Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 166

• Предыдущая
• 166/235
• Следующая

— Так вот как ты понял, — протянул Гней Петрей.

— Так это так и есть! — нетерпеливо воскликнул молодой Скавр.

— Так это так и есть! — повторил Сулла и засмеялся.

— Так это так и есть! — Гней Петрей тоже засмеялся.

Молодой Скавр изумленно уставился на них. Ему вдруг стало страшно от этого зловещего веселья.

— Ради всех богов, что в этом смешного?

Сулла вытер выступившие от смеха слезы.

— Смешно, молодой Скавр, потому что это безнадежно наивно. — Рука его взметнулась вверх и жестом художника обвела горные склоны с обеих сторон долины. — Посмотри вон туда! Что ты видишь?

— Горы, — отозвался молодой Скавр, удивляясь все больше и больше.

— Пешеходные тропы, вьючные и звериные тропы — вот что видим мы со старшим центурионом! Разве ты не заметил эти маленькие, словно украшенные бахромой, терраски, которые делают горы похожими на критские юбки? Кимбрам много не потребуется — всего лишь забраться на эти террасы, и они в три дня окружат нас. А тогда, молодой Марк Эмилий, мы окажемся между молотом и наковальней. Раздавленные, как жук под сапогом.

Молодой Скавр побледнел так страшно и внезапно, что Сулла и Петрей поспешили подхватить его, чтобы он не упал в воду. В этом ледяном потоке почти мгновенно погибало все живое.

— Наш начальник придумал плохой план! — резко сказал Сулла. — Нам следовало ждать кимбров между Вероной и озером Бенак, где у нас была бы тысяча вариантов, как их заманить в ловушку, и достаточно места, чтобы эту ловушку захлопнуть.

— Почему же тогда никто не скажет Квинту Лутацию? — прошептал молодой Скавр.

— Потому что он — еще один тупоголовый, упрямый консул, — объяснил Сулла. — Он не желает слушать ничего, кроме той напыщенной тарабарщины, которая стучит в его собственной голове. Единственный человек, кого он еще мог бы выслушать, — это Гай Марий. Но Гай Марий не будет ничего говорить. Нет, Марк Эмилий, наш полководец Квинт Лутаций Катул Цезарь полагает, что лучше всегда драться так, как при Фермопилах. Но если ты помнишь историю, то знаешь: одной-единственной узенькой тропинки вокруг горы оказалось достаточно, чтобы разбить Леонида.

Молодой Скавр икнул.

— Простите! — воскликнул он и бросился в свою палатку.

Сулла и Петрей смотрели, как он петлял, стараясь сдержать тошноту.

— Это не армия, это фиаско, — махнул рукой Петрей.

— Нет, просто хорошая маленькая армия, — возразил Сулла. — Но вот командиры — полное фиаско.

— Кроме тебя, Луций Корнелий.

— Кроме меня.

— У тебя что-то на уме, — сказал Петрей.

— Да, это правда. — И Сулла улыбнулся, показав свои длинные зубы.

— А можно спросить, что именно?

— Конечно, Гней Петрей. Но давай условимся: я расскажу тебе, скажем, в сумерки, хорошо? На месте сбора твоего легиона. Мы с тобой проведем остаток дня, предупреждая всех командиров, что с наступлением сумерек будет совещание. — Он что-то быстро просчитал в уме. — Всего около семидесяти человек. Но эти семьдесят многого стоят. Ты берешь на себя три легиона в этом конце долины, а я вскочу на своего мула и приведу три других легиона с дальнего конца.

Кимбры появились в тот же день с северной стороны. Они ворвались в долину, значительно опередив свои повозки, и остановились недалеко от укреплений римского лагеря. И остались там. А шепоток уже полетел по легионам, и разведчики отправились на север, чтобы заглянуть через плетеный бруствер. И там они увидели столько вооруженных людей, сколько ни один римлянин не видел никогда в жизни. И все эти вооруженные люди были гигантского роста.

Совещание, проведенное Суллой в самнитском лагере, было очень коротким. Когда оно закончилось, было еще достаточно светло, и они прошли с Суллой во главе через мост, в деревню Тридент. Катул Цезарь собрал там свое совещание, чтобы обсудить появление кимбров. Он как раз выказывал недовольство отсутствием своего заместителя, когда Сулла — без кирасы, в кожаном доспехе и мечом и кинжалом на поясе — вошел в переполненную комнату.

— Я был бы тебе крайне благодарен, Луций Корнелий, если бы ты не опаздывал, — сказал Катул Цезарь холодно. — Пожалуйста, сядь, и мы приступим к делу — составим план нашей завтрашней утренней атаки.

— Прошу прощения, времени рассиживаться у меня нет! — сказал Сулла.

— Если у тебя нашлись более важные дела, то ступай! — сказал Катул Цезарь. Лицо его покрылось пятнами.

— Да я никуда не и собираюсь идти, — отозвался Сулла, улыбаясь. — Важные дела мои как раз здесь, в этой комнате. И самое важное — то, что завтра утром никакого сражения не будет.

Катул Цезарь вскочил на ноги:

— Не будет сражения? Почему?!

— Потому что в армии мятеж и я — его подстрекатель. — Сулла извлек меч из ножен. — Входите, центурионы! — крикнул он. — Будет немного тесновато, но мы все поместимся.

Никто из присутствующих в комнате не проронил ни слова: Катул Цезарь — потому что был слишком зол, остальные — от изумления. Некоторые почувствовали облегчение: далеко не всем старшим офицерам было по душе предстоящее утром сражение. Семьдесят центурионов вошли в дверь и встали за спиной Суллы и по сторонам. Таким образом, образовалось небольшое пустое пространство между мятежниками и старшими офицерами Катула Цезаря, которые теперь были прижаты к стене — в буквальном смысле этого слова.

— Тебя за это скинут с Тарпейской скалы! — крикнул Катул Цезарь.

— Если потребуется — пусть! — сказал Сулла и вложил меч в ножны. — Но когда мятеж можно считать действительно мятежом, Квинт Лутаций? Как долго может солдат слепо повиноваться? Разве это истинный патриотизм — покорно тащиться на смерть, когда полководец, отдающий приказы, — полный тупица?

Было очевидно, что Катул Цезарь не мог найти достойного ответа на такую грубую откровенность. С другой стороны, он был слишком горд, чтобы нечленораздельно лепетать протесты, и слишком уверен в своем положении, чтобы вообще не вести разговоры с наглецами. В конце концов он вымолвил с холодным высокомерием:

— Это необоснованно, Луций Корнелий!

Сулла кивнул:

— Согласен, необоснованно. С другой стороны, наше присутствие здесь, в Триденте, также необоснованно. Завтра кимбры отыщут по склонам гор сотни тропинок, проложенных домашним скотом и волками. И здесь не одна гора Анопея, а сотни таких Анопей! Ты не спартанец, Квинт Лутаций, ты римлянин, и я удивляюсь, что ты вспоминаешь Фермопилы как спартанец — не как римлянин! Разве твои учителя не рассказывали тебе, как Катон Цензор использовал тропу Анопеи, чтобы окружить царя Антиоха? Или твой воспитатель считал Катона Цензора слишком низкородным, чтобы служить примером для чего-нибудь, кроме высокомерного презрения? Лично меня в Фермопилах восхищает Катон Цензор, а не Леонид и его воины, которые погибли все до одного! Спартанцы согласны были лечь костьми до последнего бойца, с единственной целью — надо было задержать персов, чтобы дать время греческому флоту подготовиться к сражению у Артемисии. Только это не помогло, Квинт Лутаций! Это не помогло! Греческий флот был разбит, и Леонид погиб ни за что. И разве Фермопилы повлияли на ход войны с персами? Конечно, нет! Когда вновь созданный греческий флот одержал победу у острова Саламин, не было героической прелюдии, как при Фермопилах. Можешь ли ты честно сказать, что ты предпочитаешь самоубийственную храбрость Леонида стратегическому гению Фемистокла?

— Ты путаешь ситуации, — высокомерно отозвался Катул Цезарь. Его гордость сильно страдала из-за этого рыжеволосого хитреца Улисса. Истина заключалась в том, что полководца куда больше заботили собственное достоинство и личный авторитет, нежели судьба армии или кимбры.

— Нет, Квинт Лутаций, это ты путаешь ситуации. Твоя армия — теперь моя, по праву мятежа. Когда Гай Марий послал меня сюда, — он с удовольствием упомянул это имя в полной тишине, — я прибыл с единственным приказом: сделать все, чтобы сохранить армию, пока Гай Марий не сможет взять ее под свое начало. То есть пока он не разобьет тевтонов. Гай Марий — наш главнокомандующий, и в данный момент я действую по его приказу. Когда его приказы идут вразрез с твоими, я подчиняюсь ему, а не тебе. Если я позволю продолжить эту безрассудную эскападу, то наша армия вся ляжет на поле боя при Триденте. Но этого не будет. Сегодня же ночью мы отступаем. Все легионы. Сразу. И будем ждать другого дня, когда у нас появится шанс победить.

• Предыдущая
• 166/235
• Следующая