Инстинкты человека - Вязовский Алексей - Страница 16

Культура-культурой, но все вышеописанные модули никуда не деваются, и продолжают работать в любых условиях, хотя удельный вес их может меняться в зависимости от конкретных условий и характеров конкретных их носителей. Например, в условиях изобильной внешней среды относительно выгодны краткосрочные поведенческие стратегии вообще — и половые в том числе (промискуитет, нестабильная, нестрогая моногамия и полигиния); в условиях скудной внешней среды, где выживание может быть гарантировано только совместными и самоотверженными усилиями всех членов популяции, начинают предпочитаться долгосрочные стратегии — применительно к половым инстинктам это, во-первых, влечение к матронам у мужчин, и к преданным инвесторам у женщин, а во-вторых — снижение (или подавление) мужской сексуальной экспансии, приводящее к преобладанию моногамных и, в предельных случаях — даже полиандрических отношений. Впрочем, полиандрия всегда была крайне редка у людей, а сейчас исчезла практически совсем. Видимо, она являлась каким-то экзотическим завихрением, специфической проекцией особых социально-экономических условий на брачную сферу. Неспроста многомужество (в соответствующих культурах) было характерно, прежде всего, для женщин высокого социально-экономического положения — как и многожёнство для высокостатусных мужчин в полигинийных культурах.

В принципе, гомосексуализм не заслуживает того внимания к нему, каковым пользуется, и в силу нашего обещания не слишком углубляться в частности мог бы не рассматриваться. Но поскольку это один из наиболее часто задаваемых эволюционистам вопросов, то отдадим дань этой традиции.

Гомосексуализм — далеко не экзотика в животном мире. Он часто наблюдается и у птиц (напр. пингвины или гуси), и у млекопитающих, включая высших (да и низших) обезьян, у членистоногих и беспозвоночных. Так что полагать гомосексуализм «отвратительным порождением загнивающего общества потребления» нет никаких оснований — всё это гораздо глубже.

Версий возникновения гомосексуализма много: есть, например, такая, что гомосексуалистами чаще становятся сыновья «высококоличественных», гиперсексуальных женщин, возможно, их гены «женской гиперсексуальности» иногда по ошибке срабатывают в сыновьях. Также популярна гипотеза о его сцепленности с какими-то другими, безусловно адаптивными генами, не обязательно имеющими прямое отношение к репродуктивному поведению. Впрочем, среди этих очень многочисленных версий возможной адаптивности гомосексуализма до конца убедительных нет: и скорее всего, гомосексуализм никак не адаптивен — ни прямо, ни косвенно. Вполне возможно, что гомосексуализм — это просто сбой в половом поведении, вполне подходящий, наряду со зрением, для иллюстрации раздела «Идеалы и адаптации». Осознавать это, возможно, неприятно, но раз половое поведение создавал не разумный «Творец», то почему какое-то биологическое явление обязательно должно быть адаптивно? Вполне правдоподобно, что это сугубый балласт, полное избавление от которого, однако, не имеет большой эволюционной целесообразности — как нет большого смысла избавляться от «мусорной ДНК» в хромосомах эукариот; просто приспособиться к её наличию выходит «проще». Если осознать тот факт, что врождённое поведение создавал не всевидящий, безупречный и всеблагой «Творец», а совершенно «земной» процесс, действующий методом хаотичного перебора того, что «было под рукой», то вопросы о том, «зачем» нужен гомосексуализм, наркомания, дето- и самоубийство, зачем кошка мучает обречённую мышку, и т. п. просто утратят смысл. Да, можно конечно, как метко заметил Докинз, «движением фокусника» извлечь из рукава «цель» любого поведенческого феномена — того же детоубийства, благо у некоторых животных (например, у уже упомянутых львов) оно вполне адаптивно, но это, по сути, та же самая неявная сакрализация результатов деятельности «Творца», от которой мы здесь постоянно предостерегаем. Ну а раз естественный отбор — это не рациональный Творец, то вопрос «зачем» к его порождениям неприменим. О мире, возникшем вне замысла и цели, можно (и нужно), задавать другие вопросы — вопросы о том, как это поведение появилось, как влияет на жизнь этого индивида и общества, как может проявиться ещё, и как к нему следует относиться в нашей жизни. И мы надеемся, что наша книга позволит читателю как-то приблизиться к ответам на них.

Родительский (особенно — материнский) инстинкт является наиболее исследованной врождённой программой у людей. В настоящий момент проведены сотни экспериментов, наблюдений (в том числе с использованием видеотехники и компьютерного моделирования), неопровержимо доказывающих, что любовь матери к ребенку, стремление заботиться о нем и опекать, стремление защищать его, готовность отдать за него свою жизнь — врождённые качества, «прописанные» на биологическом уровне. Одним из наиболее исследованных релизеров родительского поведения является так называемая «детская схема» — особенности внешнего облика человека, обычно характерные для ребёнка. Это — небольшой рост, большие глаза, широкий, непропорционально большой лоб, носик-пуговка и крошечный подбородок.

«Детская схема» включает родительское поведение не только у родителей этого ребёнка, но и у совершенно посторонних людей. В последнем случае — родительское поведение обычно ограничивается сюсюканием, умилением, и повышенным вниманием к этому человеку, но в опасных условиях может породить и стремление защитить и поддержать. Реакция на «детскую схему» — одна из тех реакций, инстинктивность которых доказана на физиологическом уровне (уровень прогестерона и окситоцина в организме женщины повышаются при одном только взгляде на ребёнка).

Описанная реакция на «детскую схему» является отражением деятельности одного из главных модулей родительского поведения — модуля защиты. Но родительский инстинкт также включает в себя и другие модули; среди них:

Будучи «по идее» центральным модулем репродуктивного поведения, этот модуль гораздо менее активен, чем модули полового инстинкта. Надо полагать, что в условиях отсутствия контрацепции и высокой активности полового инстинкта, дети получаются автоматически, и в специфической жажде обладания детьми не было очень большой необходимости. Представим себе, что половая жизнь начиналась практически в детстве (а скорее всего, так и было), когда зачатие было долгое время невозможным; дети зарождались как бы «сами по себе», и независимо от возможной жажды материнства или отцовства. То есть, мотив иметь детей просто не успевал возникнуть. Но вполне возможны ситуации, когда «уже пора», а детей всё ещё нет. Тогда, если нет половой жизни, может начаться «половая охота» (см. «половой инстинкт»); если же половая жизнь есть, а детей нет, то может включиться именно этот модуль (жажды детей), и побудить принять меры. Допустим — отказаться от контрацепции, лечиться от бесплодия, или усыновить чужого ребёнка, оставшегося без родителей. В патологических случаях — даже украсть его из вполне благополучной семьи. Особенно активен этот модуль у женщин, так как в отсутствии или наличии своих детей она всегда может быть уверена. У мужчин, могущих, в принципе, вести экспансивную половую жизнь, такой подсознательной уверенности меньше, так как относительно часто бывает так, что «где-то» его дети всё же есть. И даже если их точно нет, и мужчина знает это, его подсознание это «понимает» не очень уверенно, и потому полное отсутствие у него детей вызывает менее сильные переживания.