Япония. В краю маяков и храмов - Шевцова Галина Викторовна - Страница 40

• Предыдущая
• 40/62
• Следующая

Нас привезли в самый большой тайваньский университет в центре страны. «Злой» сэнсэй из Киото будет читать лекцию местным студентам. А нам на разграбление — местные достопримечательности. Тут есть современная католическая церковь — студенческая работа того самого китайского архитектора, который потом построил стеклянную пирамиду Лувра. Студенческая работа, она студенческая работа и есть — маленькая, устремленная вверх конструкция из двух огромных железобетонных плит, упертых друг в друга. Мы похожие на втором курсе выдумывали. И были безумно горды своей новаторской творческой мыслью. Заходим внутрь. Священник-европеец — тощий, коротко стриженный рыжий дядька — сразу бросается ко мне. Я его понимаю, за все пребывание здесь я видела только одно европейское лицо. Свое, в зеркале. А теперь вот еще священницкое. Конечно же, он американец. Живет тут уже около 20 лет. Тоскует. По-китайски говорит с трудом. Церковь красивая, но для работы тяжелая — летом страшно жаркая, зимой холодная, акустики нет никакой, а микрофон на виду прихожанам не нравится, а стенки железобетонные, и спрятать микрофон некуда. Проблема… А так, конечно, церковь красивая, она есть на всех тайваньских открытках. Когда мальчишка-архитектор ее строил, никто не верил, что тяжелые бетонные плиты могут держаться только опираясь друг на друга. И пацан сам стал под ними в тот момент, когда кран эти плиты вставлял. Если бы они не удержались, его бы задавило. Священник упорно общается только со мной, не обращая ни малейшего внимания на сидящего рядом и радостно развесившего уши Сакураи. Когда мы наконец-то выкатываемся из храма Божьего на лужок, Сакураи вздыхает и говорит:

— Знаешь, мне на самом деле очень нечасто приходится чувствовать себя азиатом. Забавное ощущение… Как тебе церковь?

— Из нее слишком далеко до Бога…

— А ты — жесткий человек.

Да. Если кто-то не знал.

Пока сэнсэй из Киото читает лекцию, мы с Сакураи лазим по окрестностям. Ничего интересного. Небольшие домики, здоровенные, заплетенные собственными воздушными корнями баньяны, прогуливающиеся по парку семьи. А еще тут живет кто-то очень похожий на белку. Только раза в два крупнее и весь черный. Этот «кто-то» до одурения прыгает по веткам баньянов. Кто бы это мог быть, а?

Вот здание с маленьким внутренним двориком — факультет архитектуры. Во дворе на низких столах валяются сломанные макеты. Точно такие, как у нас, — большие, с картонными рельефами.

— Мое разбитое прошлое, — говорю я…

— И мое тоже, — говорит подошедший сзади Сакураи.

Мы молча глядим на обломки бумажных монстров архитектурного обучения. Так стоят на кладбище — в тишине, скорбно опустив голову.

— Нацукасий? [52]

— Нет… Глаза бы мои на них не глядели…

И все же безумно странно, что у нас двоих может быть общее прошлое. Хоть и давно разбитое.

Замок в Тайнане не сохранился. Его там энное количество веков перестраивали и рушили, в результате остались только старые стены. И построилась совсем новая башня. И потому из светлого коридора нового здания выходит дверь — в никуда… Вокруг сохранился замковый город — примерно XVIII век. Никогда не видала ничего похожего. Желтые плоские стены сложены из морских кораллов с глиной. За ними — дома с низкими треугольными крышами. Тоже плоские, какие-то одномерные. Огромные тощие коты гуляют везде. В стенах внизу есть квадратные дырки — через них все производственные отходы выливали на улицу. Солнце садится.

«Если отреставрировать, будет красиво», — говорит Сакураи. Каково ему, этому пришельцу из цивилизации будущего, дотошному реставратору, не знающему, что такое недостаток средств, среди этих луж и заваливающихся домов, ободранного кровельного железа и старинных мозаик, осыпающихся на землю.

Мы заходим в дом. Каменный пол, узкость продавленного кресла. Непонятно, как тут живут люди. Из окна напротив смотрит мальчик. Я улыбаюсь ему, он улыбается тоже. В доме незнакомые люди, сыро… Непонятно, где заканчивается здание и начинается улица, полуулица-полудом. Тут везде так. Странное пересечение внешних и внутренних пространств — и люди невзначай переходят из одного в другое.

— Вон люк в полу, видишь? Он от подземного хода из замка, — показывает Сакураи.

— Правда???

— Ага, чтобы сбегать оттуда, ежели что. У хозяев тут в нем кладовка, а дальше никто не ходит. Я знаю это потому, что тут живут родители… (Чьи, я так понять и не смогла, в общем — каких-то знакомых или подчиненных местного мэра.)

— Круто?

— Ага! Еще как круто!

Мы выходим на улицу. Стремительный тропический закат уже на последнем издыхании. Нереальный оранжевый свет струится от неба. А навстречу ему с земли поднимается фиолетовый свет. Откуда??? Как будто бы затмение солнца. Висящая тишина. Грозовые тучи. Темные щели узких переулков затекают кроваво-фиолетовой тьмой. Бледный огонек свечи. Брусчатка. Мозаики стен отливают той же фиолетовостью. Провалы ворот и входов. Коты исчезли. Люди тоже. В пещерах домов видны отблески чего-то, непохожего на электрический свет. Хриплый смех за углом…

Я со всех ног догоняю Сакураи и пристраиваюсь как можно ближе к нему. Мне страшно. Потому что я узнала этот город. Жестокий город, который никогда не думала встретить в этом мире. Я давно нашла на земле много разных немыслимых городов, нашла Зурбаган и Каперну, да и не только их… Но я не знала, что доведется встретить и Арканар — страшный город из «Трудно быть богом». Я боюсь отстать от Сакураи. Мне кажется, что если я потеряю из виду его белую рубашку, то останусь в Арканаре насовсем. В настоящем Арканаре…

Стена храма и пластмассовые столики. Чугунная маска льва над аркой. За ней — широкая улица с сувенирными лавками. Толпа, фонари… Влажная духота, от которой вся одежда промокает насквозь. Фиолетовый и оранжевый свет гаснут, уступая место привычной черноте ночи. Арканар остался за спиной, в темном проулке за левым плечом. Я знаю, что, приди я сюда еще раз, Арканара не будет. Наверное, никогда не будет. Он больше не всплывет ко мне из темных лабиринтов мирозданий. Есть такие места, встретить которые слишком много и один раз за жизнь. «Эй, — говорит Сакураи, — что-то ты такая офигевшая. Может, тебе конфет купить, а? Тут считают, что они от жары помогают!»

Мы долго ехали на автобусе до какой-то мелкой деревеньки. Там должно было быть нечто очень интересовавшее наших живописцев — какое-то строение с росписью стен красками, на основе свиной крови. Большая редкость, говорят. Приехали. Деревенька мелкая, заглохший прудик, а рядом — усадьба в форме каре. Усадьба одноэтажная, в центре — нечто вроде портика. Колонки такие смешные. Пузатенькие (так называемый энтазис, утолщение в середине колонны — в восточной архитектуре очень редкая вещь). Там, где портик, и есть главная комната с этими самыми росписями: рыжевато-коричневыми панелями с изображением иероглифов, оленей, листьев. В обе стороны по каре идут анфилады комнат. Круглые окошки без стекол. Кое-где мебель старая сломанная валяется, потолок перекрыт навесными антресолями. Как их использовали, кто его знает, может, для вещей…

Многие комнаты закрыты. Я незаметно, но неуклонно проверяю на запертость каждую щель — сказались годы ползаний по всяким заброшенным памятникам архитектуры. Отрадно видеть, что сэнсэй Сакураи идет примерно моим же путем, тоже вроде бы невзначай проверяя надежность запоров и дверных петель. Ход мыслей у него абсолютно такой же, разве что отстает на шаг. Ага, кажется, он понял, что цели у нас одинаковые, — сменил тактику, просто маячит сзади: ждет, может, я куда-нибудь попаду. Я попала, почему бы нет — одна дверь была заперта на старинную деревенскую щеколду изнутри. Частенько я с подобными штуками справлялась в детские годы в селе Тарасовка. У двоюродной бабушки в мазаной хате были такие же вот щеколды, и я их характер знаю неплохо. Пара движений сложенным веером — и я уже тихонько просачиваюсь внутрь. Очевидно, в данной ситуации для Сакураи я сыграла роль сигнального лося — говорят, что в глухую лесную старину, перед прокладкой железной дороги через холм, сперва наблюдали, каким путем взбираются на него лоси, вроде бы они самой легкой и пологой дорогой вверх идут. Так по их следам и размечали, где укладывать рельсы. Правда или нет, не знаю, но Сакураи без лишних церемоний тут же просочился вслед за мной. Из этой комнаты можно было попасть и во все остальные, запертые. В пыль и хлам старинной ломаной мебели. В узкие полоски света из-под потолка. Через высокие пороги, вдоль замшелых стен. Злоумышленники в подземельях замка. Только вместо факелов — в поднятых руках, как сердце Данко, — фотоаппарат «кэнон». И постоянные вспышки. Надо же хоть чем-то светить!

• Предыдущая
• 40/62
• Следующая