Звезды Эгера - Гардони Геза - Страница 83
- Предыдущая
- 83/125
- Следующая
Тогда Арслан-бей приказал подкатить под храм Богородицы четыре больших стенобитных орудия и навел их на башни, где стояли безмолвствующие венгерские пушки.
Пушкари Арслана стреляли уже куда лучше.
Ядра пробивали стены и тын со стороны города. Больше всего досталось Земляной башне. Несколько ядер шлепнулось даже в крепость, вызвав некоторый переполох. Но народ очень скоро догадался, под какими стенами надо ходить, чтобы не тронули ядра.
В тот день турки сняли кресты с обеих городских церквей и водрузили на их место полумесяцы, алтари выбросили, образа сожгли. И уже в полдень с колоколен раздавалась пронзительно тягучая песня муэдзинов: «Аллах акбар! Ашхаду анна ла иллахи илл аллах! Ашхану анна Мохамед аррасулу аллах! Хейя аллашалах! Хейя алал-фалах! Аллах акбар! Ла иллахи илл аллах!»[80]
В полдень, когда все офицеры обедали вместе, Добо был молчалив и серьезен.
От короля вестей пока не было. Ночью вернулся лазутчик от эгерского архиепископа. Архиепископ просил передать, что у него нет ни денег, ни солдат, но он будет молиться за доблестных защитников крепости.
Ни один мускул не дрогнул на лице Добо, когда он выслушал ответ, только брови его сдвинулись тесней.
Печалился он и за Лукача Надя. Отважный был офицер. Всегда любил подстеречь турок: налетит врасплох на большой турецкий отряд, схватится — и был таков! Как же ему теперь вернуться в крепость, когда замкнулось кольцо осады и турецкие шатры пестреют до самого Фелнемета! А может быть, его настигли турки?
За обедом доложили, что Антала Надя убило ядром.
Борнемисса вскочил.
— Господин капитан, разрешите ударить по турку! Мне совестно, что мы покинули ворота города, ни разу даже не взмахнув саблей.
Заговорил и Будахази, офицер с закрученными усами:
— Господин капитан, пусть турки увидят, что мы не только ночью, но и днем смеем нападать на них!
Пете тоже выпятил грудь.
— Пусть нас мало, но у нас один бросится на сотню турок.
Глаза Добо повеселели.
— Я не возражаю. Но нет смысла из-за этого бросать обед.
Больше о турках речи не было — Добо заговорил о вылазке только после обеда.
— Нападите на пеших возле храма. Налетайте, пробейтесь через них и тут же скачите обратно. Немедленно! Рубите на всем скаку — кто сколько успеет. Во время вылазки никто не командует, никто не ждет команды старшего офицера — иначе вам не сносить головы. Руби, коли налево-направо и мчись обратно! Разрешаю для вылазки взять сто человек.
Офицеры надели кольчуги, схватили оружие и вскочили на коней. Все солдаты порывались ехать с ними, но Гергей их отстранил.
— Поедут только те, кого я отберу.
Асабы, лагумджи, пиады[81] обедали на лужайке перед церковью. В тот день на обед у них была только похлебка. Все уже съели ее и засунули ложки за пояс. Принялись за хлеб с луком. Иные закусывали дынями, огурцами и разной другой зеленью. Из крепости всю эту картину было отлично видно. Турок отделяли от крепостной стены только речка и городская рыночная площадь. Возле домов, окруживших площадь, собралась орава весело гоготавших янычар. Один ловкач подбрасывал в воздух кончар и вслед за ним дыню. Сперва ловил кончар, а на его острие подхватывал дыню.
Другой янычар принес ему арбуз. О чем-то они поговорили друг с другом — очевидно, побились об заклад, и первый янычар подбросил вверх арбуз, а второй — саблю.
Третий янычар дернул сзади ловкача. Арбуз упал на землю и, к великой радости солдат, разлетелся на куски. Все хохотали, почесывались, уплетали дыни и арбузы.
Крепостные ворота были еще открыты. Крестьяне без устали таскали воду в крепость. Еще вчера они гоняли к речке на водопой и коров и овец, а нынче только коней. Открытые ворота не соблазняли турок навести мост через реку и обрушиться на эти ворота. Получили бы несколько пуль в бок, только и всего. Турки знали, что хотя ворота и открыты, но это разверстая львиная пасть с острыми клыками. Допустим, стали бы они стрелять в крестьян. Что толку? В безоружных стрелять не принято. А если бы и решиться на это, из крепости тоже начали бы стрелять по турецким солдатам, когда они поят в реке верблюдов и лошадей.
Зазевавшись, янычары не заметили, что венгры перестали вдруг поить коней и таскать воду из речки.
Да и как им было заметить! Это длилось всего какие-нибудь две-три минуты. Они даже внимания не обратили, что на стенах появилось больше народу, особенно лучников и стрелков. Но когда поднялся грохот, янычары вздрогнули. Не успели они обернуться, как из крепости бахнули гаубицы и заплевали им глаза гвоздями, пулями и всякими железками. Из крепостных ворот вынеслись длинной цепью всадники. Борнемисса был налегке — в одной тонкой кожаной поддевке. Золтаи угрожающе потрясал кулаками. Пете пришпоривал коня. У Будахази шапка была заломлена набекрень. Фюгеди мчался вместе с самыми отчаянными солдатами. Лихой его чуб развевался.
Вихрем перемахнули они через речку и, не дожидаясь команды, принялись крошить турок.
— Аллах! Аллах!
Перескакивая через турок, венгры мигом очутились на большой, заросшей портулаком площади, куда после полудня падает тень от архиепископского собора.
Сидевшие там турецкие солдаты, озираясь в испуге, кинулись бежать, другие остановились и выхватили сабли.
Мчавшиеся всадники налетели на них. Пришпоренные кони неслись, словно огненные драконы. Тысячи турок бежали, как стадо, вспугнутое волками. Венгры неслись за ними по пятам.
— Бей проклятых дьяволов!
Но из переулка с шумом выскочила подмога: конные акынджи, генюллю[82] и янычары с ружьями и пиками.
Какой-то янычар в белом колпаке направил пику в грудь Гергею, вот-вот скинет его с коня.
Но дважды блеснула сабля Гергея. Первый удар — пика сломана, второй удар — турок упал навзничь.
— Иисус! Иисус! — кричали с башен. — Иисус, помоги!
— Аллах! Аллах! — вопили турки.
Венгры, рассыпавшись по площади, вертелись на конях, сверкали в воздухе сабли. И все же один янычар ранил в грудь коня Михая Хорвата. Конь упал. Хорват соскочил и зарубил янычара, потом другого. Но тут его сабля переломилась. Третьему он уже только стукнул в нос кулаком и бросился бежать через опустевшую площадь прямо к крепости.
Остальные же летели вперед, давя всех на своем пути. Будахази поднял саблю, готовясь нанести страшный удар, но тут янычары, притиснутые к дому, дали залп из ружей. Сабля выпала из рук Будахази, и четверо янычар разом набросились на него с саблями и пиками. На выручку подскочил венгерский витязь в синем ментике. Янычары закололи его.
— Кто это? — спрашивали друг у друга люди, стоявшие на крепостной стене.
— Габор Ороси, — с жалостью сказал Мекчеи.
Но Будахази, обнаружив спасительную лазейку, повернул коня и, пригнувшись к его шее, помчался обратно.
Повернули и остальные.
По главной улице на помощь туркам лавиной неслась тысяча акынджи.
— Аллах! Аллах! Язык сана![83]
Гергей объехал их вовремя. Он сделал большой крюк и помчался на улицу Капитула. Там тоже кишели турки. Но среди них оказалось больше пеших, чем конных. Когда пешие сломя голову кинулись бежать, они только помешали верховым — не могли же те давить своих! Однако навстречу венграм уже неслись во весь опор персы-гуребы. Они и ринулись на неистово мчавшуюся сотню, но тщетно. Венгры пробили себе кровавую дорогу; гуребы падали, валились, как вихрем разбросанные снопы.
Только теперь стало видно, как слаба маленькая турецкая лошадка в сравнении с крупным и сильным венгерским конем. Десяток венгерских всадников мог раздавить сотню турецких. А если венгр сшибал какого-нибудь турка, тому уж не хозяйничать было в Эгерской крепости!
Конные солдаты Гергея помчались обратно.
80
Аллах велик! Нет бога, кроме аллаха, а Мохамед пророк его! Придите на богослужение! Придите славить аллаха! Аллах велик! Нет бога, кроме аллаха!
81
Пехотинцы.
82
Добровольцы.
83
Горе тебе!
- Предыдущая
- 83/125
- Следующая