Сборник научных и публицистических статей - Гарифуллин Рамиль Рамзиевич - Страница 30

Очевидно, что и наука сейчас уже имеет другой статус. Она настолько слилась с Другим, что потеряла классическое отношение к себе. Именно поэтому многие учёные в депрессии и не у дел. Наука работает на благо доллара (а всё началось с того, что она начала работать на войну). Философия сейчас везде (даже в рекламе), а значит нигде.

Таким образом, постмодернистский взгляд на реальность, с одной стороны, позволяет выживать (в частности, ставить фильтры и защищаться от деструктивных манипулятивных технологий) в этом жестоком мире постмодерновой реальности, которую люди сами инициировали, но которую всё больше и больше не могут обуздать. С другой стороны, этот подход позволяет не ходить и по кругу и заниматься истинным творчеством, адекватным запросам реальности. Увы! Эту науку познают, пока только единицы, становясь творцами, лидерами, манипуляторами деструктивного и позитивного направления.

Всё чаще приходится слышать, что эпоха постмодернизма закончилась и вместо неё уже грядёт некая новая эпоха: неоклассики или протеизма и т. п. Так например, согласно Михаилу Эпштейну (Знамя, 2001, № 5), за каждым «пост-» грядёт своё “прото-”, дескать «конец реальности», о котором так много говорили «постники» всех оттенков, от Деррида до Бодрийара беспредметный разговор. При этом Эпштейн, сам противореча себе же, утверждает, что наступает виртуальная эра. Но ведь именно об этом же предрекали постмодернисты, понимая под “концом реальности” уход в виртуальную реальность. Поэтому ни о каком протеизме речи и быть не может, а просто идёт развитие постмодернизма. Очевидно, что оно будет продолжительным и возможно распространится до “конца света”. А дальнейшее плавание в виртуальном мире, напоминающее последнюю фазу наркотической зависимости и предполагающее исчезновение берега, т. е. самого экрана компьютера — и создание трехмерной среды обитания, как разновидности “ада того же самого”, воздействующей на все органы чувств, и, будет развитием постмодернистского проекта, о котором предрекали классики постмодернизма. Конечно, некоторым тщеславным авторам, которые не попали в “Энциклопедию постмодернизма”, очень хочется заявить о себе, как о первооткрывателях новой эпохи, ввести новые слоганы и понятия этой новой эпохи, “”застолбить открытие новой эпохи”, но многие из них не осознают того, что такая возможность “столбления новой эпохи” стала возможной именно благодаря существованию постмодернизму как объективной реальности, а не некоему выдуманному и модному мировоззрению, на смену которого грядёт нечто новое. Как говорится многим “эпштейнам” ещё долго захочется быть “эйнштейнами” философии. Всегда будут возникать нарративные авторы (виртуозы нарративности), которые будут открывать эпоху за эпохой… потому и будут, что мы живём в эпоху тиража авторов, которые будут тиражировать эпохи за эпохой. Эпштейн, вероятнее всего поспешил, нарисовав свою протоэпоху (протеизм), несмотря на то, что постмодернизм только-только начал расцветать (о какой протоэпохе можно говорить, если Россия ещё до сих пор с аппетитом травится продуктами западного постмодерна). По-видимому, такие гипотезы связаны с тем, что некоторые авторы так и не поняли глубоко постмодернизм, уловив только его отдельные стороны, не познакомившись с множеством различных его проектов, но уже поспешили заявить о его кончине. На самом деле, гипотеза Эпштейна хорошо согласуется с уже известными постмодернистскими проектами и говорить о философской новизне не приходится. Заблуждение и манифестация Эпштейна вероятно связаны с неглубоким и узким пониманием сущности постмодернизма и его различных проектов и направлений, в частности учении о нарративности. Если бы данный автор осознал свою нарративность, то его протеизм не возник бы. Ведь осознание современным человечеством нарративности своей истории стало возможным именно благодаря постмодернизму.

Кроме того, необходимо отметить, что многие авторы почему-то не осознают того, что дуализм модерн — постмодерн является фундаментальным, как фундаментальны дуализмы: волна-частица, плюс-минус, начало-конец, форма-содержание, случайность-необходимость, деятельность-сознание. Они не осознают того, что имеет место принцип единства модернизма и постмодернизма, и, поэтому третьего не дано. Всё остальное является производным этих главных бимодальностей Бытия. Всё дальнейшее будет лишь вечным колебанием между модерном и постмодерном, как у наркомана периодически шарахающегося от реальности к наркореальности, как общество колеблется между свободой и диктатурой, как наука между логикой и искусством и т. п. В настоящее время не стоит вопрос о том, что идёт за постмодернизмом? Вопрос в другом: можем ли мы застрять на одном полюсе и не возвращаться в другой никогда? Или колебание между модерном и постмодерном будет главным механизмом развития человечества? И как долго это колебание возможно?

На наш взгляд, не имеет смысла заставлять писать романы на листах бумаги и компоновать его части с помощью ножниц и клея (или переписывать), проще использовать компьютерную программу “Word” или “монтажный видеокомплекс” и играть смыслами (интертекстульностью) на более виртуозном и культурном уровне. Тексты изменили своё качество и состоят теперь не только из букв, слов, предложений, смысловых структур и т. п. В настоящее время, тексты пишутся на теле-видео-аудио-метаязыко-текстуальном уровне, позволяющем передавать смыслы на более глубоком уровне. Точно также как когда-то письма писали лишь избранные: поэты, писатели и власть имущие, а сейчас пишут практически все. Точно также в недалёком будущем все мы станем режиссёрами-постановщиками своих писем-фильмов, компонуя их на персональном компьютере (размещённом на мобильном телефоне), имеющем монтажный комплекс. Это будут тоже тексты, но имеющие иную качественную основу. Мы обречены на то, чтобы жить в постмодерне, развиваясь в нём и превращаясь в иных существ — всечеловеков или квазибогов. Это, очевидно, опасно для нашего человечества, как опасна жизнь, как источник смерти.

Эпштейн отмечает, что «Смерть автора», «стирание подписи», о которых писали Р. Барт, М. Фуко и их бесчисленные последователи, ни разу, между прочим, не отказавшись от своей подписи и от включения очередного «смертного приговора» в список своих авторских публикаций… Дескать на самом деле, это не конец, а начало новой эпохи гиперавторства, размножения авторских и персонажных личностей, странствующих по виртуальным мирам во все более косвенных отношениях к своим биородителям и “бионосителям”. Но именно это и есть Смерть автора. Автор преобретает иное качество, не имеющее ничего общего с тем качеством, которое было изначально заложено в понятии “автор”. Всё это опять недопонимание Эпштейном сути некоторых проектов постмодернизма.

Таким образом, провозглашаемая Эпштейном грядущая эпоха протеизма, по сути своей является, лишь хрупкой веточкой постмодернизма, которая может быть сломана ветром постмодерновой реальности.

Далее Эпштейн отмечает, что «смерть человека», которую провозгласило поколение постгуманистов вслед за М. Фуко, что дескать действительно, мы выходим за пределы своего биовида, подсоединяя себя к десяткам приборов, вживляя в себя провода и протезы. Между человеческим организмом и созданной им культурой устанавливаются новые, гораздо более интимные отношения симбиоза. Все, что человек создал вокруг себя, теперь заново интегрируется в него, становится частью его природы. Эпштейн, судя по всему не понимает, что это и есть смерть человечества о которой говорят авторы постмодернизма. Ни о какой иной смерти постмодернистами и не говорилось. Очеловечивание приборов, орудий и машин, благодаря которым они приобретают человеческие функции движения, вычисления и даже мышления и есть смерть человека в постмодерновом понимании. Потому, что возникают совершенно иные существа и корень “человек” здесь применять уже не придётся. Всечеловек — это уже не человек, а некий квазибог. Качественное перерождение это всегда смерть старого. Ведь память об индивидуальным психическом и экзистенции исчезнет, останется одна эссенция, которая не достаточна для существования феномена Человека. Обидно только одно, что не успели мы разобраться с тем, что есть Человек, как мы потеряем его.