венька уедет к своим пальмам и всяким интересным делам, без которых он, может быть, пару месяцев обойдется, а вот дольше – наверняка нет.
Не приходилось удивляться, что от таких мыслей ей было совсем не до пейзажа. Вздохнув, Тася сложила этюдник. Венька пообещал приехать вечерней электричкой, до которой оставалось еще ужасно много времени. А раз совсем не работается сегодня, то не сидеть же здесь весь день, глядя на пустой лист бумаги! Но и домой идти нельзя: как объяснить маме Венькино отсутствие?
Хорошо, что Лиза Никитина никуда не уехала этим летом. Лиза давно уже зазывала Тасю в гости, даже обещала показать какой-то обалденный фотоальбом, который ее сестра купила в Испании. Но Тася знала, что на самом деле Лиза просто сгорает от желания расспросить ее про американца Бена, и поэтому не очень торопилась в гости к подружке.
Но сегодня ничего другого ей не оставалось. Повесив на плечо этюдник, Тася направилась к Лизиному дому на улице Мира.
– Ой, Тась, а тот – неужели так прямо и отдал эту палку? – Глаза у Лизы от любопытства стали круглыми, как блюдца. – И не стукнул ни разу?
– Он не отдал, – объяснила Тася, вспоминая подробности драки в монастыре, о которых ей совсем не хотелось рассказывать, но вот пришлось, Лиза как-то незаметно все выспросила. – Веня его как-то так схватил за руку и палку эту отнял.
– Круто! – восхитилась Лиза. – А ты в это время что делала?
– А мне Веня сказал, чтобы я бежала, а он меня догонит, – смущенно ответила Тася. – Я же не могла под ногами у него путаться, раз он сказал…
– Ну ты тоже! – Лиза сморщила вздернутый носик. – «Он сказал»! Их, знаешь, только начни слушаться, они потом каждым твоим шагом будут командовать. Вот, например, Кузовлев – ну знаешь, из десятого «А», который за мной еще в апреле начал ухаживать? – тот вообще! Однажды, представляешь, говорит: мне, Лизок, юбка твоя не нравится, слишком короткая. А это настоящая испанская юбка, мне ее сестра привезла, когда со спонсором на Майорку ездила. А он, нахал такой, мнения свои высказывает! Тась, – вдруг вспомнила Лиза, – а этот Бен – он как насчет твоих шмоток?
– Что значит – как? – не поняла Тася.
– Ну, ничего не говорит? – В Лизином голосе послышалось сочувствие. – У тебя же и носить толком нечего. А его я три дня назад в та-акой рубашечке встретила! Знаешь, которая «поло» называется? И цвет такой… Сразу видно, из бутика.
– Не знаю, – пожала плечами Тася. – Он мне ничего про мою одежду не говорил.
– Вежливый, значит, – кивнула Лиза и великодушно предложила: – Если хочешь, можешь мою юбку взять на неделю. Ту, испанскую. Бегаешь вечно в джинсах, как мальчишка. А у тебя, между прочим, ножки очень даже ничего.
– Нет, спасибо, – покраснев, сказала Тася. – По-моему, в Америке вообще не принято обращать внимание, кто во что одет.
Она уже жалела, что зашла к подружке скоротать время. Посидела бы лучше у реки! Хоть Лиза и хорошо к ней относится, но все-таки неприятно, что она говорит о Веньке вот так… Как о каком-то неодушевленном предмете!
Тася вовсе не собиралась откровенничать с Лизой, но о том, что Венька не обращает внимания на ее одежду, – об этом она сказала чистую правду. Ее ведь и саму это немного удивляло вначале: все-таки у нее и правда не было ничего такого… особенного, и они с Женькой действительно чаще всего ходили в одинаковых джинсах.
Но спустя всего две недели после Венькиного приезда Тася забыла об этом и думать. Она видела, что Веньке не то чтобы все равно, как она выглядит, а… Ну, то есть… Да ему просто нравится, как она выглядит, Тася не могла этого не замечать! И ей почему-то казалось, что это совсем не зависит от ее одежды.
Лизин голос вывел Тасю из задумчивости.
– Тасик, ты посиди пока одна полчасика, – сказала та. – Мне к маме в магазин надо сбегать. Им вчера такие шорты привезли – отпад! Срочно надо выбрать, а то лучшие цвета разберут. Подождешь?
- Предыдущая
- 26/36
- Следующая
