Кладоискатель и золото шаманов - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/77
- Следующая
– А перевод никак не связан с…?
Лепяго пожал плечами.
– А завал как же? – спросил я.
– Завал остался, – улыбнулся Андрей Николаевич. – Детям интересно. Они думают, что клад все еще там, а я их не разочаровываю. В жизни должно быть место для романтики.
– Откуда же вы знаете, что дальше ничего нет? – не унимался Вадик.
Известие о несостоятельности семейного мифа задело его за живое.
– Онтокольников, новый начальник колонии, вызывал геологов. Они какой-то аппаратурой просвечивали – нет там никакого золота. Поэтому и завал разбирать не стали.
– Печально, – заключил я.
– Таковы факты, а факты – вещь упрямая, знаете ли.
– Что же, так и уехали? – заерзал на стуле Гольдберг-младший.
– Уехали, – сочувственным тоном подтвердил Андрей Николаевич. – Должен вам сказать, что за завалом они обнаружили полость, и не маленькую, но никаких признаков золота, груда которого, согласно легенде, закрывала вход. Завал, несомненно, имеется, но из камней.
– В камнях золото искали? – проявил неожиданную сообразительность Слава.
– Откуда ему там взяться? Это же не кварцевая порода.
– Жаль, – вздохнул я. – Но взглянуть надо. Зря, что ли, ехали. Вы нас туда проводите, Андрей Николаевич?
– Провожу, конечно. – Лепяго был человеком сговорчивым. – Вы только шоферу заплатите, а машину я найду. Туда на машине надо ехать.
– Тогда поехали, – буркнул Слава, – чего тянуть. Давай прямо сейчас и отправимся.
– Вы как, Андрей Николаевич? – спросил я.
Лепяго замялся.
– У меня тут еще кое-какие дела есть, да и машину надо найти. Придется вам подождать пару часиков.
– Хорошо, – согласился я. – Подождем.
Когда директор музея удалился по своим делам, мы обменялись многозначительными взглядами.
– Ну чего? – спросил у меня Слава. – Как ты считаешь?
– Я считаю, что нам нужно съездить и посмотреть на все своими глазами.
– Ты думаешь, это может иметь какие-то перспективы? – безнадежным тоном осведомился Гольдберг-младший.
– Доверяй, но проверяй.
Вадик побарабанил пальцами по столу.
– А по-моему, там ничего нету, – заявил он. – Зря только всю эту канитель затеяли. Столько волокиты. В такую даль забрались, а без толку.
– Съездив туда, мы ничего не потеряем, – терпеливо сказал я, понимая состояние компаньона.
– Столько мотались, столько мотались, – продолжал он жаловаться неизвестно кому. – У меня, наверное, все бабочки погибли. Донна за ними присмотрит, как же! Дурак я, Давид дурило, и мы все дураки!
Я раздраженно кашлянул. Настроение и так испортилось, вдобавок Вадик тоску нагнетал.
– Зачем я только ввязался, – причитал Гольдберг. – Неужели непонятно было, что никакого клада там нет? И быть не могло! Все это туфта, что дедушка насобирал. Этнолог, Миклухо-Маклай! Из-за него теперь весь бизнес загнется!
Слава засопел.
– Новый начнешь, – отрезал я. – Дурное дело не хитрое.
Вадик тоже рассердился.
– Слушай, лапа, – с вызовом заявил он. – Ты мне не хами, понял?
– А кто тебе хамит? Срывать злость на мне я никому не позволю. Не зуди над ухом. Шел бы ты лучше… на хутор бабочек ловить!
Вадик легко приподнялся, видимо собираясь закатать мне в морду, но тут на его плечо легла Славина клешня, и энтомолог брякнулся своими откляченными ягодицами обратно на стул.
– Сядь, – одним-единственным, но весомым словом оборвал афганец наши пререкания. – Хорош бухтеть. Съездим, раз Ильюха сказал. Мне тоже кажется, что Лепяга чего-то темнит.
– Да… – рыпнулся было Вадик, но тяжелая рука приковала его к сиденью.
– Засохни пока, – буркнул Слава. – Вот если Ильюха ничего не найдет, тогда можешь возникать.
– Ладно, – вздохнул Гольдберг-младший, усилием воли сгоняя с лица досаду. Он улыбнулся. – Не зря же перлись в такую даль. Хоть на пещеры посмотрим.
– Это точно! – подытожил я.
По возвращении Андрей Николаевич Лепяго преподнес нам сюрприз. Его сопровождали двое молодцов в гражданском с короткими уставными прическами. С первого взгляда становилось ясно, откуда они. Слава моментально ощерился, один Вадик не мог понять, почему с появлением гостей в избе стало тихо и как будто даже холоднее.
– Вот, знакомьтесь, – затараторил директор, – поедут с нами за Марью. Это Саша, водитель, а это Вася… сопровождающий.
Покуда он представлял нас, я многозначительно перемигнулся с друганом. Что за номера начал выкидывать Лепяго? А тот радушно сообщил:
– Машина ждет.
Мы двинулись к выходу. В дверях я немного подзадержался и ухватил за рукав Андрея Николаевича.
– Кто это такие? – поинтересовался как бы невзначай. – Уж больно на «прапорщиков»[10] похожи.
– Их Феликс Романович прислал, – ничуть не смутился директор. – Надо же было ему о вас доложить.
– Так ты к нему сейчас бегал? – я не смог сдержать неприязнь.
– Ну а как же? – Лепяго вроде бы даже удивился, маскируя смущение. – Без него ведь никак нельзя.
– Ясненько, – заключил я. – Тогда поехали.
Злиться на подневольного человека, живущего милостью хозяина, было бесполезно. Все-таки лагерный поселок, и порядки здесь соответствующие: чуть что – сразу на легавую педаль! Однако же столь подлый ход задевал.
«Никому нельзя верить! – думал я, трясясь в кузове ГАЗ-66, великодушно выделенного полковником Проскуриным. – Люди всегда предадут, одни из корысти, другие по незнанию, а если не предали пока, так потому, что не представилось удобного случая».
Разочаровал меня Андрей Николаевич, сильно разочаровал. Не люблю стукачей, а директор подаренного музея без верноподданических чувств жить не мог. «У моего хозяина я был любимый раб!»
Раб угнездился с шофером Сашей в кабине. «Прапорщик» Вася, наверняка еще вчера шарившийся по зоне в поисках самогона, ненавязчиво уселся на дальнем конце скамьи. От него меня отделял Слава. Гольдберг-младший в гордом одиночестве разместился напротив. Он все еще не понимал, сколь коварно нас подставили.
– Но это же менты! – запротестовал Вадик, когда до него дошло, как в действительности обстоят дела.
– Согласен! – крикнул я в ответ. Сквозь рев мотора и лязг кузовных частей было трудно разбирать слова.
– Зачем мы тогда едем?!
– Чтобы осмотреться! – гаркнул я. – И, если будет смысл, начать поиски!
– Да они же с нас теперь не слезут, дурачок! – укоризненно крикнул Вадик.
– Лично я, господин гомосапиенс, под них ложиться не собираюсь!
– Как же ты от них отделаешься?!
– Ты в карты для выигрыша или для удовольствия играешь?
– Я вообще в карты не играю!
– В самом деле?! – проорал я и подумал, что, убери кто-нибудь машинные шумы, наш диалог мог бы показаться яростной перебранкой. – Ну тогда слушай! Картежники делятся на две категории: одни играют ради азарта, других интересуют исключительно деньги. Первые, как правило, выигрывают, вторые – нет. Знаешь почему?
– Ну?! – рявкнул Вадик.
– Потому что играть надо ради самой игры. Я приведу тебе избитую пословицу: деньги хороший слуга, но плохой хозяин. Так вот, мусору нужны деньги.
– А тебе они не нужны?!
– Нужны! Но я не делаю их самоцелью. Я археолог, понимаешь? Мне интересен процесс, как хорошему игроку. Это дает способность импровизировать! А у кого желание только набить карманы, количество ходов куда ограниченнее! Алгоритм его действий гораздо проще. Поэтому действия «хозяина» можно рассчитать. А значит, и обмануть его легче. Он будет держаться за деньги и буксовать, потому что деньги тоже станут держать его! А мы будем скакать вокруг, урывая куски, и удаляться с добычей, потому что мы – свободные люди! Ты меня понял?!
От продолжительного ора в горле запершило, и я отмотал флягу с водой. Вадик тем временем осмысливал мою лекцию. Она мне и самому понравилась. Сгодится, чтобы вырваться из западни, куда мы волею Лепяго и Гольдберга-старшего угодили. Пока я не представлял, как именно мы будем действовать, если найдем золото, а им, несомненно, заинтересуется начальник колонии. Может быть, мы вообще ничего не найдем. Вероятнее всего, золота в пещере никогда и не было. Или кто-то из прежних начальников его прикарманил, не зря ведь Загодин навострил лыжи сразу после раскопок. А Лепяго падла все ж таки! Так хорошо разговаривал: романтика, детишки; улыбались друг другу, как родные, а потом сбегал и настучал. Что за урод, прости господи!
10
Здесь: «прапорщик» – контролер исправительно-трудового учреждения.
- Предыдущая
- 24/77
- Следующая