Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия - Страница 137

• Предыдущая
• 137/166
• Следующая

Но не это более всего заботило ее нынче. Встреча с совершенно незнакомым молодым человеком сегодня днем на оживленной улице, когда она, призрев все условности, сама начала разговор, оправдывая себя тем, что всего лишь желала оказать помощь снохе, странным образом взволновала ее. Откинувшись на спинку сидения, Фелисия прикрыла глаза. Пред мысленным взором вновь предстало мужское лицо, в котором, казалось, не было ни единого изъяна: смуглая кожа, тонкий прямой нос, ровные дуги густых бровей, темные проницательные глаза. «Скорее всего, в его жилах течет некая толика восточной крови, - подумалось ей. – Что, впрочем, ничуть его не портит. Жаль, что я так и не удосужилась узнать его имя, - вздохнула девушка, – и для меня он так и останется безымянным незнакомцем с бульвара Сен-Мартен».

Разговаривая с молодым человеком, Фели отчего-то нервничала, чего раньше за собой не замечала. Поглаживая гриву вороного, она не намеренно коснулась руки юноши и тотчас отдёрнула пальцы от рукава ярко-красного ментика. И пусть рука ее была в перчатке, и касание было лишь мимолетным, но отчего-то она смутилась сего нечаянного жеста, будто допустила непозволительную вольность. Ей показалось, то он чуть заметно улыбнулся, заметив ее движение. В этот момент в груди что-то замерло, сердце, будто остановилось, а потом ухнуло куда-то вниз в сладкую темную бездну. Она сбилась с мысли и нервно рассмеялась, когда он напомнил ей ее последние слова. Девушка собиралась расспросить его о том, не знаком ли он с его сиятельством графом Завадским лично, но в этот момент вернулись Софья и Адам. Продолжить разговор стало невозможно. Фели торопливо распрощалась и вот теперь, сидя рядом с Софьей в коляске, могла лишь разочарованно вздыхать, мысленно упрекая себя за излишнюю робость и застенчивость: «Раз уж нарушила все мыслимые правила приличий, могла бы и спросить его имя!» - досадливо нахмурилась она. Впрочем, в какой-то момент, когда Адам вернулся вместе с Софьей, Фелисии показалось, что молодой человек, с которым она завела разговор, знаком с Софи. По крайней мере, он явно собирался заговорить с ней, но передумал. Мельком глянув на свою сноху, Фели закусила губу. Момент для расспросов был совершенно неподходящим. К тому же Софи, если и видела того незнакомца, совершенно точно не обратила на него никакого внимания. И если по дороге в Париж, она испуганно ахала и вжималась в спинку сидения, когда коляску подбрасывало на ухабах, то нынче лицо ее не выражало никаких эмоций, хотя Адам, гнал так, будто за ним гнались дюжина чертей, и экипаж немилосердно трясло.

Обратная дорога от Парижа до усадьбы Чартинских минула для Софьи будто бы во сне. Мимо пролетали предместья столицы, рощи, луга, одевшиеся первой нежной зеленью, но она ничего не замечала. В своих думах она все еще была в Париже. Закрывая глаза, она вновь и вновь видела, как Мари, кладет ладони, затянутые в тонкую белую лайку, на плечи Александра и приникает к его губам в поцелуе. Ей бы и хотелось не видеть того, но, сколько бы ни гнала от себя мысли о Раневском, они возвращались помимо ее воли и желания: «Господи! Как же больно просто дышать! - мутная пелена застилала взор, но привычка не выказывать собственных чувств, удержала от того, чтобы дать волю слезам, выплакать горе, что теснилось в груди огромным неповоротливым комом. - Как жить дальше? Коли все, на что надеялась, оказалось обманом. С самого начала брак с Раневским был непоправимой ошибкой. Впрочем, почему непоправимой? – грустная усмешка скользнула по губам. – Надо было разъехаться, когда он предложил. Ведь ясно же, как Божий день, что ни дня он не любил, а все слова о любви - ложь от первого до последнего. Я сама себе придумала его любовь, сама поверила в нее. Так кого теперь винить в том?» Коляска въехала в ворота усадьбы, и гравий подъездной аллеи зашуршал под колесами. Остановив экипаж, Адам молча подал руку сестре и помог ей спуститься с высокой подножки. Фели, пройдя несколько шагов, застыла у крыльца, но Чартинский взглядом указал ей на двери, давая понять, что хотел бы остаться с Софьей наедине. Подобрав юбки, девушка, не оглядываясь, поспешила подняться по ступеням.

Адам обернулся к Софи, но она даже не шевельнулась, уставившись бессмысленным взором куда-то поверх его головы.

- София, идемте, - вздохнув Чартинский, протянув ей руку.

Очнувшись от своих дум, она послушно вложила пальчики в его ладонь и поднялась с сидения. Обхватив все еще тонкую талию, Адам осторожно поставил ее на землю. Никогда ему еще не доводилось видеть ее в подобном отчаянии. Всякое бывало: он видел ее сердитой, обиженной, негодующей, опечаленной, но никогда она не походила на бездушную куклу, коей выглядела нынче. Взяв ее под руку, Чартинский повел ее к дому.

В полном молчании они прошли холл, поднялись по лестнице, ведущей к господским покоям, и только лишь тогда, когда за ними закрылась дверь ее будуара, Адам заговорил:

- Вам больно сейчас, София, - тихо произнес он. – Но поверьте, к боли привыкаешь и живешь с нею, она становится частью тебя, частью души.

Софья выдернула свою ладонь из его руки. Равнодушный взгляд скользнул по его лицу. У Чартинского возникло ощущение, что она не слышала его или не поняла, о чем он говорит, он даже успел испугаться, что она вновь онемела, как в тот день, когда у нее на глазах погиб Мишель.

- София, вы слышите меня? – слегка встряхнул он ее за плечи.

Софья попыталась заговорить, но только лишь судорожный вздох сорвался с побелевших дрожащих губ. Безнадежно махнув рукой, она спрятала лицо у него на груди и разрыдалась.

- Ненавижу! – услышал Адам тихий шепот. – Ненавижу! – стукнула она кулачком по его плечу.

Чартинский побледнел, но лишь крепче прижал к себе вздрагивающую от безудержных рыданий женщину.

- Боже! Как же я его ненавижу! – отстранившись от него, всхлипнула она. – Все кончено для меня! – оттолкнула она Адама. – Зачем же мне жить нынче?!

- Опомнитесь София! - схватил ее за руку Адам. – Жизнь благословенный дар, данный нам Господом!

- Дар, говорите? – отшатнулась от него Софья. – К чему мне этот дар нынче? Я два года жила только одной мыслью, что насупит день и час, когда я увижу его. Я молилась о том, чтобы с ним не случилось ничего дурного, тогда как вам, я напротив, желала смерти. Все ложь да обман вокруг. Я лгала вам, вы мне лгали, Раневский лгал. Одни лжецы кругом!

- Я никогда не лгал вам, София, - вновь пытаясь поймать ее руку, заговорил Чартинский. – Я люблю вас…

- Оставьте меня, Адам, - перебила его Софья, не желая выслушивать очередное признание. – Я хочу побыть одна.

Адам отрицательно качнул головой:

- Вам не стоит оставаться в одиночестве. Хотите, я попрошу Фели побыть с вами?

- Вон! – Софья указала рукой на дверь.

Не было более сил сдерживаться. Захотелось закричать, что есть мочи, расцарапать ему лицо. Думая о том, она мысленно видела перед собой совершенно другой образ. С каким наслаждением она бы сейчас вцепилась в светлые золотистые кудри, от желания ударить Раневского, пальцы сжались в кулаки. Едва за Адамом закрылась дверь, она закрутилась на месте волчком, а потом осела на пол, и, закрыв лицо ладонями, разрыдалась. Злость испарилась также быстро, как и накатила. Будто морская волна во время шторма сбила с ног и оставила на берегу совершенно без сил. Софья не знала, сколько времени она провела вот так, на полу, скорчившись от непереносимой боли, оплакивая свои разбитые надежды. Когда она, шатаясь, поднялась и присела на банкетку перед туалетным столиком, за окном уже смеркалось. Дотянувшись до колокольчика, Софи позвонила. Николета явилась тотчас, словно только и ждала под дверью, когда ее позовут. «Впрочем, вполне вероятно, что так оно и было», - вяло подумала Софи, вспомнив слова Адама о том, что ему не хотелось оставлять ее одну.

- Принеси мне воды умыться! – не оборачиваясь, бросила она замершей у двери прислуге. – Холодной! – добавила она вслед девушке, заторопившейся исполнить приказание.

Оглядев себя в зеркале, Софья вздохнула. Даже в сумеречном свете весеннего вечера, выглядела она ужасно: лицо припухло и покраснело, волосы растрепаны и спутаны.

• Предыдущая
• 137/166
• Следующая