Полюбить Джоконду - Соловьева Анастасия - Страница 42

Я видел, что ей очень тяжко.

— Не уйду. Но ты, Ань, брось хандрить. Ничего ты не умрешь.

— Вот… — Глинская собиралась с мыслями. — Расчет у «Обелиска» такой. Гришка получает завещание у нотариуса, бумагу… После этого его заменяют двойником, который в банке и берет по завещанию само наследство.

— Почему они сейчас не могут заменить Гришку двойником?

— Потому что Федот, да не тот. Можно все дело испортить. Нотариус должен засвидетельствовать подлинность Гришкиной личности. Здесь нужен реальный Гришка со своим паспортом. Но вот в банк явится его двойник.

— Значит, банку все равно?

— Нет, не все равно. Просто если нотариус подтверждает подлинность личности, то банку, в общем, нужны документы: завещание и паспорт.

— Как же они заменят Гришку?

— Ты лучше спроси: где его заменят? Скажем, Лиза с Гришкой войдут в какой-то дом. А выйдет Лиза уже с двойником под ручку.

— А в доме останется…

— …холодеющий Гришкин труп, — кивнула Глинская.

— Что мы должны делать?

— Мы должны взять с поличным, поймать за руку двойника в момент подмены. Только тогда у нас будет компромат на «Обелиск». Иначе «Обелиск» — неуязвим.

— А что если Гришка получит завещание и скроется…

— Где скроется? Здесь?! Или поедет в Москву? Нет, — покачала головой Глинская. — Я сегодня в церкви была.

На улице уже по-ночному все стихло, в доме напротив светилось одно окно наверху. Работа подходила к концу. Глинская, прижавшись щекой к моей спине, молчала. В тишине было слышно, как снежная крупа постукивает в стекло.

— Пойдем погуляем, — попросила она.

— А машины угонять не будешь?

— Буду.

Темными безлюдными улицами мы пришли к замерзшему каналу. На мосту Глинская остановилась. Не отворачиваясь от мелкого колючего снега, она сказала:

— Помнишь, я тебе говорила, что моя бабка отсюда? Так вот, она во время блокады, в конце сорок первого, попала в госпиталь. Понимаешь?

— И что? — Я испугался чему-то.

— Ее привезли в госпиталь с двухсторонним воспалением легких на фоне дистрофии. Но в госпитале ей ничем не могли помочь. Объяснили просто, что лекарства и витамины — большой дефицит. За несколько уколов она отдала все свои фамильные драгоценности… В этом-то госпитале и работала Маринина мать.

— Ты хочешь сказать, что Гришке завещаны драгоценности?..

— Я хочу сказать, — продолжала Глинская, глядя вдаль, — что в той огромной коммуналке, где жила моя бабка, дистрофия была у всех. А воспаление легких выявили только уже на месте. Но в госпиталь забрали ее одну.

— Значит, Гришка, то есть Гришкина родня… знала, кого брать?.. — беспомощно перебирал я.

— Ну что ты все Гришка да Гришка, — улыбнулась Глинская. И вдруг добавила: — Подменят твоего Гришку в поезде «Петербург-Москва».

— Как ты узнала? — поразился я.

Она засмеялась и, схватив меня под руку, потянула с моста.

— Вот, все я тебе рассказала. Теперь пошли назад.

Дома я опять сел к ноутбуку. Вскоре проект был выполнен и отослан. Но я все сидел перед пустым экраном, размышляя о полученных на мосту известиях.

Глинская подошла и закрыла ноутбук.

— Сортир удался?! — насмешливо осведомилась она и, присев рядом, нежно обняла меня.

— Теперь… — прошептала она мне в самое ухо так, что я почувствовал ее теплое дыхание, — Губанов с пацифиздерами будут на седьмом небе.

— А все-таки, откуда ты знаешь про поезд? — мучился я мрачными догадками.

— Тайна…

— Когда они сядут в этот поезд?

— Думаю, уже сегодня. А хочешь, наследство получим мы? Мы с тобой. Хочешь? Очень просто…

— Постой. Если они заменят, то есть убьют Гришку на глазах у Лизы, то…

— Да! — Глинская отстранилась. — Одно из двух. Или она соучастник — тогда от них она не отвяжется уже вовек. Или как свидетель — пойдет следом за Гришкой. Не в поезде, конечно. Какой участи, ты думаешь, она больше достойна?.. А хочешь, я тебе скажу, почему твоя милая Таня сделалась колдуньей? Кто нашу ласковую Таню превратил в Леонарду? Ты! А эта найдет себе Карташова, много Карташовых. Их вообще очень много…

Глинская еще долго говорила. Потом утром, после чая, она оделась и сказала:

— Я скоро приду. Ты пока отдохни, подумай. А вечером мы начнем действовать.

Я лег на диван и тут же уснул, лишь успев положить рядом сотовый в ожидании звонка Губанова.

Проснулся от легкого толчка. Рядом спала одетая Глинская. Но стоило мне шевельнуться, как она приоткрыла глаза.

— Звонил Губанов. Я ему сказала, что спит Алексан. И что если фуфелам понравится сортир — чтобы он сюда пока не звонил.

— Губанов что?

— Смеялся. Еще этот придурок называл меня Лизой. Давай поспим… — Глинская закрыла глаза.

Утром я позвонила Елене.

— Мам, у нас урок. Я перезвоню. У тебя все в порядке?

— Да, все в порядке.

Я села на кровати, не зная, что делать дальше. По плану надо идти в Летний сад, но какие в этой ситуации могут быть планы? От волнения казалось, что сердце подскочило куда-то к горлу и теперь пульсирует там, пытаясь прорваться наружу. Зачем в таком состоянии Летний сад?

— Да чего в номере торчать? — возмущался Гришка. — Погуляем, удовольствие получим.

Почему накануне великих свершений у него вдруг появился этот беззаботный, вальяжный тон и желание развлекаться? Все шиворот-навыворот! Герой! Сегодня в 21.00 тебя выставят из этой гостиницы… и — куда? Хорошо, если выставят… Если будет к тому времени кого выставлять. Я постаралась сосредоточиться. Как бы то ни было, а в нашем тандеме за старшего пока я. Значит, надо собрать вещи, снять с карточки какие-нибудь деньги — вчера в арт-ресторане «Клод Моне» мы глобально поистратились. Но главное — во что бы то ни стало надо держать в курсе событий Сашу и Глинскую. Я уже начинала волноваться, что пастухи не дают нам никаких указаний. А вдруг инструкции придут слишком поздно? Вдруг мы не успеем их передать?

— Ладно, идем в Летний сад.

С улицы можно будет спокойно поговорить с Сашей и попросить помощи. Хотя если, например, они задумали убить Гришку, вряд ли кто-то их остановит. Гришку решили убить… а меня? Очень даже вероятно. Не нужны им свидетели этих великих художеств!

Склонившись над раковиной, я с утроенной энергией терла щеткой зубы и тут услышала за дверью Гришкин голос:

— Лиза, у тебя телефон!

Ленка недаром хотела дождаться перемены: слишком много новостей было у нее для меня.

— Во-первых, папа летит в командировку в Германию. Самое маленькое недели на три.

Земля просто уходила у меня из-под ног. Пока я знала, что Лена с Лешкой, можно было быть относительно спокойной. Но оставить четырнадцатилетнюю девочку одну…

— Тут, мам, два варианта: либо я к Наташе, либо она ко мне. Ты не будешь возражать, если она ко мне?

— Конечно не буду! Если только она согласится…

— Так она согласна, у тебя хотела спросить. Может, она тебе позвонит еще.

Были и другие новости: тройку получила по географии, ходила в кино, поругалась с Максом.

— Ты же решила больше с ним не встречаться? — удивилась я.

— Решила. Но одной скучно ужасно. И потом, у всех девчонок в нашем классе кто-то есть!

— Это еще не повод, чтобы тебе проводить время с ним.

— Ты права, мам, — грустно вздохнула Ленка. — Но мы все равно поссорились.

— Не спеши, тебе только четырнадцать лет.

— Скоро уже пятнадцать.

— Это все равно очень мало!

Я положила телефон на столик в гостиной и присела рядом в кресло.

— Пошли! — зудел Гришка. — Я уже оделся, мне жарко.

— Сейчас пойдем, — ответила я, продолжая сидеть недвижимо.

— Что-то с дочкой? — В первый раз он поинтересовался моей жизнью.

Я кивнула.

— А что?

А действительно, что? Просто матери всегда будут переживать за своих детей. А за маленькую девочку, да еще в таких обстоятельствах…

— Ничего особенного, просто она еще маленькая.

— Сколько?