Тропы в тумане (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна - Страница 5

Он сам не слышал, как кричал в бешеные глаза короля:

— Нет, отец! Нет!

…Широкое обоюдоострое лезвие с длиной плоской долой замерло в дюйме от стоящего на коленях юноши. Артур, мгновенно остуженный этим возгласом — во истину сегодня был день, когда срываются все покровы! — смотрел в распахнутые ему навстречу, — такие отчаянные и непреклонные, — нежно зеленые глаза…

— Вот оно как… — только и сказал король, вбрасывая меч в ножны, — Значит, это ты…

И Мордрет понял, что он тоже знает о пророчестве Мерлина…

И тоже винит его…

Но как же так… Что изменили в нем за этот миг слова давно пропавшего чародея?! — спрашивал он себя, глядя в спину тому, кто еще мгновение назад был его опорой, а теперь тоже стал врагом.

…Король удалился с места поединка тяжелым шагом человека, узнавшего, что предел его жизни уже отмерян и богини судьбы уже взялись за ножницы. Мордрет без сил повалился на плиты — сам он был не в состоянии больше что-то делать и о чем-либо думать…

Рядом, женщины решились таки поднять Моргиан, кто-то занялся телом Акколона, но к нему — после того, что он выкрикнул, после того, что произошло только что между ним и королем — не посмел подойти никто…

— Так значит ты — мой сын! А я-то гадал… — усмехнулся король, рассматривая застывшего перед ним коленопреклоненного юношу так, словно впервые видел его, — Можно было догадаться! Значит, дело в тебе… странно, что она не подождала еще года два — вряд ли у меня появятся другие сыновья, а она могла бы собрать больше сторонников… Или боялась, что из Уэльса это будет труднее? Рано начинаешь, сын мой!

Власть — портит даже лучших! От последних слов, Мордрет дернулся, как от пощечины… Но вряд ли что-то уже могло потрясти или удивить его, он только сцепил зубы.

— Моя мать, — он тоже выделил эти слова, произнесенные им твердым ровным тоном, — не виновна перед вами! И вы это знаете!

Он не намеревался вступать с королем в противостояние, и был действительно спокоен — как человек, которому терять уже нечего. Тем сильнее оказался его удар, попавший без промаха.

— Каков! — не то рассердился, не то восхитился Артур, — А я, оказывается, не знал тебя, сынок…

Мордред выдал себя только судорожным движением век, — за что?!

— Нрав у тебя и впрямь королевский! И что же мне теперь с тобой делать?

Вопрос был произнесен уже совсем другим тоном, но Мордрет не дал ослабить своей брони, — он чувствовал, что иначе просто упадет и забьется в припадке, как умалишенный…

— Все, что угодно моему королю! — без всяких эмоций отозвался он.

Артур подошел к нему и заставил встать. Руки отца лежали на плечах непомерной тяжестью, как и раздосадованный пристальный взгляд…

Досада?! Неужели он не достоин ничего иного?! На какое-то нелепое, сумасшедшее мгновение Мордрету в самом деле захотелось вытащить кинжал, и броситься на короля, подобно обезумевшему от своей любви Акколону — что бы раз и навсегда избавиться от судьбы, предписанной ему еще до появления на свет — вместе с жизнью… И он видел, что король с легкостью читает сейчас в его помыслах…

Помешательство схлынуло, и Мордрет ужаснулся себе и устыдился.

Наблюдая за ним, Артур улыбался с жесткой насмешкой.

— Да, ты способен на это… — уверенно признал он, и Мордред в первый раз понял, что значит действительно умереть.

— Но ты — мой единственный сын, — спокойно продолжил король, — а значит — именно ты будешь моим наследником! Только… советую не пытаться торопить события и взять больше, чем я даю!

Так не говорят с сыновьями, — даже с нелюбимыми, даже с наследниками — но ни тому, ни другому это в голову не пришло…

— Да, мой король… — ни желания, ни сил оправдываться и убеждать Артура, у него не осталось.

Получив приказ удалиться, Мордрет все же задал еще один вопрос:

— А моя мать? Что будет с ней?

Моргиан по крайней мере никогда не унижала его так. Не била так сильно.

— Не бойся, я не трону ее… — и все же Артур сказал прежде, чем за сыном закрылись двери, — Спасибо, что остановил…

Все происходящее слилось для Мордрета в один неразличимый кошмар. Резкое, внезапное изменение его положения и причина этого — потрясли всех. Ему что-то объясняли, что-то требовали, чего-то хотели и все, все — рассматривали его так, словно у него вдруг выросли рога… Как будто он не прожил рядом с ними годы, как будто здесь что-то из его пристрастий и поступков можно было скрыть…

Привыкнув к пренебрежению, теперь он пытался вынести еще и подозрения, и болезненное любопытство.

Он не мог уже никого видеть, он хотел только спрятаться и хотя бы немного побыть одному, в тишине… И как раз этого ему позволено не было! Ему передали просьбу матери о встречи, но объясняться с ней было уже выше всяких сил.

Он привык к своему положению ублюдка — по крайней мере, он был не один такой. С трудом, но ему удалось смириться с гнетом своего проклятья, твердо решив никогда даже словом не идти против Артура, — просто не представляя, как такое может быть!

До сегодняшнего дня… …Но бремя того же проклятия, ставшего открытым всем — было во истину непосильным!

Мордрет стоял у окна в выделенных ему, — уже как сыну короля, — новых отдельных покоях, спиной чувствуя косые любопытные взгляды слуг, и в голове билась только одна мысль:

За что?! За что…

И очень жалел, что не может заплакать…

Гвенхивар, ферх Оргивран, ненавидела Мордрета! Ненавидела долго и упорно той ненавистью бездетной женщины, видящей, как растут чужие дети. И еще более сильной ненавистью бездетной королевы, видящей, как у подножья ЕЕ трона стоит чужой. Пожалуй, не меньше она ненавидела сыновей любвеобильной Моргиас. И если раньше, — ах, раньше можно было прислушиваться к успокоительным шепоткам, — ведь и первая жена Артура так и не понесла… Можно было, не смотря на уверенные слова сестер короля, верить, что это не ее вина! Но после того, как выяснилось, что у Артура есть сын, вполне реальный и прекрасно всем известный, — все изменилось раз и на всегда…

Гвенхивар не любила детей, не понимала умильного сюсюкания и восторгов иных мамаш. Звонкие детские голоса вызывали у нее лишь головную боль. Но она была королева, — дочь, сестра и жена королей, — и прекрасно понимала, что главное предназначение королев — обеспечить престол сильными и крепкими сыновьями, способными занять и сохранить трон, крепкими плодовитыми дочерьми, способными укрепить династические связи. Она не смогла выполнить своего предназначения королевы, а значит, она переставала быть королевой!

Артур отдалился от нее и причиной этого, живым укором, был зеленоглазый юноша, сын опальной уэльской королевы и феи Моргиан…

Артур был слишком благороден, что бы запереть ее в монастыре или попросту отослать в дом брата, но теперь явно тяготился ею. Гвенхивар ненавидела его за это, понимая, что никогда не любила мужа, а любила его силу и власть, которую теряла.

Гвенхивар ненавидела Моргиан. Она не верила, что рождение Мордрета было случайностью. Разве так бывает? Одна ночь языческого разврата — и дитя Артура, запятнанное кровосмешением, стоит у нее на пути! Непонятное, не нужное никому волшебное возвращение — и покушение на короля…

А мальчик рос, мужал… Ловкий и сильный, он становился одним из первых в воинских забавах. Разумный и выдержанный не по возрасту, он легко запоминал чужие языки, нравы, умел слушать и вести изысканную беседу с не меньшей ловкостью, чем крутить тяжелый полутораручный меч. Он приобрел не то что бы доверие, скорее молчаливое признание его способностей со стороны короля.

Гвенхивар ненавидела его так сильно, что сама боялась своей ненависти и не смела поднять глаз, осыпая похвалами и подарками. Даже сыновья этой жирной распутной коровы Моргиас не вызывали в ней такой ненависти!