Элита. Взгляд свысока - Волчок Ирина - Страница 14

• Предыдущая
• 14/62
• Следующая

Но в этот раз ему помешали. Во дворе сипло взревела пожарная машина, и почти сразу по лестнице вверх затопали несколько человек — бегом, очень торопились. Лида выскочила на лестничную площадку, сквозь слезы отчаянно закричала:

— Товарищи! Задержите его! Это убийца!

Директор растерялся и допустил ошибку — попытался прорваться сквозь толпу пожарных. Его скрутили и приволокли назад в квартиру. Милицию вызвали. Он орал что-то начальственным голосом о вилке, которой его опасно ранила эта сумасшедшая. Требовал приобщить вилку к делу как вещдок. Галя взяла этот вещдок и на глазах трех милиционеров, двух врачей и какого-то задумчивого типа в штатском воткнула этот вещдок Директору в пузо. Директор заверещал.

— Это я его вилкой, — спокойно сказала Галя опешившим свидетелям преступления. — И в первый раз тоже я, а не Саша. У Саши сил не хватило бы… Вы же видели, как он ее избил. Жаль, что у меня тоже сил мало. Надо было спортом заниматься, а не языки учить… Ладно, я еще займусь.

Саша не знала, что дальше было, не запомнила. Она то впадала в беспамятство, то приходила в себя на какое-то время. Потом ее увезли в больницу. Долго лечили. Обнаружили, что беременна, предложили аборт. Она не согласилась — ребенок был Митькин.

Лида и Галя забрали ее после больницы к себе. Там она узнала, чем все закончилось. Дело совсем замять не удалось, слишком много свидетелей было, да еще собственная жена написала заявление в милицию. Директор, полежав в ЦКБ с двумя царапинами — на шее и на пузе, — вернулся на работу с видом мученика, пострадавшего за правое дело. Например, за борьбу с классовыми врагами. Товарищи по классовой борьбе все понимали, кроме одного: как можно было довести борьбу до такой огласки? Директора вывели из замкнутого круга и сослали опять на Урал, опять директором какого-то завода. Лида с ним развелась. Галя на прощанье еще раз воткнула в него вилку. И опять при свидетелях — чтобы не убил. Но опять не опасно, у Директора была и вправду кабанья шкура. В этот раз его в ЦКБ не положили, уехал на Урал поцарапанный.

А Митька пропал. В общежитии о нем никто ничего не знал. Саша написала его родителям в Ростов — те ответили, что тоже ничего не знают.

Через много лет Саша случайно узнала, что Митька умер в психушке, куда попал с диагнозом «вялотекущая шизофрения»: ходил по милициям и прокуратурам, пытался добиться наказания Директору. Конечно, сумасшедший.

Второго марта 1971 года Саша родила дочку Александру. Александру Александровну Комисарову. Александру четвертую.

Жила частными уроками. Лида помогала. Как-то сумела квартиру ей сделать. Маленькую, и далеко — на Большой Черкизовской. Но все-таки уже свое жилье. Потом работу нашла, переводчиком. Потом — гувернанткой в доме какого-то писателя. Маленькую Сашу, Александру четвертую, все время куда-то устраивала — то в детский сад, то в хорошую школу, то в пионерский лагерь… Потом, после школы, хотела в МГИМО устроить, но Александра четвертая не согласилась. Она хотела в институт иностранных языков. И сама поступила, без всяких проблем.

А мама пошла в гувернантки к дочке Гали. Галя очень просила. И муж у нее был никакой не ответственный работник, а бывший спортсмен. Бизнесом каким-то занимался. Очень успешно. Можно сказать, вошел в круг новой элиты. В девяносто третьем году товарищи по элите расстреляли его из автоматов прямо во дворе собственного дома. И няню его дочери расстреляли. Не специально, просто она кинулась закрывать собой маленькую Лиду, дочь Гали, внучку той Лиды, которую княгиня Александра Павловна и ее дочь Александра спасали от голодной смерти в блокадном Ленинграде.

— Это настоящий героизм, — сказал какой-то полковник, который вел дело об убийстве крупного бизнесмена. — Я ведь знаю историю вашей семьи, Александра. То есть историю… ну, всех ваших предков… И матери, и бабушки, и прабабушки… Нам все известно. Да сейчас вам нечего волноваться, сейчас такое происхождение уже ничем не грозит. Даже еще и завидовать будут. У меня дочка растет. Пойдете к ней в учительницы? Четыре иностранных языка! Она ж у меня королевой будет.

Александра тогда после института первый год работала в школе. Зарплата — никакая. А она собиралась замуж за Толика. У него зарплата тоже никакая была. Полковник предложил такие деньги, что за полгода работы у него можно было бы обеспечить нормальную жизнь и ей с Толиком, и будущему ребенку как раз на то время, пока она будет в декрете сидеть.

— Мне нужно поговорить с близким человеком, — сказала Александра полковнику.

— Хорошо, — согласился тот. — Я подожду. Вам недели хватит?

Александра не успела поговорить с близким человеком. Близкий человек ее опередил.

— Я встретил женщину моей мечты, — сказал Толик. — Саша, я не могу быть подлецом, я честно говорю: мы решили пожениться. Ты поможешь мне вещи собрать? Я должен уйти прямо сегодня. Видишь ли, свадьба у нас уже в субботу… А в воскресенье мы уезжаем в свадебное путешествие, в Италию… У нее в Италии свой дом, представляешь? Ах, Саша, я всю жизнь мечтал побывать в Италии!

Александра собрала скудное барахлишко Толика, с которым он полгода назад переехал в ее квартиру из общежития, пожелала ему счастья в личной жизни и помахала рукой на прощанье. На следующий день пошла и сделала аборт. У нее никогда не будет ребенка с отчеством Александрович. Или Александровна. На аборт ушли все деньги, которые она откладывала на свадьбу. Вообще все деньги ушли.

Через неделю Александра позвонила полковнику и сказала, что она принимает его предложение поработать гувернанткой его дочери. Полковник откровенно обрадовался, сказал, что жена тоже очень рада, что комната для Александры в его доме уже готова, но можно все переставить, перевесить, перестелить и переменить, если ей что-то не понравится, так что пусть она прямо сейчас и приезжает, с собой берет только самое необходимое, в доме все есть, а если понадобится что-то еще — так это не проблема, он лично проследит за тем, чтобы у Александры было все, что ей нужно… Так что куда машину за ней прислать?

На следующий день она приехала.

Настя уснула, и Александра увела Нину Максимовну в небольшой холл прямо напротив детской. Удобные кресла, чайный столик, в распахнутое окно из сада осторожно проникает вечерняя свежесть. А комары не проникают — окно затянуто густой нейлоновой сеткой. Сетку Александра время от времени мазала гвоздичным маслом. На запах гвоздичного масла у Насти аллергии не было, а у комаров — была. И мимо никто не шастал — ни в саду за окном, ни по коридору. Особенно в десять часов вечера. Хорошее место для откровенного разговора.

— Нина Максимовна, вам нравится Настя? — без особого интереса спросила Александра, обдумывая основные тезисы будущего разговора.

Сейчас Няня начнет восхищаться необыкновенным умом и многочисленными талантами ребенка и хвалить бонну за блестящие результаты обучения. Вот тогда и можно говорить о целях и задачах. И о роли няни в деле совершенствования достижений и побед.

— Ну, как бы это помягче выразиться, — неожиданно сказала Нина Максимовна. — Настя все-таки очень… странная. Нет, я не говорю, что она мне не нравится… Скорее — наоборот. Мне, если честно, вообще не все дети нравятся. Больные совсем не нравятся.

— Что вы имеете в виду? — удивилась Александра. — Если ребенок простудился — то он не вызывает симпатии? Или даже антипатию вызывает?.. Если у ребенка температура… Нина Максимовна, вас отталкивает Настина аллергия на некоторые запахи?

— Бог с вами, — даже обиделась няня. — Разве я об этом? Все дети болеют, большое дело… Я со своими вообще из бюллетеней не вылезала. Настина аллергия — совсем пустяки. Я не про эти болезни говорю, я про те, которые… не излечиваются. Которые… душевные. Вот таких больных я не люблю. Извините. Понимаю, что это нехорошо, но вот ничего с собой поделать не могу. Не нравятся мне такие больные. Даже если это дети.

• Предыдущая
• 14/62
• Следующая