Выбери любимый жанр

Тропы в тумане (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна - Страница 4


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

4

К его удовольствию и облегчению взгляд матери изменился. Он знал, что она думает о нем скверно, и уже привык к этому. Почти…

Моргиан тоже справилась с потрясением, перейдя на привычный для них тон.

— Официальный развод с королевой не возможен без широкой огласки. Не просто внебрачной связи — инцеста…

Мордрет задумался.

— Кто еще знает, кроме Вивиан?

— Моргиас.

— Матерь Керидвенн! Странно, что она еще молчит!

— Ей не выгодно. Она ведь тоже сестра короля. А ее дети рождены в законном браке.

— Зато ей крайне выгодна смерть Артура от моей руки! — мрачно усмехнулся Мордрет, и Моргиан вовсе лишилась слов, хватая ртом воздух.

Это было уже слишком! За что его судят такой мерой?! Мордрет отвернулся, быстро сказав:

— Мне не нужна корона! Полосы в гербе она все равно не скроет…

«Как и не вернет того, чего у него никогда не было…» Он вышел, не спрашивая разрешения уйти, — ведь есть же предел тому, что можно вынести!

А Моргиан осталась сидеть, в смятении раздумывая, как быстро и как рано ее сын стал взрослым… И как же мало она знает его!

Потрясенная до глубины души не только тем, что Мордрету известно о его происхождении и пророчестве, но и неистовой страстностью его натуры, которую он так долго и старательно скрывал, Моргиан была не способна думать ни о чем ином. Ей казалось, что она увидела совсем иное его лицо: Мордрет отнюдь не был холоден, в его душе кипело пламя… И не могла понять за чем же ему скрывать его? Почему никогда он не был откровенен? Почему же он не пришел разрешить свои сомнения к ней, хотя бы просто не выплеснул свое негодование, как сделал бы любой… Впервые приоткрывшись на недолгий миг, Мордрет дал различить ей страсть и силу, гнев… И Моргиан не помнила себя от страха, боясь не только за него, но уже и самого Мордрета, — ибо что может быть опаснее, чем соединение знания, обиды и мрачной воли?!

Растерянная, удрученная, она не замечала ничего вокруг, нетерпеливо дожидаясь того момента, когда Уриенс и его новая королева должны будут отбыть в Уэльс, и между Мордретом и Артуром пролягут пыльные мили. Она даже не сразу поняла, что произошло, с трудом пытаясь вникнуть в наступившую вдруг неразбериху, оборвавшуюся звоном клинков.

…Что бы спустя целую вечность полнейшего оцепенения, приникнуть к окровавленному телу, целуя стынущие губы…

Новая королева Уэльса, фея Моргана, в беспамятстве все поправляла разметавшиеся по плитам кудри, и крик ее недвусмысленно заявлял о причине столь глубокого горя:

— Акколон! Акколон… мой ласковый, веселый, нежный Акколон!

Это было так вызывающе откровенно, что на мгновенье все застыли в стыдливом потрясении. Разумеется, их отношения, как и многие другие ни для кого не были секретом. Но так уж принято, что на подобные приключения следует закрывать глаза, делая вид, что все ограничивается лишь пением баллад и совместными танцами.

Поведение же Морганы, на собственной свадьбе оплакивающей любовника, да еще своего пасынка — было верхом неприличия! Как и сумасбродный вызов королю ныне покойным Акколоном…

Устланный поручением, он вернулся раньше, чем ожидалось, но слишком поздно, что бы помешать свадьбе, и сидел на пире бледный и злой, прожигая ненавидящим взглядом то Моргиан, то отца, то Артура. И понял, понял по взгляду, которым обменялись король с сестрой, когда он подводил ее к мужу — то, чего не смог вынести…

Он не мог поднять руку на отца, женившегося на его возлюбленной… он не мог поднять руку на женщину, пусть даже она и предала его… но виновного он нашел и поступил точно в традиции Каэр Меллота, хотя и знал, что Артур наверняка убьет его… Тем более, Артур был гневен — близость сестры и молодого уэльсца давно раздражала короля совсем не по причине нарушения приличий.

Возможно, отступи Акколон при первой крови, признай поражение, не бейся он так неистово, так — что Артур сражался уже не столько за свою честь, сколько за свою жизнь… Возможно тогда, он покинул бы брачное пиршество, проклиная Моргану — но не умирал бы сейчас на ее руках…

Позже — будут говорить, что это был заговор…

Спор между старыми богами и новыми…

Многих удивляло, что король, — такой благородный и выдержанный, — поддался на оскорбительный вызов, и будут искать причины, воображая и домысливая, копаясь все глубже и глубже…

Как глупо!

Это был спор двух мужчин, любящих одну и туже женщину, еще более горький оттого, что они оба — уже не могут ею обладать…

И слезы — над бездыханным телом… Слезы женщины, которая не в силах примириться с гибелью того, кто ей был дорог! Не взирая на взгляды и слова… И крик:

— Любовь моя, прости! Прости меня! Прости за то, что я сделала с тобой! — ибо в том, что произошло, был только один виновный.

Но этот крик достиг все еще разгоряченного после неистового поединка Артура, который к тому же тоже был ранен, и породил гнев, — ослепляющий, всепоглощающий гнев: гнев неудовлетворенного, невозможного желания, и — оскорбленной гордости…

— Ты! Ты подговорила своего любовника убить меня! Что же ты не воспользовалась своими чарами? Впрочем, чего ждать от женщины! Ты вернулась только затем, что бы отравить каждый мой день! Но я не позволю тебе, змея, вредить и дальше!

Сознавал ли он сам, что кричит, занося меч? Вряд ли — ярость воина, попранное самолюбие владыки, уже привыкшего вершить чужие судьбы, и неутоленная запретная страсть двигали его рукой в тот момент…

Моргиан знала, что сейчас на полу окажутся уже два тела, и единственное, что выхватил угасающий рассудок в этой мешанине событий и лиц были: робкий юношеский голос обласканного ею юного Овейна, потрясенного, смущенного, глубиной и причиной горя будущей мачехи над телом обожаемого брата… И — ответный ему, разивший не хуже меча Артура, сверкнувший лютой ненавистью, мимолетный взгляд Мордрета — на это робкое и испуганное:

— Матушка…

«Мордрет… Что же я наделала!» Кажется, последние слова тоже пришлись в крик…

Мордрет видел и возвращение Акколона и его самоубийственный вызов, хотя сидел он далеко от матери, как и полагается по возрасту и положению — после всех сыновей Уриенса, рядом с однолеткой Овейном, к которому глупо, и от того еще отчаяннее ревновал.

За все долгое время, что уэльсцы были в Каэр Меллоте, юноша ни на шаг не отходил от брата и феи Морганы. С цинизмом придворного пажа, привыкшего к адюльтерам, сплетению тел в темных закоулках не меньше, чем к душещипательным балладам, Мордрет говорил себе, что они берут его с собой лишь для отвода глаз. Но Моргиан никогда не улыбалась ему, своему сыну, так легко и задорно, никогда не смеялась с ним так, как глупым нелепостям неуклюжего и робкого юнца… Нагло и незаслуженно, Овейн пользовался тем, что по праву должно было принадлежать ему!

Чего его лишили за еще не состоявшуюся вину…

Мордрет действительно был близок к убийству, но не Артура!

И он спокойно ждал, чем окончится скандал: все, чего он хотел в этот миг, было чтобы она, все они! — испытали боль, сравнимую с той, к которую он знал изо дня в день…

А в следующий момент душа его окончательно перевернулась, завершая тот путь, который он проделал за год, после возвращения Моргиан, показавшийся ему бесконечным…

Ибо у него — у всех — на глазах его король, его отец, его последний идеал — занес свой священный меч над бьющейся в истерике, убитой горем женщиной…

Не виновной в том, в чем он обвинял ее — уж это-то Мордрет знал точно, ведь она с Вивиан скорее убили бы его, чем позволили бы причинить вред Артуру, не говоря уж о заговорах…

Над его матерью — какой бы она не была…

И в том же безумии, которое вдруг охватило Каэр Меллот и его обитателей, — Мордрет бросился между ними, закрывая ее своим телом, пытаясь отбить несущийся на них Каледвульф голой ладонью…

Только успев подумать с горькой иронией: «Ну, вот вам и пророчества!»…

4
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело