Хроники Нарнии (сборник) - Льюис Клайв Стейплз - Страница 51

• Предыдущая
• 51/198
• Следующая

— Эка невидаль, — пробурчал пристыженный Шаста, — Упасть всяк горазд.

— Умеешь ли ты падать и подниматься снова, взбираться в седло, чтобы упасть вновь? Умеешь ли забывать про синяки и ушибы?

— Нет, — признался Шаста, — но я постараюсь научиться.

— Бедняжка, — мягко проговорил конь. — Я и запамятовал, что ты — всего лишь жеребенок. Не унывай, мы еще сделаем из тебя наездника! Ну да ладно, слушай. Мы тронемся в путь, как только эти двое в доме заснут. А пока нам нужно выбрать дорогу. Мой таркаан едет в великий город Ташбаан, ко двору тисрока, и там… Что с тобой?

Шаста глядел на коня выпученными глазами.

— Э… Я… А разве не надо прибавлять: «Да живет он вечно»? — с запинкой выговорил мальчик.

— Чего ради? — воскликнул конь, — Я — вольное существо по праву рождения. С какой стати мне говорить на языке рабов и глупцов? Не хочу я, чтобы ваш тисрок жил вечно, да и не проживет он вечность, сколько ему того ни желай. Между прочим, ты ведь тоже с севера, судя по твоей белой коже. Так что нам обоим не пристало нести всякую околесицу. Усвоил? Итак, как я уже упоминал, мой хозяин держит путь в Ташбаан…

— Выходит, мы отправляемся на юг?

— Ну, почему же? — откликнулся конь. — Вовсе нет. Пойми, он считает меня безмозглой скотиной, вроде прочих здешних лошадей. Будь я таков на самом деле, оставшись без всадника, я бы побежал домой, в дворцовую конюшню. Его дворец — на юге, в двух днях пути отсюда. Там-то он и станет меня искать. Ему и во сне не привидится, что я поскакал в Нарнию! Вернее всего, он решит, что меня увел какой-нибудь конокрад из деревушки, через которую мы проехали по дороге сюда.

— Ура! — шепотом крикнул Шаста. — Мы едем на север! Вот здорово! Я всю жизнь хотел там побывать!

— Еще бы, — фыркнул конь. — В тебе говорит голос крови. Я уверен, ты — чистокровный северянин. Но не шуми, не то разбудишь их — если, конечно, они уже спят.

— Давай я пойду посмотрю, — вызвался Шаста.

— И вправду сходи, — согласился конь, — Но гляди в оба, чтоб тебя не поймали.

Пока они строили планы, на землю пала ночь. Было очень тихо, разве что шуршали волны, накатываясь на берег, но Шаста, сызмальства привычный к шуму прибоя, не различал этого звука. В хибарке, похоже, спали — лампа не горела. Мальчик подкрался к двери, затем подобрался к окошку, затаил дыхание — и услышал знакомый с присвистом храп. Рыбак спал, а значит, спал и его гость. Неужели, подумалось мальчику, он слышит этот храп в последний раз в жизни? Вот забавно… Послушав мгновение-другое, Шаста прокрался к сарайчику, где держали осла, пошарил в потайном месте, достал ключ, открыл дверь и вытащил наружу седло и уздечку, снятые на ночь с коня. С кем ему было по-настоящему жаль расставаться, так это с осликом. Он наклонился и со словами: «Прощай, дружище!» поцеловал ослика в нос.

— Наконец-то! — встретил его конь, когда он вернулся на лужайку. — А я гадаю, где ты пропадаешь!

— Надо же было достать твою сбрую, — ответил Шаста. — Может, подскажешь, как это все надевается?

Следующие несколько минут Шаста возился со сбруей, стараясь производить как можно меньше шума, а конь приговаривал: «Затяни потуже… Пряжка должна быть ниже… Укороти стремена… Вот так, молодец…» Когда же мальчик сделал все, что от него требовалось, конь сказал:

— Теперь поводья. Надеть мы их наденем, чтобы не вызывать подозрений, но пользоваться ими ты не будешь. Привяжи их к седлу, да не туго, чтобы я мог двигать головой. И помни — больше к ним не прикасайся!

— А для чего они? — спросил Шаста.

— Вообще-то для того, чтобы всадник мог управлять лошадью, — отозвался конь. — Но мною управлять не нужно, все равно ты дороги не знаешь, поэтому поводья тебе ни к чему. И еще одно. Не цепляйся, пожалуйста, за мою гриву.

— Да как же мне тогда держаться?! — воскликнул Шаста. — Я же сразу упаду!

— Держись коленями, — посоветовал конь, — Так ездят настоящие конники. Сядь прямо, будто ухват проглотил, сожми меня коленями, да покрепче — небось не раздавишь, локти прижми… О! А шпоры тебе зачем?

— Как зачем? — не понял Шаста. — Я же видел, все ездят со шпорами.

— Положи-ка их в сумку, — велел конь. — Будем в Ташбаане, мы их продадим. Ну, готов? Тогда залезай.

— Ой, какой ты большой! — отдуваясь, проговорил Шаста, когда его первая попытка взобраться на коня закончилась неудачей.

— Я же конь, а не осел, — был ответ. — Видели бы нас со стороны, точно бы решили, что ты лезешь на копну сена. Ну-ка, попробуй еще. Неплохо, неплохо. Теперь сядь прямо; вспомни, что я говорил про колени. Подумать только: я ходил в атаку, выигрывал бега, а теперь несу на себе куль с соломой! — Конь добродушно фыркнул. — Ну, держись!

И они тронулись в путь. Сначала конь неторопливой поступью двинулся к неглубокой речушке, что впадала в море к югу от хижины рыбака; там он оставил на песке отпечатки копыт, по которым сразу становилось ясно: он убежал на юг. Затем вошел в воду и направился вверх по течению — до того места, где северный берег речушки был усыпан галькой. Там конь выбрался из воды и, по-прежнему неспешно, двинулся на север; мало-помалу хижина с одиноким деревом, ослиный сарайчик и ручей — все, что Шаста привык называть домом — растаяли в сумраке летней ночи. Пологий склон вывел путников на гребень холма — того самого холма, за которым обрывался известный Шасте мир. Теперь перед ними расстилалась равнина, края которой в темноте было не разглядеть; да и был ли у нее край?

— Что скажешь? — спросил конь. — По-моему, самое время пуститься вскачь.

— Пожалуйста, не надо! — взмолился Шаста. — Я не умею… Ну пожалуйста, лошадка… Ой! Я же не знаю, как тебя зовут.

— Брихи-хинни-бринни-хухи-ха, — горделиво отозвался конь.

— Мне этого никогда не выговорить, — пробормотал Шаста. — Можно, я буду звать тебя Бри?

— Что с тобой поделаешь, — вздохнул конь. — Зови. А мне тебя как называть?

— Я Шаста.

— Хм, — протянул Бри. — Вот уж имечко так имечко… Ладно, забудем. Поверь мне, на скаку в седле удержаться очень просто — конечно, если знаешь как. Сожми колени и смотри прямо перед собой, на землю не гляди. Если тебе покажется, что ты падаешь, постарайся выпрямиться и крепче сжимай колени. Понял? Что ж, вперед! На север, в Нарнию!

Шаста проснулся ближе к полудню; что-то теплое ткнулось ему в лицо. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой лошадиную морду. Бри! Мальчик попытался сесть, но тело вдруг пронзила резкая боль.

— Ой, Бри! — проговорил Шаста со стоном. — У меня все болит. Я шевельнуться не могу.

— Доброе утро, малыш, — отозвался конь. — Болит, говоришь? Этого я и боялся. Тут дело не в том, что ты с меня падал. Ведь упал ты раз десять, не больше, да все на мягкую травку; на такой поваляться — одно удовольствие. А когда сверзился напоследок, угодил в кусты… Верно, ты еще просто не привык ездить верхом. Ну да ничего, скоро освоишься. Как ты насчет завтрака? Я-то уже перекусил.

— Да пропади пропадом и завтрак, и все на свете! — воскликнул Шаста. — Говорю тебе, я шевельнуться не могу!

Но конь, похоже, думал иначе: сперва он осторожно подтолкнул мальчика копытом, а затем, подпихивая носом, помог подняться на ноги.

Шаста огляделся. Позади виднелась крохотная рощица. Впереди травянистый, усеянный белыми цветами склон сбегал к обрыву. А за обрывом, внизу, так далеко, что плеск волн был едва слышен, раскинулось море. Шаста никогда прежде не глядел на море с такой высоты и даже не подозревал, какое оно огромное и сколько у него оттенков. Побережье тянулось вправо и влево, насколько хватало глаз; там, где на берегу громоздились камни, беззвучно пенился прибой. Над водой кружили чайки, солнце припекало и над сушей дрожало марево. Вдруг мальчику почудилось, будто чего-то не хватает. Он покрутил головой, принюхался — и догадался! В кои-то веки не пахло рыбой! Шаста настолько привык к этому запаху, что совсем недавно не мыслил без него жизни. А свежий воздух был столь чудесен, что прежняя жизнь сразу отодвинулась в дальнюю даль. Мальчик и думать забыл о своих синяках, царапинах и натруженных мышцах.

• Предыдущая
• 51/198
• Следующая