Молот и крест - Гаррисон Гарри - Страница 68
- Предыдущая
- 68/103
- Следующая
На этот раз Бранд тоже улыбнулся.
– Признаю, дела пошли неплохо. Лучше, чем когда-либо в моей жизни.
– Ну, что ж, давай поговорим о чернорясых. Чего никто из нас не осознавал, это каково богатство этих домоседов. Богатство целой страны, богатой страны Англии, не бедной и каменистой Норвегии, откуда ты пришел. Десятки тысяч людей возделывают почву, пасут овец, стригут шерсть, держат пчел, рубят лес, плавят железо и разводят лошадей. Более тысячи квадратных миль. Может, тысячи тысяч акров. И все они должны платить мне, ярлу, пусть только военный налог и налог дорожный и мостовой.
– Некоторые выплачивают все. Я забрал себе всю церковную землю. Часть тут же отдал освобожденным рабам, которые сражались за нас, по двадцать акров на человека. Для них это богатство – но блошиный укус по сравнению с оставшимся. Много земли я отдал в аренду – богатым людям Норфолка, за небольшую плату, но за наличность. Те, кто получил землю, не хотят, чтобы вернулась церковь. Большую часть земли я сохранил в своих руках, это собственность ярла. В будущем она будет приносить мне деньги для найма рабочих и солдат.
– Но без чернорясых, как ты их называешь, я не мог бы это сделать. Кто может сохранить в голове все эти земли, товары, суммы, аренды? Торвин знает, как писать нашими буквами, но мало кто еще знает. И вот неожиданно оказалось много грамотных людей, людей церкви, но без земли и без доходов. Некоторые из них работают на меня.
– Но можешь ли ты доверять им, Шеф?
– Те, кто ненавидит меня, и тебя, и Путь, кто никогда не примирится, они ушли к королю Бургреду или к архиепископу Вульфхиру, чтобы поднять войну.
– Надо было убить их всех.
Шеф потрогал свой каменный скипетр.
– Христиане говорят, что кровь мучеников – это сила церкви. Я согласен с ними. Я не создаю мучеников. Но я постарался, чтобы те, кто ушел, знали имена оставшихся. Те, кто работает на меня, никогда не будут прощены. Как и у разбогатевших танов, их судьба теперь зависит от меня.
Они подошли к низкому зданию внутри ограды, которая огибала burg ярла. Ставни здания были открыты, чтобы впустить солнце. Шеф указал на письменные столы, за которыми люди писали на пергаменте, негромко разговаривали друг с другом. На одной стене Бранд увидел большую карту, недавно начерченную, без украшений, но зато со множеством подробностей.
– К зиме у меня будет описание всех мест в Норфолке и карта всего округа. К следующему лету без моего ведома нельзя будет ни пенни заплатить за землю. И тогда у меня будет богатство, которое даже церкви не снилось. Мы сможем делать такое, что никогда раньше не делалось.
– Если серебро будет хорошее, – с сомнением заметил Бранд.
– Оно лучше, чем на севере. Вот о чем я думал. Мне кажется, что в Англии, во всех королевствах есть определенное количество серебра. И всегда такое же количество работы, за которое надо платить серебром: покупать землю, товары. Но все больше и больше серебра оседает в сундуках церкви, или меняется на золото, или идет на изготовление драгоценностей, которые больше не идут в оборот. И чем больше его уходит...
Шеф запнулся, не мог ни по-английски, ни по-норвежски объяснить, что он имеет в виду.
– Вот что я хочу сказать. Церковь слишком много вытягивала из северных королевств, но ничего не давала взамен. Поэтому здесь такие плохие монеты. Король Эдмунд был не так щедр к церкви, и потому у него монеты лучше. Скоро наши монеты станут лучшими.
– И не только монеты будут лучшими, Бранд. – Молодой ярл повернулся лицом к своему массивному товарищу, его единственный глаз блестел. – Я хочу, чтобы Норфолк стал лучшим, самым счастливым местом во всех северных землях. Местом, где любой от детского возраста до старости жил бы в безопасности. Где мы могли бы жить как люди, а не как звери, вырывающие друг у друга пищу. Где мы могли бы помогать друг другу.
– Потому что от Ордлафа, управляющего Бридлингтоном, я узнал кое-что новое. И от рабов, которые делали мою карту и привели нас к разгадке головоломки Эдмунда. И Пути это необходимо знать. Что самое ценное для Пути, Пути Асгарда?
– Новые знания, – ответил Бранд, машинально сжимая свой молот-подвеску.
– Новые знания – это хорошо. Не у всех они есть. Но то, о чем я говорю, не хуже, и его можно получить всюду. Старые знания, которые мы просто не узнаем. Я понял это гораздо лучше, когда стал ярлом. Всегда есть кто-то, кто может ответить на твой вопрос, сообщить нужное средство. Но просто никто об этом обычно не спрашивает его. Или ее. Это может быть раб, бедный крестьянин. Старуха, управляющий рыбацким поселком, священник.
– Когда будет записано все знание этой страны, когда будут переписаны земли, тогда мы покажем миру нечто совершенно новое!
Бранд, со стороны слепого глаза, смотрел на напряженное сухожилие на шее Шефа, на поседевшую бороду молодого человека.
На самом деле, подумал он, тебе нужна хорошая живая женщина, чтобы ты был занят. Но даже я, витязь Бранд, не посмею купить для него такую.
В этот вечер, когда древесный дым из труб стал смешиваться с сумерками, жрецы Пути собрались в своем огражденном нитями круге. Они сидели в саду за пределами ограды, в приятном запахе сока яблонь и молодой зелени. Вокруг них вились дрозды.
– Он не знает об истинном назначении твоего плавания за море? – спросил Торвин.
Бранд покачал головой.
– Нет.
– Но ты передал новости?
– Я передал новости, и я привез новости. Слово о том, что произошло здесь, передано всем жрецам Пути по всем северным землям, а они расскажут своим последователям. Новость дошла до Бирко и до Каупанга, до Скирингсала и до Трондса.
– Значит, мы можем ждать подкреплений, – сказал Гейрульф, жрец Тюра.
– С теми деньгами, что мы увезли домой, с рассказами, которые на устах у каждого скальда, можете быть уверены, что любой воин Пути, который сможет раздобыть корабль, будет тут в поисках работы. И каждый жрец, который сможет освободиться. Многие теперь наденут подвески. Некоторые из них – лжецы. Не верующие. Но с ними можно справиться. Есть более важные дела.
Бранд помолчал, обвел взглядом внимательные лица.
– В Каупанге, вернувшись домой, я встретился с жрецом Виглейком.
– Виглейком, известным своими видениями? – напряженно спросил Торвин.
– Да. Он созвал конклав жрецов со всей Норвегии и Швеции. Он сказал им – и мне тоже, – что он обеспокоен.
– Чем?
– Многим. Он, как и мы, уверен, что Шеф – центр изменений. Он даже думает, что он и есть тот, кем назвал себя при первой встрече с тобой, Торвин: тот, что пришел с Севера. Бранд снова осмотрелся, все взгляды были устремлены на него.
– И однако, если это правда, все развивается не так, как мы, даже самые мудрые из нас, ожидали. Виглейк говорит, что, во-первых, он не норвежец. У него мать англичанка.
Пожатия плечами.
– А у кого нет? – спросил Вестмунд. – Англичанки, ирландки. Моя бабушка была лапландкой.
– Он вырос в христианстве. И был крещен.
На этот раз насмешливые возгласы.
– Мы все видели шрамы у него на спине, – сказал Торвин. – Он ненавидит христиан, как все мы. Даже не ненавидит. Считает дураками.
– Ну, хорошо. Но вот что главное: он не принял подвеску. Он не верит в то, во что верим мы. У него бывают видения, Торвин, вернее, он так говорит. Но он не считает их видениями другого мира. Он неверующий.
На этот раз все сидели молча, постепенно повернулись к Торвину. Жрец Тора потер бороду.
– Ну, его ведь и неверующим нельзя назвать. Если спросим, он скажет, что человек с подвеской языческого – так считают христиане – бога не сможет править христианами. Он скажет, что для него подвеска – не вопрос веры, что это будет ошибка, все равно что бить молотом, когда железо еще не разогрелось. И он не знает, какую подвеску ему надеть.
– Я знаю, – сказал Бранд. – Я видел это и говорил в прошлом году, когда он убил своего первого человека.
- Предыдущая
- 68/103
- Следующая