Ключ к тайне - Чалова Елена - Страница 26
- Предыдущая
- 26/50
- Следующая
– Угу.
– Это странно.
Тут Рада спохватилась, что сидеть им в больнице непонятно сколько, и позвонила Алексу. Они договорились, что из больницы она вернется домой, а завтра с утра они встретятся снова.
Когда она выключила телефон, Володя спросил:
– А какая именно книга Канта была в ларце?
– Не помню. И честно сказать, мне без разницы. Я философию все равно не понимаю. На мой обывательский взгляд, – девушка гордо вздернула подбородок, – в большинстве своем философы были слишком умные. А потому в значительной степени ненормальные. И рассуждали о вещах бредовых и практического применения не имеющих.
– Ну, тут вы, конечно, не совсем правы, – протянул мужчина. – Иммануил Кант был личностью, несомненно, выдающейся. А скажите-ка, картинки в книге были?
– Картинки? – Ирада задумалась. – Да… звездное небо, кажется. И портрет, само собой. И еще схемки какие-то.
– Ага, тогда это, скорее всего, «Всеобщая естественная история и теория неба», – удовлетворенно кивнув, постановил Володя.
– Вы читали? – Рада взглянула на бородача со смешанным чувством почтения и насмешки.
– Признаться, читал. Я, видите ли, увлекаюсь астрономией. Ну, на любительском, конечно, уровне. А ведь и Кант был астрономом.
– Может, это другой Кант? Я читала про философа.
– Он начинал как астроном, последователь Ньютона. Между прочим, эта книга, которую вы нашли в ларце, в наши дни читается достаточно легко, если не обращать внимания на тяжеловатый слог того времени. Как ни удивительно, все теории и умозаключения Канта нашли подтверждение в выводах современной науки. А тогда ученые этот его труд осмеяли, решили, что слишком многое он выдумал. Однако Кант обладал аналитическим умом и способен был от частного закона перейти к обобщению и применить для больших пространств то, что люди могли увидеть лишь на малых моделях.
Ирада вопросительно выгнула брови, и Володя принялся с энтузиазмом рассказывать:
– В то время, когда еще никто и понятия не имел о такой замечательной штуке, как телескоп Хаббла, Кант писал, что Солнце и звезды входят в Млечный Путь; другие звездные миры и Млечный Путь образуют еще более крупную систему.
Опираясь на теорию тяготения, он предположил, что со стороны кольцо Млечного Пути будет выглядеть как диск, а овальные и круглые туманности (вроде туманности Андромеды) он классифицировал как далекие млечные пути, то есть высказал мысль о существовании других галактик. Кант также указал на дискообразность галактик как на результат их вращения и действия в них тяготения, и провел глубокую аналогию между Солнечной системой и системой Млечного Пути, одинаково управляемыми тяготением.
А потом он высказал парадоксальную идею о том, что многие земные структуры устроены гораздо сложнее, чем небесные тела и Вселенная, а следовательно, более трудны для познания. Легче изучить Солнце, чем гусеницу, считал этот великий человек. «Я не говорю: „Дайте мне материю, и я создам гусеницу“; я говорю: „Дайте мне материю, и я построю Вселенную“, потому что это более простая и современная задача», – писал Кант.
Ну и по поводу происхождения Вселенной его мысли тоже были удивительно актуальны.
Володя, увлекшийся собственным рассказом, вдруг вспомнил, где они находятся, и сник. В коридоре появилась каталка, которую сопровождал врач скорой и санитары. Пожилая женщина на каталке, кое-как прикрытая казенным байковым одеялом, лежала неподвижно. Дверь реанимации распахнулась, и каталка въехала внутрь. Володя вскочил и, придержав ручку, спросил суровую медсестру:
– Как там наш Николай Андреевич?
Тетка окинула их равнодушным взглядом и буркнула:
– Стабилизировался. И не сидите тут. Вечер уже. Завтра приходите.
Ирада и Володя отправились домой. На обратном пути Володя рассказывал девушке, что Кант прожил на острове Кнайпхоф всю жизнь, практически никуда не выезжая. Слыл чудаком, любил женщин и к старости сделался болезненно пунктуален – местные лавочники сверяли по нему часы. Похоронили философа здесь же, в соборе на острове. И забыли о нем на долгие годы. Сейчас-то известное имя используется как торговая марка, но реально, кроме могилы, не осталось ничего: ни дома, ни вещей, ни наследников.
Рада слушала с интересом и не заметила, как они добрались до дома.
И вот она снова одна в пустой квартире. Здесь царят разгром и беспорядок, тикают старинные часы в комнате Николая Андреевича. А в тетиной комнате часов вовсе нет, даже будильника. Девушка зажгла везде свет, чтобы было не так страшно, заперла дверь на два замка. Позвонила из Светлогорска Скво, и Рада долго выслушивала, как хорошо на море, кратко рассказала, что дядя попал в больницу (о нападении промолчала), и уверенно заявила, что сама она в полном порядке. Да, привет Борису. Чао.
Рада прибрала в квартире (хорошо, что это практически бесконечное занятие). Приняла душ. Потом попила чаю с шоколадкой и посмотрела на часы. Восемь вечера всего. Но она так устала, просто ужас. Рада попыталась лечь спать. Если бы в квартире имелся телевизор, она, наверное, заснула бы под его мурлыканье, как не раз делала дома. Главное, отрегулировать громкость так, чтобы не пугали и не будили внезапные вскрики рекламы. Но у дяди стоял хороший компьютер и мощная система с музыкой, дисками и радио, а у тети в комнате не оказалось никаких электрических приборов, кроме ламп. Поэтому Ирада взяла книгу Канта, снабженную ярлычком с номером 1, и, устроившись на кровати – черт бы побрал ортопедический матрас, – попыталась читать. Что бы там ни говорил Володя, чтение оказалось не слишком увлекательным. Тогда она вернулась в кухню, собрала со стола и перетащила на кровать ларец и его содержимое. Устроилась поудобнее и вновь принялась перебирать содержимое. Итак, номер первый – книга. Иммануил Кант. «Всеобщая естественная история и теория неба». 1976 год издания.
Книжечка с рунами – номер два. При внимательном рассмотрении это оказался откровенный самиздат. Ни выходных данных, ничего. Заглавие предельно краткое: «Руны». На каждой странице – значки и их объяснение, иногда сопровождаемое одним или двумя вопросительными знаками, видимо, сам автор или, вернее, составитель не уверен был в значении некоторых знаков.
Печать, снабженная ярлычком с тройкой. На ней какие-то перекрещивающиеся флажки. Девушка подумала было поискать чернила, чтобы макнуть печать и рассмотреть оттиск, но решила отложить это до завтра.
Номер четыре – нож. Алекс сказал, что рукоять бронзовая, а лезвие стальное. Будем считать, что нож относится к середине ХХ века и несет на себе нацистскую символику.
Остались гребень и пустая коробочка. Ирада попробовала провести металлической расческой по волосам, поморщилась и отложила ее – нет, это делали не для людей. Серая коробочка, в каких хранят ювелирные украшения, по-прежнему была пуста. Девушка пожала плечами и тщательно осмотрела сам ларец. Деревянный, инкрустирован янтарем. Даже она, имея смутное представление об антиквариате, поняла, что шкатулке вряд ли более пятидесяти лет. Скорее всего, ее купили здесь же, в Калининграде, в одном из многочисленных магазинчиков, торгующих сувенирами.
Рада откинулась на подушку. Вещи лежали на прикроватном столике и смеялись над ней. Бессмысленный набор, может, тетя к концу жизни просто впала в маразм? Но Николай Андреевич был искренне напуган, когда говорил о наследстве и что за ларцом могут прийти. Впрочем, он нездоров, мало ли что может прийти в голову человеку в таком состоянии. Ирада поняла, что заснуть быстро не удастся, и побрела к полкам искать книжку поинтереснее, чем труды Канта. Наткнулась на потрепанный томик Дэна Брауна и усмехнулась: а тетушка-то, однако, любила не только древние тайны. Минуточку. Стоя на холодном полу, Рада прижимала к груди книгу и изо всех сил пыталась не упустить мелькнувшую мысль. Как там Николай Андреевич сказал: Тереза была затейницей? Это карта? Тереза читала Дэна Брауна. И занималась тайнами Кёнигсберга. Тогда… тогда вещи в шкатулке – это действительно карта. Отсюда и номера на стикерах. Важна последовательность предметов. Она внимательно оглядела книжные полки. Все романы Брауна, понятно. Несколько монографий о тамплиерах, розенкрейцерах и масонах. Руны. Обряды языческой Пруссии. Если тетушка читала Дэна Брауна, то не могла не признать, что писателю удалось прекрасно уловить то, что составляло значительную часть жизни орденов и тайных обществ. Все они имели обряды инициации и обожали всякого рода тайны и загадки. Человек, желающий приобщиться к знанию, должен пройти некий путь, угадывая каждый следующий шаг по оставленным ему знакам. Он должен доказать свою готовность, свою исключительность и убедить орден в том, что готов к принятию знания. Значит ли это, что она должна доказать свою готовность к принятию наследства?
- Предыдущая
- 26/50
- Следующая
