Стихи и статьи о Нике - Турбина Ника Георгиевна - Страница 48

Сначала от этого было херово, потом от этого было кайфно, своего рода мазохистский кайф был, — Слава Богу, что не надо, от этого тепло и замечательно. А потом стало все равно. Надолго. Очень надолго.

(Ника Турбина. Интервью А. Борсюку в фильме "НикаТурбина: История полета" 1995 г. Сохранен стиль, присущий героине рассказа — автор).

Она пыталась учиться в Гитисе, куда ее приняли без вступительного экзамена по русскому (она ведь так и не умела толком писать), снялась в каком то малопонятном художественном фильме в роли главной героини. Работала в театре — студии на окраине Москвы. И все время писала стихи, на обрывках бумаги, на клочках газет.

Но стихи эти она чаще всего читала себе одной. Даже поклонники Ники, которые были у нее всегда не очень — то интересовались ее творчеством, предпочитая делить с нею постель и рюмку. Ей это не очень нравилось. Бесконечные ссоры и выяснение отношений то с любимыми, то с родными, привели к тому, что в ночь с 14 на 15 мая 1997 года Ника выбросилась с балкона пятого этажа. У нее был серьезно поврежден позвоночник, но она чудом осталась тогда жива. Деньги на лечение собирали все, кто еще знал ее и помнил. Помог даже какой то американский бизнесмен. Она перенесла 12 операций, оправилась, но ходить самостоятельно больше не могла.

В ее маленькой квартирке в Москве, в одном из старинных, еще «сталинских», высотных домов жили с нею только две кошки и собака. Людям она не очень доверяла. Журналистов видела редко. Да они ею и не интересовались.

В своем последнем интервью Анатолию Борсюку в 2001 году (в программе "1+1") она тихо рассказывала потрясающую историю наглости и предательства, пытаясь еще при этом иронизировать: "Сейчас я Вас посмешу. Месяц назад меня нашла каким — то левым путем секретарь детского писателя Альберта Лиханова. Я пришла к нему. (Вероятно, Нику привезли к писателю какие — то знакомые. — автор). Лиханов долго сидел, пялился на меня, задавал совершенно хамские вопросы. Наконец, я говорю: "Альберт Анатольевич, зачем я Вам вообще нужна? Я свое время потеряла." — "Я книгу пишу. Вы, как подопытная, мне очень нужны." — "Как подопытная?" — "Ну, как из маленьких гениев дураки вырастают". Я не утрирую, все так и было. На самом деле очень смешно.."

Смешно до такой степени, что напоминает трагедию в античном стиле!

Анатолий Борсюк резюмировал: "С нею, действительно, очень сложно. Она совершенно не приспособлена к жизни. Умеет только стихи писать и ничего больше. (А разве это — так мало?!! — автор.) Ей нужен человек, который заслонил бы ее своей спиной, избавил от быта, от необходимости покупать себе одежду, еду, платить за квартиру, пробивать публикации… Не знаю найдется ли сейчас человек желающий искренне ее полюбить, помочь. Не знаю, почему ее жизнь так сложилась, кто в этом виноват. У меня был вариант названия фильма "Спасибо всем!". Все забыли Нику, не только те, кто ею непосредственно занимался, но и почитатели ее таланта, публика, страна. Со всеми покровителями, фондами, чиновниками журналами всё кончено. О ней никто не помнит, она никому не нужна. Ей 26 лет, вся жизнь впереди, а такое ощущение будто она прожила ее почти до конца.."

До конца. Да, так и было. 27 мая 2002 года Нике каким то чудом удалось забраться на подоконник своей комнаты на пятом этаже. Она отправилась в последний полет, посчитав, что жить — хватит, и оставив у себя за спиной рассуждения о нужности и ненужности, нелюбви и пустоте, истинном и неистинном даре гениальности.

Несколько дней ее тело пролежало в морге института им. Склифосовского, никем не опознанное. Потом ее просто кремировали.

Цветы ей принес единственный человек — ее преподаватель на Высших режиссерских курсах Алена Александровна Галич (дочь поэта — барда Александра Галича — автор.) Вместе со своими студентами — сокурсниками Ники, Алена Александровна намерена добиваться перезахоронения праха Ники Турбиной на Ваганьковском кладбище. Она считает, что наград и престижных премий для предоставления такой "посмертной почести" у Ники Георгиевны Турбиной более, чем достаточно!

Оправдала ли она свое имя, данное ей при рождении Ника — "богиня Победы" — судить не нам. Как и давать оценку ее странной Судьбе и тому ошеломляющему Дару, что принес в ее жизнь больше горечи, чем сладости и больше разочарования чем, надежд: Но, наверное, такова участь всех истинных Поэтов

Жизнь как черновик[9]

Мне было семь лет, а ей — целых восемь. Я жила в Симферополе, а она — в Ялте, у моря. Про нее писали в газетах, ее все время — во всяком случае, мне так казалось — показывали по телевизору. Говорили, что она пишет гениальные стихи. Говорили, что… В общем, говорили о ней тогда слишком много. На мой семилетний взгляд — гораздо больше, чем нужно.

Детские чувства гораздо более стойкие, чем принято считать. Я так и не встретилась с Никой Турбиной «вживую», но не упускала ее из виду. Вот кокетливый подросток с еще живыми, хоть и какими-то надорванными мечтами о звездном будущем… Красивая девушка с прокуренным голосом и утраченными иллюзиями… Усталая женщина без возраста и без блокнота со стихами… Стоит ли говорить, что завидовать ей я перестала давным-давно.

А тогда, в свои семь, в разгар Никиной славы, я как-то сунула любопытный нос в найденное на столе неоконченное мамино письмо. Адресованное в редакцию «Советской культуры», с просьбой переслать матери Ники Турбиной. Уже не помню, что именно — еще тогда! — писала моя мама, деликатнейшая женщина, никогда и никого не учившая жить. Общий смысл письма (кажется, так и не отправленного) был такой: «Что же вы делаете с ребенком?! Как она сможет жить дальше?..»

Ее короткая двадцатисемилетняя биография уже сейчас не существует в бесспорном, «каноническом» варианте. Расходятся даты, факты, адресаты обвинений… Одни из участников ее судьбы отказываются от всяческих комментариев, другие чересчур категоричны, третьим не хватает искренности. Кое-кто из претендующих на близкое знакомство с Никой говорит, что нельзя целиком принимать за чистую монету и то, что она рассказывала о себе сама…

Что ж, попробуем. Жила-была девочка. Красивая, мечтательная, болезненная. Из-за приступов бронхиальной астмы не могла спать — а бессонными ночами приходили стихи. Мама и бабушка записывали короткие строчки в рваном ритме, с погрешностями против версификации, но с потрясающим, недетским эмоциональным накалом и трагизмом.

Позже Никина бабушка не без кокетства рассказывала, что советовалась тогда с врачами: как бы сделать, чтоб ребенок не писал стихи? Но реально делалось прямо противоположное: стихотворения Ники настойчиво давали читать отдыхавшим в Ялте литераторам, и один из них — сам Юлиан Семенов! — проникся. Потом, уже в Москве, Нику взял под покровительство мэтр Евгений Евтушенко: «С моей точки зрения, налицо редчайшее явление, а может быть, чудо: восьмилетний поэт».

Ее слава началась с подборки стихов в «Комсомольской правде» с предисловием Юлиана Семенова. А дальше покатилось как снежный ком: статьи, интервью, теле- и радиопередачи, фестивали, концертные поездки вместе с мамой и «дядей Женей» Евтушенко… О «феномене Ники» говорила, кажется, вся страна. Одни категорически не верили, приписывая авторство ее «взрослых» стихов то ли маме, будто бы нереализовавшейся поэтессе, то ли дедушке Анатолию Никаноркину, «известному крымскому поэту» (мне, крымчанке, не приходилось слышать о нем вне контекста его внучки). Другие, наоборот, утверждали, что Ника напрямую общается если не с Богом, то с высшим космическим разумом; а может быть, и сама — не с нашей Земли…

К десятилетию поэтессы в издательстве «Молодая гвардия» вышел ее дебютный сборник «Черновик». «Название этой книги, — писал в предисловии Евтушенко, — мы выбрали вместе с Никой. Восьмилетний ребенок в каком-то смысле — это черновик человека».