Пираты Неизвестного моря - Иванов Альберт Анатольевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая

– Это нечестно! – взвился Рой. – Не по-пиратски! Леньке не разрешили перерасказывать, и мне должны запретить. А этот шкет вас нарочно отвлекает, а сам все думает, думает.

– И это верно, – задумчиво сказал Гринберг.

А я разозлился:

– Ну, и ладно! Не хотите слушать, не надо. А то нарочно сбивают, рассказать не дают.

Я здорово на них разозлился и поэтому рассказал только конец этой истории:

– Скучно мне стало. Достал я из портфеля толстую книгу избранных стихов английского классика Байрона и начал очень тихо читать про себя. Родители снова появились за окном и начали делать мне непонятные знаки. Я встал и подошел: «Ну, чего там?» А учитель остолбенел. Что хотели сказать родители, я так и не успел узнать – их словно ветром унесло. И поэтому я спросил у учителя: «Можно я пойду погуляю? Я Байрона читал!» Знаете, меня за это чуть из школы не исключили, и я решил поступить в институт геологический.

У меня – страсть к минералам. Кто, как не я, открыл крупное месторождение глины во дворе нашей школы, когда там рыли траншею для газопровода?!

Пришел я к директору института. Он говорит: «Пожалуйста, для таких талантливых молодых людей у нас двери ой как широко открыты!» И стал я тайком от всех учиться в институте (Ленька ехидно захихикал). Но тут прибежал директор школы – кто-то доложил – и ну меня уговаривать: вернитесь, мол, пожалуйста, мы вас сразу во второй класс запустим. А родители стоят рядом и плачут: «Вернись, сыночек, в школу». Я их пожалел и вернулся.

И вообще, мне не в школе место. Тем более, со вторым классом они меня тогда обманули, на все я смотрю мрачно и поэтому предлагаю избрать меня капитаном, чтобы моя жизнь стала хоть немножечко веселей и радостней.

Мне так себя стало жалко, что я чуть не заплакал.

После моего рассказа наступило тягостное молчание. Я сам понимал, что моя история – не очень-то того! Вот если б я взаправду в институте учился, курсе на третьем, не было бы никаких споров за капитанство.

– Все ясно, – изрек Рой. – Я капитан! Пойду спать.

Он полез из-под кровати, но мы втянули его за ноги обратно.

– Предлагаю Соломоново решение, – опять по-научному забубнил Гринберг. – Как подтвердило состязание мускулов и умов, все мы очень сильные и развитые не по годам. Всем нам место в геологическом институте, как правильно заметил Петька. И я…

– Чего ты тянешь? – разбушевался Рой. – Я спать хочу.

– А чего спорить-то? – сказал Ленька. – Оставим все по-старому. Я капитан – и крышка. У меня уже двухнедельный стаж и опыт.

И он полез из-под кровати. Но мы его мигом вернули назад, хоть он и отчаянно брыкался.

– Как хотите, а капитан – я! – твердо сказал я и коротким молниеносным броском попытался выйти «на волю». Но меня так лихо водворили на место, что я чуть без ног не остался.

Тут Гринберг снова миролюбиво забубнил:

– Не будем спорить. Все мы – капитаны. Каждый – капитан.

– В порядке очередности, по алфавиту. День ты, день я, день ты. Я первый!

Мы ужас как хотели спать и поэтому радостно его поддержали. Действительно – Соломоново решение, хотя и не знаю, кто такой Соломон.

Безделье человека портит. Это я вам точно говорю. А раньше я в это не верил. А папа верил, и мама верила.

– Поживешь – узнаешь! – обещали они.

И я узнал. Временами скука в лагере была зеленая…

Мы вообще ничего не делали. Я имею в виду такого полезного. И я с тоской вспоминал, не поверите, что дома иногда ходил за хлебом и молоком, приносил из подвала малосольные огурцы и моченые яблоки, а по воскресеньям мы – я, Ленька и папа – осваивали пылесос.

Одному Славке Рою повезло. Он удачно пристроился на кухне и каждый день рубил дрова. Сухие чурки весело трещали и лопались, как спелые арбузы. Щепки оо свистом летели во все стороны. А мы стояли вокруг Славки и завидовали.

– Дай рубануть, – унижались некоторые.

А Рой их не замечал, потому что был занят важным делом. Тетя Нюра – главная повариха – души в Славке не чаяла и все время его хвалила:

– Мужчина растет. Семье помощник!

Когда еще раз приедет мама, я ей скажу ласково-ласково:

– Милая мамочка! Вернусь домой, буду все-все делать по дому. А когда ты приедешь снова меня проведать, привези мне, пожалуйста, топор. А на мой очередной день рождения можешь мне ничего не дарить.

Мы будем вместе со Славкой колоть дрова, и тетя Нюра окажет, что я тоже парень не промах.

– Мужчина растет. Семье помощник! – скажет она.

Девчонкам было веселее. Они прививали себе трудовые навыки, тетя Нюра учила их вкусно готовить самые всевозможные блюда: и борщ, и пюре, и кашу гречневую, и котлеты с мясом, и приправу для аппетита – «Мой онес».

А что, если и мне научиться вкусно готовить разные блюда? Это же ой как в жизни пригодится! Вот приеду домой и скажу родителям:

– Дорогие папа и мама, сходите в кино, а я приготовлю такой вкусный обед – закачаетесь!

Все-таки я уговорил тетю Нюру поручить мне ответственное дело – самостоятельно приготовить для начала картофельный пирог.

Пирог сделать – это вам не тяп-ляп! В одном тесте увязнуть можно. И я увяз! Пять девчонок с трудом меня оторвали – так я влип.

Тесто я безнадежно испортил, но сразу нашел выход:

– Не выбрасывайте его. Им можно целый месяц письма заклеивать. Лучше всякого клейстера!

Ох, окажу я вам, кухня – все же не мужское дело. Вот когда приеду домой, скажу родителям:

– Дорогие папа и мама, я пойду в кино. А вы приготовьте такой вкусный обед, чтобы я закачался!

Тесто – далеко не клей третьего сорта. Сразу не отмоешь. Я сидел на корточках под умывальником и ожесточенно драил руки песком.

Но тут из-за нашего корпуса появился взъерошенный мальчишка. Тельняшка навыпуск, брюки клеш, в руках – палка. Идет, распевает, поплевывает, как будто свой.

– Эй, ты! – закричал я ему. – Тебе здесь что надо?

– Ничего, – храбро ответил незнакомец.

– Тогда иди отсюда!

– Ты на меня лучше не надирайся, – разозлился мальчишка. – А то бадиком стукну!

– Чем, чем?

Он помахал палкой:

– Ты что, дурак? Я же тебе на человеческом языке сказал: бадиком – значит, дубинкой. Понял?

Я испугался:

– Только тронь. Ребят позову.

– В гробу я их видел. Хоть сто! Мой дядя о них свою гармонь обновит – ни одна больница не примет!

«Плохи дела», – подумал я и козырнул:

– Ты не очень-то. У нас есть один боксер в тяжелом весе. Я ему сейчас свистну, сразу с топором прибежит.

Парень задумался…

– Конечно, – сказал он, – бадик против топора – ничто. И чего мы тут с тобой делим. Николай я. Держи кррраба, – сказал мальчишка.

– Давай, – не понял я.

Он протянул мне пять широко растопыренных, согнутых пальцев. Я на всякий случай пожал:

– Петр!

– Курево есть? – деловито поинтересовался Колька.

– Месяц назад бросил. Даже не тянет, – соврал я. Он посмотрел на меня, кажется, с уважением:

– Молоток! А я вот не могу. Засосало. Ну, ладно, я отчаливаю. Дела! Вечером, может, встретимся.

На прощание он так ударил палкой но камню, что от нее ничего не осталось, кроме щепок.

Я стоял, раскрыв рот, и смотрел, как удаляется мой новый знакомый – мелкий вредитель Колька. Останови такого – и ни в одну больницу не примут!

Вот любят все нас называть хулиганами почем зря – и папы, и мамы, и соседи разные, и учителя иногда. А все потому, что с более или менее настоящими хулиганами они и не встречались. Разве это хулиганство, когда мы изредка шумим на уроках или деремся по ночам подушками? Просто у нас, как я уже говорил, избыток энергии. А применить ее негде, кроме как на уроке физкультуры.

Я долго смотрел Кольке вслед. Он дошел до ворот лагеря и ни с того ни с сего так толкнул калитку ногой, что она чуть с петель не сорвалась.

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая