Рыцари - Миллер Линда Лаел - Страница 19
- Предыдущая
- 19/71
- Следующая
Конечно, он мог бы воспользоваться услугами одной из продажных женщин, пристававших к нему возле таверны, но подобные утехи давно уже опостылели ему.
— Что ж, завидую тебе, — признался Дэйн, получив в ответ понимающую усмешку. — Скажи мне, любезный братец, как это ты ухитряешься спать с одной женщиной, когда так любишь другую?
Улыбка Гарета погасла, а в глазах мелькнула боль. Дэйн пожалел о своих словах.
— Бывает время, — тоскливо проговорил Гарет, — когда одиночество становится невыносимым.
— Прости, — сказал искренне Дэйн. — Я не должен был.
Гарет усмехнулся.
— В наказание ты выпьешь пинту эля, — сказал он, хлопнув Дэйна по плечу. — Нет, две пинты. А Эдвард неплохо держался вчера ночью, соревнуясь с тобой и этой бездонной бочкой уэльсцем, не так ли?
— Да уж, — со смехом согласился Дэйн. — Иди, я сейчас догоню тебя.
Гарет кивнул и пошел к замку. Дэйн смотрел вслед своему брату, присоединившемуся к пестрой толпе, спешившей на турнир.
— Нравится? — спросила Глориана, когда Эдвард провел рукой по гладкой коже седла. Это и был подарок Глорианы. Они сидели в маленьком дворике рядом с ее комнатой. Стена желтых роз скрывала их от посторонних глаз, а в воздухе был разлит тонкий цветочный аромат.
Глаза Эдварда блестели, когда он поднял голову, чтобы поблагодарить Глориану.
— О, Глори, это самое лучшее на свете седло, которым когда-либо владел мужчина.
— Рыцарь, — поправила она. Хотя Глориана боялась за Эдварда, она в то же время страшно гордилась им, потому что, как никто другой, знала, какое у него честное сердце и благородная душа. — Сегодня тебе вручат коня, доспехи, меч, щит и копье. Но что же станет со стариной Одином?
Эдвард улыбнулся при упоминании о коне, на котором он еще мальчишкой учился ездить верхом. Он любил его так же, как и своего старого гончего пса.
— Он будет носить на себе моего оруженосца и обедать сочной свежей травой, — ответил юноша и поднял седло со скамейки. Щеки его разрумянились. — Спасибо тебе, Глори.
Глориана закусила нижнюю губу. Она была очень привязана к Эдварду и любила его, как брата. На глазах ее выступили слезы.
— Не за что, сэр Эдвард, — ответила она, сделав реверанс. — Пойдем, тебе пора взяться за копье и меч и доказать, что ты стал настоящим рыцарем. Ты будешь осторожен?
Эдвард подошел к ней очень близко, взял ее руку в свою и поцеловал.
— Если я убью дракона, разобью турок и совершу множество подвигов, — сказал он, — в твоем сердце найдется место для любви ко мне?
Глориана взглянула на него, жалея, что не может приказать своему сердцу разлюбить Дэйна и полюбить его младшего брата любовью женщины к мужчине, а не сестры к брату.
— Я всегда буду любить тебя, — сказала она, чувствуя, как по щеке бежит слеза.
— Так же, как ты любишь Гарета, — вздохнул Эдвард.
Глориана кивнула, закусив губу.
— Да.
Он легко дотронулся до ее щеки, смахнув слезу.
— Я хочу, чтобы вы узнали, леди Глориана, здесь и сейчас, что я люблю вас и не сдамся, пока вы не ответите мне взаимностью. Я хочу обладать вами — и телом, и душой. И это не изменится.
— Нет, изменится, — твердо сказала Глориана. — Однажды, очень скоро, ты встретишь прекрасную девушку…
— Скорее, — печально прервал ее Эдвард, — мне найдут подходящую жену. — Он горько улыбнулся.
— Может быть, — согласилась Глориана. — Но чтобы ни случилось, ты не должен терзать свое сердце любовью ко мне.
Эдвард снова взял ее руку и прижал к губам.
— Если ты посмеешь поцеловать ее, — раздался громовой голос со стороны бесшумно отворившейся калитки, — я убью тебя на этом самом месте, брат ты мне или не брат!
Это был Дэйн.
Глориана отпрянула от Эдварда, но тут же пожалела об этом. В конце концов, она не делала ничего предосудительного и не должна чувствовать себя виноватой.
Эдвард встретил брата, угрюмо сдвинув брови, но не отпустил руки Глорианы.
— Сначала реши, Кенбрук, которую из женщин ты будешь защищать? — сказал он мрачно.
Глориана подавила желание утихомирить своего друга: Эдвард изменился, теперь он стал рыцарем и получил право именоваться сэром. Он как-то вдруг повзрослел, и Глориана почувствовала, что он больше не был тем мальчиком, с которым она играла в детстве.
— Отпусти ее, — приказал Дэйн. Эдвард казался таким же спокойным, как и раньше, и не спешил подчиняться. Но Глориана, почувствовав в словах мужа серьезную угрозу, вырвала свои пальцы из руки Эдварда.
— Я задал тебе вопрос, — холодно напомнил Эдвард.
— А я не собираюсь отвечать на него, — сказал Дэйн. — Гарет ждет тебя с твоим конем и оружием. Ступайте, сэр Эдвард, и докажите всем шлюхам, горничным и служанкам, что вы наконец стали мужчиной.
Эдвард побледнел, но не от страха. Лицо его стало белее шелковой рубашки с алеющими на ней пятнами крови. Он решительно шагнул к Дэйну, но Глориана успела схватить его руку и изо всех сил вцепилась в нее. Но взгляд ее помимо воли, был прикован к Кенбруку. И этот взгляд был полон бешенства.
— Мы заключили перемирие, Кенбрук, — бросила она высокому викингу, стоящему у калитки, — но завтра утром я скажу все, что думаю о тебе.
Кенбрук в ответ рассмеялся, запрокинув голову, в результате чего ярость Глорианы несколько утихла, и Эдвард вырвался из ее рук. Но вместо того чтобы броситься на брата, который, без сомнения был выше, сильнее, старше и опытнее, Эдвард расправил плечи и вдохнул полной грудью. Мышцы его напряглись под окровавленной туникой, и в глазах Глорианы он словно вырос, стал шире в плечах.
— Я докажу тебе, вместе со всеми твоими «шлюхами, горничными и служанками», что действительно стал мужчиной.
Время словно остановилось. Стало так ужасающе тихо, что Глориана слышала только удары собственного сердца. Если Эдвард вызовет своего старшего брата на поединок, то он может иметь только один исход. Глориана была готова отдать свою жизнь, лишь бы предотвратить это. Хотя ее любовь к младшему Сент-Грегори была не той, которой он желал, она тем не менее любила его всем сердцем. Глориана умоляюще взглянула на Дэйна.
— Нет, — сказал наконец Дэйн, глядя в горящие глаза брата, — ты не должен ничего доказывать, тем более мне. Я не стану извиняться. Я не позволю тебе и пальцем дотронуться до моей жены. Но в одном ты прав: я должен выбрать между Мариеттой и Глорианой, иначе я запятнаю свою честь.
Эдвард молчал: ему нечего было возразить Дэйну. Глориана же никак не могла прийти в себя от заявления Кенбрука. Она даже и не думала, что для него существует выбор. Его верность Мариетте казалась незыблемой. И вот, несмотря на все его дерзости и грубости, слова Дэйна пробудили надежду в сердце Глорианы. Надежду, о которой она даже и не мечтала. Глориана пошатнулась и прижала руки к груди.
Сэр Эдвард, которого на площадке для турнира ожидали соперники, поднял со скамейки седло и через плечо посмотрел на Глориану. Он и сам знал, что она хочет задержаться, потому не стал спрашивать, придет ли она на турнир, а лишь вопросительно приподнял бровь. Они всегда без слов понимали друг друга.
— Я приду через несколько минут, — сказала она.
Дэйн отошел в сторону, пропуская Эдварда в ворота. Юноша пошел по протоптанной вдоль изгороди тропинке, ведущей во внутренний двор.
— Думаю, он действительно вызвал бы меня на поединок с любым оружием, которое бы я назвал, — задумчиво сказал Дэйн, поворачиваясь к Глориане.
Потрясенная, она присела на мраморную скамью, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.
— Я бы никогда не простила тебе этого, — сказала она.
— Ты любишь его?
— Безумно, — улыбнувшись, ответила Глориана, — но только как сестра.
— Иногда я думаю, что он больше подходит Мариетте, чем я, — признался Кенбрук. К радости Глорианы примешивалось сомнение: возможно, ее муж просто собственник и относится к ней, как к ненужной вещи, которую тем не менее жалко отдать другому.
— Может быть, ты прав, — осторожно сказала Глориана, опуская глаза, чтобы не выдать своих чувств.
- Предыдущая
- 19/71
- Следующая