Тридцать один Ученик - Смеклоф Роман - Страница 90

• Предыдущая
• 90/93
• Следующая

— Не надо, — жалобно попросил я.

Мне ответил оглушительный рёв. Болельщики дружно повскакивали с мест и заорали:

— Виктатлон!

Оливье показал все золотые зубы в подобие улыбки и надменно кивнул.

— Живи, пока.

Я облегчённо выдохнул и вжался в сиденье. Трясло так, что не мог закрыть рот. Смерть схватила за ногу и уже тащила в бездну. Я чувствовал могильный холод, сковавший ступню. Ещё чуть-чуть, и меня не стало бы.

Внутри прозрачного шара заклинатики чадили разноцветным дымом на вершинах склонов, а после второго рёва понеслись вниз. Вперёд вырвались длинные и узкие кареты, «шустрики», заскользив к сверкающим «наговорам». Жёлто-чёрный с разворота втянул крутящийся белый вихрь с осенними листьями, а синий поддел на крыло огромный голубой щит со знаком гильдии Водолюбов. Исхитрившись, они нанизали ещё по два «наговора»: пару ослепительных молний, кулак голема и огненный шар, и выскочив из отмеченного флажками с палатками «лагеря», развернулись. К ним уже спешили «бокаломы» и «очарователи». Горящие искрами «наговоры» разлетелись по заклинатикам, и они затрубили сигнал к бою. Болельщики лихо загудели в ответ.

Меня ещё трясло. Я то и дело оглядывался на Оливье, боясь увидеть, как шевелятся губы и прочитать по ним последние три буквы, но он увлёкся виктатлоном, и молчал.

— Пытайся, — зашептал в ухо голем.

Я затряс головой. Ни за что. Когда хранитель вкуса произносил страшные буквы, я чуть не рехнулся от ужаса. Чувствовал, как душа отделяется от тела и уносится в мрачную тёмную пустоту междумирья. Меня передёрнуло. Попытаться? Да я теперь шею боюсь вытянуть, не то, что взглянуть за парапет.

За флажками с мечом ходу прибавили «бокаломы». Синие кареты, как хищные фрегаты, поднимали тучу перламутровых брызг, а чёрно-желтые зажгли неистово бьющееся пламя на крыльях. Опять надувательство, но болельщики шалели. Трибуны гудели в одном разрушительном ритме, пока ещё не разделённые чьим-то успехом. Заклинатики отчаянно сшиблись. Синий «бокалом» в последний миг накрыло волной ослепительных сапфировых капель, сложившихся в водяной щит. Он, с оглушительным хрустом, влетел между соперников, разбросав в стороны чёрно-желтые кареты. Не дав врагам опомниться, синий «очарователь» засиял, окутался сетью сверкающих искр и громовым грохотом выплюнул разрезавшую «побоище» молнию. Разогнавшийся «шустрик» проскочил между чёрно-желтыми «бокаломами» и понёсся к «лагерю» соперников.

— Если взберётся на склон, они победили! — заорал архивариус.

Он то и дело подскакивал с сиденья и прыгал у пандуса.

Чёрно-желтый «очарователь» надулся, загрохотав своей молнией, но один из синих «бокаломов» протаранил его в борт, развернул и вся мощь режущего глаза́ росчерка впилась в него. Лопнувшие фонари разметало в стороны, нос кареты треснул и вспыхнул побелевшим от негодования пламенем. Синего «бокалома» подкинуло в воздух, пронесло через шар и размазало по прозрачной стене.

Трибуны остервенело взвыли. Протестующе заголосили дудки. Синие болельщики ревели, как шторм. Чёрно-желтые радостно кидали над головами огненные обручи, исходящие огнём и золотистым дымом.

«Шустрики» с пламенем на крыльях, объехав свалку в центре «побоища», тоже ринулись к вражескому «лагерю», но перегнать соперника уже никак не могли. Длинный синий заклинатик, отчаянным виражом ушёл от огненного шара и взлетел над склоном. Карету опоясали кольца из капель, выстреливших в прозрачный купол переливающимся салютом.

— Успех! — голосил Мровкуб.

— Первый наш! Первый наш! — скандировали синие трибуны.

Из распахнутых клеток вылетели птицы и пронеслись под куполом, победно клокоча.

Архивариус повернулся ко мне.

— Один ноль! Ещё два очка и синих не остановить…

Он осёкся на полуслове. Счастливое лицо потускнело, седая борода, только что бодро топорщившаяся, сникла. Мровкуб сочувственно посмотрел на меня и сел. А я отвел глаза. Чего уставился? Мне его жалость не нужна. Помог бы лучше, но нет, он выше этого. Чистоплюй! Мы хуже Оливье, а он лучше.

Я покосился на хранителя вкуса. Он уже не следил за гонками, а вперился в меня.

— Растаяла решимость, — утвердительно протянул он. — У самого кишка тонка, так хочешь подрядить гомункула?

— Нет! — закричал я.

Оливье наотмашь ударил меня по лицу.

— Заткнись! Насквозь тебя вижу! — заорал он в ответ.

— Что вы себе позволяете? — встрял Евлампий.

Хранитель вкуса скривился.

— Предупреждал! Но вы двое… — он сплюнул за парапет.

Я всё понял и сжался от страха. Убьёт меня!

— Вы не можете так поступить! — вмешался архивариус.

— Тебе кто разрешил вякать? — завопил Оливье. — Ты кто? Кусок мяса? Нет. Даже не мяса! Магопшик, возомнивший себя живым!

Мровкуб резко вскочил. Его бледное лицо побелело. Глаза расширились.

— Хозяева узнали про гомункула! Я должен вас покинуть! — закричал он.

— Прощай! — пробормотал я.

Он испугался. Честно говоря, я на его смелость и не рассчитывал.

— Вали, бумажный червяк! — крикнул Оливье.

Что-то дрогнуло в лице Мровкуба. Он перевёл взгляд с меня на хранителя вкуса.

— Придётся уничтожить это тело, иначе вас выследят! — закричал архивариус, перекрывая шум толпы.

Он взглянул на меня.

— Уничтожай! — нетерпеливо крикнул Оливье.

Я закусил губу, сдерживая дрожь.

— Сражайся, — попросил Евлампий.

Меня передёрнуло. Никогда не слышал у голема такого голоса. Вымученного, страдальческого. Ещё секунда, и из каменных глаз брызнут самые настоящие слезы.

— Пожалуйста, — простонал он.

Я изжевал губу. Надо решиться. Нельзя позволить Оливье лишить меня единственного, что ещё осталось. Выбора!

Я кивнул. Когда архивариус исчезнет, и хранитель вкуса произнесёт заветное слово, я прыгну с парапета. Пусть эта тварь переселяется в моё мёртвое тело. Посмотрим, как ему понравится.

Решившись, я поднял глаза на стоящего надо мной гомункула.

— Ты спас меня! — прокричал Мровкуб. — А я спасу тебя.

Он ловко перепрыгнул мои ноги и впился в Оливье. Пытаясь сбросить архивариуса, хранитель вкуса вскочил с сиденья. Кружась и пошатываясь, как пьяные танцоры, они вывалились в проход между трибунами.

— Ещё встретимся! — попрощался архивариус.

Следом за словами изо рта вырвалось пламя. Огонь жадно перекинулся на тело. Поджег ноги с руками. Победоносно заревел, будто в отместку за проигрыш чёрно-желтой команды и набросился на дядю. От жара задымился и вспыхнул зелёный камзол Оливье. Хранитель вкуса взвыл,

• Предыдущая
• 90/93
• Следующая