Прихоти фортуны - Стоун Джулия - Страница 13

Что-то в облике рыцаря показалось Жанне смутно знакомым. Манера сидеть, откинувшись на спинку стула, глядя немигающим взором в огонь, изредка пожимать плечами, будто возражая самому себе, шевелить губами. Взгляд ее устремился на оружие, тускло отсвечивающее в полутьме. Перед ней убийца Гийома, единственного бедного друга, бросившегося защищать ее!

Жанна вскрикнула и разом села на постели. Рыцарь вскочил. Некоторое время оба молча глядели друг на друга. Наконец рыцарь сделал попытку подойти к девушке.

Она выставила вперед ладони, будто желая оттолкнуть страшное видение.

– Нет, нет, нет, не приближайтесь, умоляю, – зашептала она, и слезы блеснули в ее прекрасных глазах. Густые темные локоны рассыпались по груди и плечам, и почти закрыли ее узкое лицо с тонкими чертами.

Рыцарь прижал руку к сердцу.

– Клянусь честью, я не причиню тебе вреда. Если тебе угодно думать иначе, я постараюсь развеять все сомнения.

– Стойте, где стоите! Я не вынесу вашей близости. Кто вы?

– Граф Этьен де Ледред. Моя рука и меч к твоим услугам, прелестное дитя. Позволь выразить мое восхищение и признательность…

– За что же? – Жанна вся подобралась, готовая в любой момент спасаться бегством, хотя бы в противоположный угол комнаты.

– Своей красотой ты разбудила сердце, давно уснувшее, и оживила родник в моей душе.

– Бога благодарите, – ответила Жанна, в замешательстве глядя на рыцаря.

– Нет, Жанна, клянусь дьяволом, бог здесь не при чем! О прошу, не вздрагивай так, как будто тебя ударили бичом.

– Что происходит? Я не понимаю.

– Жанна, клянусь, ты в безопасности.

– Разве? Как я могу быть в безопасности, рядом с убийцей? Разъясните мне, милорд.

– Стоит ли говорить об этом?

– Да. Вы убили Гийома.

– Ему не следовало соваться под копыта лошади.

– Он пытался защитить меня!

– Ты права… Но так же он пытался убить меня. Граф небрежно указал на перевязанную рану.

– Этого вполне достаточно, чтобы укоротить простолюдина ровно на голову.

– Вы разбойник, ваша светлость.

– Буду рад, если твое мнение обо мне изменится. Граф вновь предпринял попытку приблизиться к ней, и снова она остановила его.

– Стойте, я хочу получше вас разглядеть.

– Что тебе это даст?

– Я хочу понять, для каких целей привезена сюда.

– Я объясню, Жанна. Но прежде… Ты, верно, голодна? Не угодно ли разделить со мной скромную трапезу?

Граф указал на верхний конец стола, освобождённый от хаоса пыльных свитков и карт, готовых в любую минуту похоронить под собой блюдо с холодной говядиной, печеную оленину, мелкую дичь, поджаренную на масле. Среди всех этих кушаний возвышалась бутыль белого вина и две чарки.

Граф де Ледред подал Жанне руку и галантно проводил ее к столу. Поскольку их в эту минуту не обременяло присутствие духовника, то и граф с легким сердцем и нескрываемым удовольствием пренебрег обязательной для добрых христиан предтрапезной молитвой.

Ужин прошел почти в монашеском молчании, изредка прерываемом графом Этьеном, предлагавшим своей невольной гостье отведать то одно кушанье, то другое. Жанна молчала, не поднимая глаз. Когда рыцарь поинтересовался, почему она столь неразговорчива, девушка резко ответила:

– Я не могу быть любезной с убийцей Гийома! Лицо рыцаря де Ледреда не изменилось, в силу своего высокого положения и воспитания он умел владеть собой, и только по тому, как угрюмо он уставился в огонь, можно было понять, что слова Жанны оставили в сердце графа неприятный след. Но это вскоре прошло. Сэр Этьен, не скрывая удовольствия, рассматривал девушку, сидевшую напротив него. Горящая свеча в бронзовой руке демона давала возможность рыцарю без помех любоваться ее столь редкой красотой, а пламя камина бросало алые отблески на спину девушки, отчего ее роскошные волосы приобрели оттенок красного золота.

Она была мала ростом и очень тоненькая, обладала тем изяществом, что присуща только феям и нимфам, или же древним египетским статуэткам. Одета она была по-старинному, ибо, не имея состояния, не могла следить за течением моды. Но одежда Жанны, несмотря на свою крайнюю скромность, казалось, лишь оттеняла красоту этого воздушного создания. На ней был корсаж из красно-коричневого сукна, открытый спереди. Длинные рукава, узкие до локтя и расширяющиеся книзу, украшались витыми шнурками. Из-под корсажа выглядывала белая рубашка, расшитая простой тесьмой, которая прикрывала совершенной формы грудь, сберегая тем самым скромность девушки. Никаких украшений, даже самых простых, не было видно, только вокруг шеи Жанны обвивалась черная нить, на которой висел маленький буковый крестик.

Граф де Ледред с удивлением и нежностью смотрел на милое видение, так неожиданно появившееся в его жизни, в то время как она, хмуря брови, потребовала объяснений.

Рыцарю пришлось дать их. С каждым произнесенным словом девушка все больше изменялась в лице: она то краснела, то смертельная бледность покрывала ее щеки. Наконец она заломила руки. Жест этот был мимолетным, но исполненным неподдельной скорби.

– О страшная участь, – воскликнула она. – Стать жалкой наложницей, женщиной, торгующей своим телом!

– Что ты такое говоришь, Жанна?

– Молчите! Вы воспользовались моей беззащитностью. Я – сирота, вам это известно…

– Мог ли я полагать, что мои слова будут так истолкованы!

– Вы похитили меня и привезли сюда! Это не прибавляет вам чести, храбрый рыцарь. Призываю в свидетели небо, что вам придется понести кару за совершенное насилие.

– Жанна, опомнись! Мог ли я даже думать об этом?

– Для того ли вы совершили бесчестный поступок, граф, чтобы в этом странном месте рассказывать мне ваши сказки?

– Что ты находишь бесчестного в том, что мужчина боготворит женщину? – спросил граф, и лицо его стало таким угрюмым, что Жанна отшатнулась.

– О, только то, к какому способу он прибегает, чтобы удовлетворить свою страсть, – ответила она и почувствовала, что краснеет.

Граф поднялся и, прихрамывая, прошелся по комнате. Его потупленный взор был мрачен, на изборожденный морщинами лоб упали темные пряди. Наконец он подошел к Жанне.

Девушка тоже встала со своего места, и со смешанным чувством тревоги и любопытства глядела на доблестного рыцаря. Сэр Этьен молча стоял перед ней, и она заговорила первой.

– Милорд, если то, о чем я подумала, не является вашей целью, тогда что же?

– Клянусь небом, – отвечал сэр Этьен, – я не причиню тебе зла. Да не коснется печаль твоего сердца!

– Милорд, я…

– Постой! – Граф жестом прервал ее. – Ты видишь меня впервые, я же знаю тебя. Ты прекрасна, Жанна, клянусь честью. Никто не сравнится с тобой. Я сражен… О, как объяснить тебе, какие адовы муки я терплю, взирая на тебя! Скажи, Жанна, ты… ты… любишь кого-нибудь?

Едва ли Жанна была сбита с толку. Правда ей еще не доводилось слышать от мужчины подобные речи. Грубые заигрывания постояльцев «Каторги» она решительно отвергала, а уверения подвыпивших рыбаков в том, что «она прекрасна, как заря» успели возбудить в юном сердце тщеславие, и только. Но какая красавица не страдает этим невинным пороком!

Однако слова графа приводили в движение страшные по своей разрушительной силе стихии, Жанне открывались иные, неведомые горизонты, душу ее словно опалило пожаром. Как будто так уже было – этот страх, стесненное дыхание, эта власть.

Она встряхнула головой.

– Нет, милорд, в округе не найдется мужчины, которого я могла бы назвать своим возлюбленным.

Граф схватил ее руку и крепко сжал.

– Заклинаю, тебя, Жанна, именем бога, – в волнении вскричал он. – Если тебе неизвестна любовь, пребывай в сем святом неведении. Пусть я буду обладать возможностью даже перед смертью благословлять имя твое!

– Вы хотите получить от меня…

– Любовь, Жанна!

Девушка поняла неистовую натуру рыцаря и попыталась охладить его пыл.

– Я не ровня вам, граф, – тихо, но твердо отвечала она. – Волею неба, или же вашей волей – я в вашей власти. Не роняете ли вы свое достоинство перед простолюдинкой? Я не знаю вас, милорд, но вы… вы, как утверждаете, знаете меня. Значит, вам известно, кто я и что я… О, граф, не давайте клятв, в которых будете раскаиваться и которые приведут к тому, что вы воспылаете ненавистью к бедной сироте.