Король замка - Холт Виктория - Страница 50

• Предыдущая
• 50/72
• Следующая

— Боже! — вырвалось у него. — Неужели эти глупые шутки доставляют ей удовольствие?

— Она думает, что это очень забавно. У нее ужасные манеры. Но что еще ждать от нее, если… Ты знаешь, что Бастиды — ее лучшие друзья.

— Нет, этого я не знал.

— Можешь мне поверить, это так. Она у них днюет и ночует. Сказала мне, что на нас ей наплевать. Мы не такие приятные, веселые и умные, как ее дорогой друг Жан-Пьер Бастид. Его она любит больше остальных, да и вообще обожает всю их компанию. Бастиды! Ты знаешь, что они из себя представляют.

— Они лучшие виноделы в округе.

— Их девчонка выскочила замуж уже беременной.

— Такое случается не редко.

— А этот тип, великолепный Жан-Пьер! Я слышала, он разгульный парень. Неужели ты допустишь, чтобы твоя дочь вела себя как деревенская девка и тоже выскочила замуж… э-э-э… в интересном положении?

— Ты слишком нервничаешь, Клод. Я прослежу, чтобы Женевьева не делала ничего предосудительного, но при чем здесь мадемуазель Лосон?

— Она способствует этой дружбе, водит Женевьеву к Бастидам. Она их лучший друг. Чего же больше? Это она познакомила с ними Женевьеву, вот почему должна уехать.

— Уехать? — переспросил граф. — Но она еще не закончила работу. Более того, она говорила мне о настенных росписях.

Клод подошла к графу совсем близко и подняла на него свои прекрасные голубые глаза.

— Лотер, — сказала она, — пожалуйста, послушай меня. Я думаю о Женевьеве.

Он посмотрел на меня поверх ее головы.

— Вы молчите, мадемуазель Лосон.

— Мне будет жаль бросить картины незаконченными.

— Об этом нечего и думать.

— Ты хочешь сказать… Ты на ее стороне? — спросила Клод.

— Я не понимаю, какую пользу принесет Женевьеве отъезд мадемуазель Лосон. Картинам же он нанесет ущерб.

Она отступила от него на шаг. Я думала, Клод ударит его, но вместо этого она посмотрела так, будто сейчас разрыдается, и, повернувшись, выбежала из комнаты.

— Она на вас очень рассердилась, — сказала я.

— На меня? А я думал, на вас.

— На нас обоих.

— Женевьева опять плохо себя ведет.

— Боюсь, да. Из-за того, что ей запретили ходить к Бастидам.

— Вы водили ее к ним?

— Да.

— Вы полагаете, это благоразумно?

— Я так думала. Ей не хватало общения с детьми, а в ее возрасте надо иметь друзей. У нее нет ни одного друга, поэтому она такая неуправляемая и… неуравновешенная.

— Значит, это была ваша мысль, познакомить ее с Бастидами?

— Да. У Бастидов ей было очень хорошо.

— И вам тоже?

— Они мне нравятся.

— У Жан-Пьера репутация… галантного кавалера.

— У кого здесь другая репутация? Галантных кавалеров во Франции не меньше, чем виноградин на полях. — (На мгновение я потеряла осторожность: хотела выяснить отношение графа ко мне… и сравнить с чувствами, которые он питал к Клод). — Может быть, мне и впрямь лучше уехать. Я могу собрать вещи, скажем… через две недели. Думаю, к тому времени я смогу закончить начатые картины. Это удовлетворит госпожу де ла Таль, и, поскольку вряд ли Женевьева станет ездить к Бастидам одна, все устроится очень удачно.

— Всем не угодишь, мадемуазель Лосон.

Я рассмеялась, и он засмеялся вместе со мной.

— Пожалуйста, — сказал он, — не упоминайте больше об отъезде.

— Но госпожа де ла Таль…

— Предоставьте ее мне.

Он посмотрел на меня, и на мгновение мне показалось, что с его лица упала маска невозмутимости. Он как будто хотел сказать, что терять меня ему хотелось не больше, чем мне уехать от него.

Когда я в следующий раз увидела Женевьеву, ее губы были сердито поджаты.

Она выпалила, что ненавидит всех… целый свет. Особенно — женщину, которая называет себя тетей Клод.

— Она снова запретила мне ходить к Бастидам, мисс. И на этот раз папа был на ее стороне. Он сказал, что я не должна навещать их без его разрешения. А это значит, что я больше не увижу их… потому что он никогда не разрешит.

— Может быть, разрешит. Если…

— Нет. Она не хочет, чтобы он мне это разрешил, а он выполняет все ее желания. Она — единственная, кого он слушает.

— Уверена, что не всегда.

— Вы ничего не понимаете, мисс. Иногда я думаю, что вы способны только говорить по-английски да быть гувернанткой.

— Это уже немало. Прежде чем учить других, гувернантки сами должны многое узнать.

— Не пытайтесь переменить тему, мисс. Говорю вам, я ненавижу всех, кто живет в этом доме. Когда-нибудь я убегу.

Через несколько дней я встретила Жан-Пьера. Я ехала по виноградникам одна: Женевьева теперь меня избегала.

— Какой виноград! — воскликнул он. — Ну, когда еще ты видела что-нибудь подобное? В этом году у нас будет настоящее вино Шато-Гайара. Если ничего не случится, — прибавил он поспешно, словно хотел задобрить какое-то неведомое божество, которое могло подслушать его бахвальство и наказать за самоуверенность. — На моей памяти было только одно такое же урожайное лето (выражение его лица внезапно изменилось). Возможно, я не увижу сбор винограда.

— Что?!

— Пока ничего не ясно. Его Светлость ищет надежных парней, чтобы отослать на виноградники в Мермоз, а я, мне намекнули, как раз отношусь к их числу.

— Уехать из Гайара? Но каким образом?..

— Очень простым — переселившись в Мермоз.

— Это невозможно.

— Человек предполагает, а Бог и граф располагают. — Он вдруг разозлился. — Дэлис, неужели ты не видишь, что граф не считается с нами? Мы пешки в его игре. Предположим, здесь я мешаю… Меня тут же передвигают на другую клетку шахматной доски. В Гайаре я опасен… для Его Светлости.

— Опасен? Но чем?

— Жалкая пешка может угрожать королю шахом. Эндшпильная ситуация. Казалось бы, как мы можем нарушить покой великих мира сего? А вот потревожь их на минуту, и тебя быстро уберут. Понимаешь?

— Граф был очень добр к Габриелле. Устроил их с Жаком в Сен-Вальене.

— Как же, очень добр! — хмыкнул Жан-Пьер.

— Какие у него могут быть причины, чтобы пытаться от тебя избавиться?

— Разные. Например, то, что вы с Женевьевой ходите к нам в гости.

— По этой причине госпожа де ла Таль хотела меня уволить. Жаловалась графу.

— А он не захотел об этом и слышать?

— Да, ведь картины еще не отреставрированы.

— И ты думаешь, это все? Дэлис, будь осторожна. Он опасный человек.

— Что ты имеешь в виду?

— Женщин, как известно, притягивает опасность. Его жена, бедняжка, была очень несчастна. Она мешалась у него под ногами, и вот, ее не стало.

— Жан-Пьер, что ты пытаешься мне внушить?

— Что тебе нужно быть осторожной. Очень осторожной. — Он наклонился и поцеловал мне руку. — Это важно для меня.

Атмосфера в замке накалялась. Женевьева замкнулась, и я не знала, что у нее на уме. Клод злилась: ее унизил отказ графа исполнить ее каприз, и я чувствовала, что она затаила на меня обиду. В том, что граф встал на мою защиту, она усмотрела некое знамение. Впрочем, я тоже.

Филипп чувствовал себя неловко. Перепуганный, он тайком пробрался ко мне в галерею, и я подумала, что жену он боится не меньше, чем графа.

— Я слышал, у вас произошла размолвка… с моей женой. Мне жаль. Разумеется, я не желаю вашего отъезда, мадемуазель Лосон, но в этом доме… — Он развел руками.

— Я считаю, что должна довести работу до конца.

— И скоро это произойдет?

— Еще многое нужно сделать.

— Когда вы закончите работу, можете рассчитывать на мою помощь. Все, что в моих силах… А если решите уехать раньше, я, возможно, смогу найти вам другое место.

— Буду иметь в виду.

Филипп уныло поплелся к себе, и я подумала: «Он не создан для борьбы, у него нет характера. Может быть, поэтому он здесь».

Между ним и графом существовало довольно странное сходство. Оно заключалось в общих речевых интонациях и чертах внешности, но насколько один был ярок и уверен в себе, настолько другой был тих и незаметен. Филипп, видимо, всю жизнь зависел от богатых и влиятельных родственников. Возможно, именно это сделало его таким робким, заставило заискивать перед всеми. Сначала он симпатизировал мне, а теперь просил уехать, лишь бы избежать домашних неурядиц.

• Предыдущая
• 50/72
• Следующая