Граф и его графиня (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 66
- Предыдущая
- 66/96
- Следующая
И только в двенадцатом часу полуночи вошел в покои брата.
Не туда, где лежало тело и молился рядом с ним патер. Нет.
Он пришел в покои, которые были во дворце у Джерисона Иртона. В его комнаты, где беспечно брошен на стуле легкий плащ, где валяется на столе подзорная труба, стоит бутылка вина и красивый стеклянный кубок, где до сих пор им пахнет – и он кажется живым.
Рик не хотел видеть друга мертвым. Он хотел помнить его иным. Веселым, немного развязным, с насмешливой улыбкой рассказывающим о женщинах…
Живым…
Больно, как же больно…
– Ваше высочество?
– Графиня?
В глубине комнаты чуть шевельнулась белая тень.
– Да… простите, если помешала.
Ричард покачал головой.
– Нет. Почему вы здесь… Я могу помочь?
Лилиан, словно зеркальное отражение, повторила его жест.
– Нет. Мне просто хотелось побыть где-то, где он еще живой… не знаю…
Рик вздохнул. Уселся на стул – и кивнул Лилиан.
– Присаживайтесь, графиня. Мне хотелось того же…
Женщина поколебалась пару минут – и опустилась напротив.
– Это ужасно несправедливо…
Лиля и сама не знала, зачем ее понесло ночью в покои супруга.
Миранда спала, крепко обняв пушистую подругу – и едва слышно всхлипывая во сне, служанка Алисии сидела рядом, а сама Лиля маялась бессонницей. И наконец…
Зачем она отправилась в покои мужа?
Да черт его знает!
Попросить прощения?
Пообещать, что не бросит Миранду и вырастит ее настоящим хорошим человеком?
Разве это кому-то важно – теперь, когда нет человека? Нет – и все тут. А она так и не успела ничего сделать. Найти общий язык, подружиться, узнать человека по-настоящему… не успела.
По глупости?
Как сказать.
Просто слишком легко все удавалось.
Нет, были и бессонные ночи, и проблемы, и беды, и покушения… были. Но все разрешалось легко и к ее сплошному удовольствию. И Лиля просто заигралась, забыв о том, что иногда игрушки платят кровью.
Лонс, Джес… кого еще она потеряет?
В покоях графа было пусто и холодно. Смотрела в окно круглым глазом луна, заливая комнату прозрачным холодным светом, – и комнаты казались осиротевшими. Хозяин больше не придет.
Лиля подошла к письменному столу. Выдвинула один ящик, другой… в верхнем на куче всякой мелочи лежала сережка. Та самая, которую она отдала на маскараде.
С черной жемчужинкой.
Вот так.
С женой пытался наладить отношения, но незнакомку не забывал. А если бы она тогда призналась? Могло бы все пойти иначе? Или нет?
Скрипнула дверь – и Лиля, автоматически прянувшая в темноту, увидела Ричарда. Принц имел такой потерянный вид, что ей стало просто жалко человека. Это для нее Джерисон Иртон – раздражающий фактор. А для него-то друг. Близкий и любимый. И – если принц об этом даже и не знает – брат. Сводный, по отцу…
Как говорили в оставленном и уже основательно подзабытом мире?
Жизнь – боль?
В любом случае, надо выходить и признаваться. Иначе потом будет стыдно. Лиля чуть шевельнулась в темноте, выдавая свое присутствие.
А потом они с Ричардом сидели и пили вино. У Джеса в шкафу обнаружились недурственные запасы – и Ричард наливал и себе – и графине. Закуски не было – и они просто пили и разговаривали.
Принц рассказывал, Лиля слушала, все больше пьянея – и сочувствовала. А что еще тут можно сделать?
Ричард рассказывал, как он подружился с Джесом, как они в детстве вместе проказничали, когда он бывал во дворце, как они вместе тренировались, как Джес стал капитаном королевской гвардии – да, не по заслугам, но все же он был достоин этого места, даже как они ходили по бабам…
Про Амалию, Алисию, про то, как Джес горевал после смерти второй жены, про то, как он любил Миранду…
Он почти не контролировал себя.
А Лиля…
Она просто слушала. Она была рядом. И они были живы…
Кто сделал первый шаг?
Кто протянул руку?
Даже спустя двадцать лет ни Лиля, ни Рик не смогли бы ответить на этот вопрос. Вино на голодный желудок так ударило в голову…
Но не в руки и не в ноги. И когда их взгляды встретились, и губы начали приближаться друг к другу, нагло подглядывающая в окно луна чуть смутилась, покраснела и занавесилась облачком.
Смотреть такую откровенную камасутру ей было стыдно.
А мужчина и женщина пытались то ли напиться, то ли забыться друг в друге, то ли просто потеряли всякие тормоза… и два тела сплетались с яростной схватке на медвежьей шкуре у камина. Дойти до кровати им совершенно не пришло в голову.
Холод их тоже не беспокоил.
Гораздо страшнее, когда вымерзает душа. А ноги?
После такой дозы вина сквозняки они просто не замечали.
Утром Лиля проснулась от страшного ощущения. Ей приснилась еще та Индия, страна другого мира. И почему-то казалось, что она – преступница, приговоренная к растоптанию слоном. Слон наступил ей на голову – и давил, давил, давил… «Да додави ж ты, скотина! Сил нет терпеть!» – взвыла она во сне. И открыла глаза.
Слона не было.
Зато все остальное не порадовало.
Голова болела.
Во рту побывала стая активно метящих котов.
В желудок каким-то образом запустили стадо бешеных ежей.
И ноги замерзли.
Остальной организм не замерз, но только потому, что Ричард, пардон, заснул прямо на ней. Интересно, она сейчас по толщине сильно от коврика отличается? Какой-то уж слишком радикальный способ похудения…
Это что же вчера…
От воспоминаний стало еще тошнее.
Ну да.
Она вчера стала вдовой. Потратила несколько часов, чтобы успокоить дочь. А потом отправилась в покои бывшего супруга. Здесь наткнулась на принца, они выпили, а потом…
«А потом принялись изучать индийское народное творчество, – рявкнул внутренний голос. – Через известное место».
Место, кстати, тоже болело. Видимо – от длительного неупотребления и последующего… разговления.
Лиля вздохнула, заткнула внутренний голос и принялась выползать из-под любовника. Осторожно, медленно и печально. А то еще и голова расколется… похмелиус вульгарис.
Что это такое – она знала. Отец, еще в том мире, когда понял, что придется отпускать родного ребенка за тридевять земель, поступил… оригинально.
Понимая, что в общаге будут и гулянки, и пьянки, что Аля – ребенок хоть и армейский, но домашний и что напоить ее могут – устроил ей нечто вроде репетиции. А именно – напоил сам. Зверски. До состояния «мордой в салат» и жестокого утреннего похмелья. Такого же, кстати говоря, даже чуть пожестче.
Сам отпоил дочку пивом – и сам же объяснил, что он не садист. Просто теперь она знает свою норму, знает, как выглядит спьяну и не попадется на эту удочку. Может быть.
И оказался прав. Эх, пива бы… холодненького.
Вместо пива пришлось глотнуть чуток вина из бутылки, забивая вчерашний перегар – сегодняшним. Не прислугу ж сюда вызывать, пока тут принцы без штанов валяются. Да и сама она… неглиже.
Лиля переждала первую волну тошноты – и принялась кое-как одеваться.
Ничего, справимся… интересно, что сейчас умнее – смотаться или остаться?
Самым умным оказалось потихоньку удрать за дверь, ругая себя на все корки.
Дура, самодовольная дура… Как ты могла себе позволить так расслабиться? Как ты вообще могла? Неприятный поступок?
Это еще мягко сказано.
С чего тебя вчера так повело, хотелось бы знать? Вроде бы и выпили-то не так, чтобы много…
Лиля знала, что вино – вину рознь. И как медик не подумала, что у всех разный порог опьянения и разная реакция на алкоголь. Кто-то высосет три литра водки – и ни в одном глазу. Кого-то снесет с чайной ложки шампанского.
Все разные. И свою норму она знала – для Али Скороленок. А для Лилиан Иртон она оказалась принципиально другой. Поменьше. Плюс еще она долгое время вообще не пила, произошло отвыкание, да и метаболизм у нее… м-да.
- Предыдущая
- 66/96
- Следующая
