1В то время как внезапная тревога
Гнала их россыпью к подножью скал,
Где правда нас испытывает строго,
4Я верного вождя не покидал:
Куда б я устремился, одинокий?
Кто путь бы мне к вершине указал?
7Я чувствовал его самоупреки.
[670] О совесть тех, кто праведен и благ,
Тебе и малый грех — укол жестокий!
10Когда от спешки он избавил шаг,
Которая в движеньях неприглядна,
Мой ум, который все не мог никак
13Расшириться, опять раскрылся жадно,
И я глаза возвел перед стеной,
От моря к небу взнесшейся громадно.
16Свет солнца, багровевшего за мной,
Ломался впереди меня, покорный
Преграде тела, для него сплошной.
19Я оглянулся с дрожью непритворной,
Боясь, что брошен, — у моих лишь ног
Перед собою видя землю черной.
22И пестун мой: «Ты ль это думать мог? —
Сказал, ко мне всей грудью обращенный. —
Ведь я с тобой, и ты не одинок.
25Теперь уж вечер там, где, погребенный,
Почиет прах, мою кидавший тень,
Неаполю Брундузием врученный.
[671] 28И если я не затмеваю день,
Дивись не больше, чем кругам небесным:
Луч, не затмясь, проходит сквозь их сень.
31Но стуже, зною и скорбям телесным
Подвержены и наши существа
Могуществом, в путях своих безвестным.
34Поистине безумные слова —
Что постижима разумом стихия
Единого в трех лицах естества!
37О род людской, с тебя довольно quia;
[672] Будь все открыто для очей твоих,
То не должна бы и рождать Мария.
40Ты
[673]видел жажду тщетную таких,
Которые бы жажду утолили,
Навеки мукой ставшую для них.
43Средь них Платон и Аристотель были
И многие». И взор потупил он
И смолк, и горечь губы затаили.
46Уже пред нами вырос горный склон,
Стеной такой обрывистой и строгой,
Что самый ловкий был бы устрашен.
49Какой бы дикой ни идти дорогой
От Лериче к Турбии,
[674]худший путь
В сравненье был бы лестницей пологой.
52«Как знать, не ниже ль круча где-нибудь, —
Сказал, остановившись, мой вожатый, —
Чтоб мог бескрылый на нее шагнуть?»
55Пока он медлил, думою объятый,
Не отрывая взоров от земли,
А я оглядывал крутые скаты, —
58Я увидал левей меня, вдали,
Чреду теней,
[675]к нам подвигавших ноги,
И словно тщетно, — так все тихо шли.
61«Взгляни, учитель, и рассей тревоги, —
Сказал я. — Вот, кто нам подаст совет,
Когда ты сам не ведаешь дороги».
64Взглянув, он молвил радостно в ответ:
«Пойдем туда, они идут так вяло.
Мой милый сын, вот путеводный свет».
67Толпа от нас настолько отстояла
И после нашей тысячи шагов,
Что бросить камень — только бы достало,
70Как вдруг они, всем множеством рядов
Теснясь к скале, свой ход остановили,
Как тот, кто шел и стал, дивясь без слов.
73«Почивший в правде, — молвил им Вергилий, —
Сонм избранных, и мир да примет вас,
Который, верю, все вы заслужили,
76Скажите, есть ли тут тропа для нас,
Чтоб мы могли подняться кручей склона;
Для умудренных ценен каждый час».
79Как выступают овцы из загона,
Одна, две, три, и головы, и взгляд
Склоняя робко до земного лона,
82И все гурьбой за первою спешат,
А стоит стать ей, — смирно, ряд за рядом,
Стоят, не зная, почему стоят;
85Так шедшие перед блаженным стадом
К нам приближались с думой на челе,
С достойным видом и смиренным взглядом.
88Но видя, что пред ними на земле
Свет разорвался и что тень сплошная
Ложится вправо от меня к скале,
91Ближайшие смутились, отступая;
И весь шагавший позади народ
Отхлынул тоже, почему — не зная.
94«Не спрошенный, отвечу наперед,
Что это — человеческое тело;
Поэтому и свет к земле нейдет.
97Не удивляйтесь, но поверьте смело:
Иная воля, свыше нисходя,
Ему осилить этот склон велела».
100На эти речи моего вождя:
«Идите с нами», — было их ответом;
И показали, руку отводя.
103«Кто б ни был ты, — сказал один при этом, —
Вглядись в меня, пока мы так идем!
Тебе знаком я по земным приметам?»
106И я свой взгляд остановил на нем;
Он русый был, красивый, взором светел,
Но бровь была рассечена рубцом.
109Я искренне неведеньем ответил.
«Смотри!» — сказал он, и смертельный след
Я против сердца у него заметил.
112И он сказал с улыбкой: «Я Манфред,
Родимый внук Костанцы величавой;
[676]Вернувшись в мир, прошу, снеси привет
115Моей прекрасной дочери, чьей славой
Сицилия горда и Арагон,
[677]И ей скажи не верить лжи лукавой.
[678] 118Когда я дважды насмерть был пронзен,
Себя я предал, с плачем сокрушенья,
Тому, которым и злодей прощен,
121Мои ужасны были прегрешенья;
Но милость божья рада всех обнять,
Кто обратится к ней, ища спасенья.
124Умей страницу эту прочитать
[679] Козенцский пастырь, Климентом избранный
На то, чтобы меня, как зверя, гнать, —
127Мои останки были бы сохранны
У моста Беневенто, как в те дни,
Когда над ними холм воздвигся бранный.
130Теперь в изгнанье брошены они
Под дождь и ветер, там, где Верде льется,
[680]Куда он снес их, погасив огни.
[681] 133Предвечная любовь не отвернется
И с тех, кто ими проклят, снимет гнет,
Пока хоть листик у надежды бьется.
136И все ж, кто в распре с церковью умрет,
Хотя в грехах успел бы повиниться,
Тот у подножья этой кручи ждет,
139Доколе тридцать раз не завершится
Срок отщепенства, если этот срок
Молитвами благих не сократится.
142Ты видишь сам, как ты бы мне помог,
Моей Костанце возвестив, какая
Моя судьба, какой на мне зарок:
145От тех, кто там, вспомога здесь большая».
