Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия - Страница 97
- Предыдущая
- 97/166
- Следующая
- Да, да, конечно, есть? Кто-то болен? – Завадским овладело беспокойство.
- Мишель ранен, - дрогнувшим голосом отозвалась Катерина.
- Мишель? Мой кузен? – Завадский кончиками пальцев потер виски.
Выражение рассеянности на его лице сменилось какой-то мрачной решимостью.
- Идемте, - взяв ее под руку, Андрей зашагал к центру лагеря. – Как это случилось? – обратился он к Кити.
- Мишель и Софи решили съездить в усадьбу, чтобы посмотреть, что сталось с имением, - сбивчиво заговорила Катерина. – Дом разграбили французы, а флигель до вчерашнего дня оставался нетронутым. Я толком не знаю, - едва поспевая за ним, задыхаясь, проговорила Кити. – Все со слов стремянного нашего Митьки. Он ездил в усадьбу с Софьей Михайловной и Мишелем. Митька говорил, что вчера там были поляки, один из них выстрелил в Мишеля, а Софи… - тут она остановилась и с трудом перевела дух.
Катерина хотела было продолжить, но лишь сдавленное рыдание вырвалось из ее груди.
- Софи… О, я не могу говорить о том, - заглядывая в лицо Андрею, прошептала она. – Митька сказал, что во флигеле был пожар, мы сами вчера зарево видели…
- Что с Софи? – чувствуя, как в душе нарастает страх, Завадский несильно встряхнул Кити за худенькие плечи.
- Она… она сгорела, - выдохнула Катерина и вновь зашлась в громких рыданиях, ухватившись за рукав его колета.
Огнем полыхнула еще незажившая рана, но Андрей лишь поморщился. Страшные слова, произнесенные Кити никак не хотели укладываться в его сознании. Завадский замер на месте не в силах осознать того, что произошло. Его рука, словно бы сама по себе, независимо от его воли, тихонько гладила вздрагивающую узкую спину девушки.
- Нам нужно идти, - очнулся он. – Впрочем, будет лучше, ежели вы обождете меня в моей палатке.
Оставив плачущую девушку на попечение своего денщика, Завадский отправился разыскивать полкового врача. Коротко переговорив с Кохманом, который чудом выжил в сражении при Малоярославце, но потерял при этом все свое имущество, а потому пустился в поход вместе с полком, Андрей вместе с ним вернулся в свою палатку.
- Екатерина Сергеевна, вы проводите нас? – обратился он к девушке, к тому времени уже успокоившейся и только всхлипывающей еще время от времени.
Кити поднялась с единственного стула, что был в палатке, и, выйдя наружу, не оглядываясь, направилась в деревню. Пока Кохман осматривал Мишеля и недовольно хмурясь, что-то приговаривал на немецком, Завадский вышел из избы. Остановившись на низеньком крылечке, Андрей несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять ту боль, что тисками сдавила грудь.
- Митька где? – поинтересовался он у Таты, которую Кохман, не церемонясь, выставил из помещения.
- Туточки был, барин, - тотчас отозвалась девушка и, поспешно сбежав с крыльца, бросилась на поиски стремянного.
Андрей и сам легко бы нашел дорогу в Рощино, но ехать туда одному было страшно. Он привык к опасности на полях сражений, но смотреть на разоренные усадьбы, сожжённые деревни, не было сил. Завадский радовался тому, что участь сия миновала Завадное, что те, кто ему дорог, не пострадали в беспощадном пламени войны, но как оказалось, радость его была преждевременной. Он все еще надеялся, что слова Кити о том, что Софи погибла в огне полыхающего флигеля не что иное, как чудовищная ошибка. «Это невозможно, - шептал он про себя. – Невозможно, потому как так не должно быть». Великая армия Bonaparte отступила и ныне была преследуема по пятам неприятелем, так отчего же когда миновала самая страшная опасность, свершился весь этот ужас. «Проклятые мародеры!», стукнул кулаком по бревенчатой стене, Андрей.
Виновато опустив голову, перед ним явился Митька.
- Искали, ваше сиятельство? – пробасил он, не поднимая глаз.
- В Рощино поедем, - коротко бросил Андрей.
- Как прикажете, - понуро согласился мужик, и, повернувшись спиной к Завадскому, ушел седлать лошадей.
Флигель выгорел дотла. Обходя пепелище, Андрей с горечью сознавал, что выжить в этом пламени было невозможно. Ведь будь Софи жива, разве не пришла бы она в деревню? Для верности обойдя и господский дом, заглянув в каждую комнату, каждую кладовую, спустившись в опустошенный французами подвал, он обнаружил еще одну страшную находку. Прослуживший много лет верой и правдой в поместье, Карл Витольдович, не пожелал оставить усадьбу. Вебер надеялся, что сможет убедить захватчиков не трогать вверенного ему имущества, но обезумевшие, голодные французские солдаты закололи его штыками, а обезображенное тело сволокли в подвал, испугавшись расправы, когда вслед за ними в имение явился один из старших офицеров, дабы постараться остановить творимое бесчинство и согнать мародеров обратно в строй. Повидавший всякое на своем веку, Андрей едва удержался от того, чтобы не исторгнуть содержимое желудка прямо на пол подвала. С трудом поднявшись по лестнице, он велел Митьке позаботиться о погребении найденного им тела, управляющего, а сам в мрачных раздумьях отправился обратно в деревню.
Мишель после операции, проведенной Кохманом, был в сознании. Он был единственным, кто видел Софью в последний раз. Путаясь в словах и мыслях, юноша попытался рассказать о произошедшем. С его слов Андрею стало понятно, что Софья была знакома с одним из поляков. Помнится, Раневский говорил ему, что видел Чартинского при Бородино. Сопоставив слова Мишеля и краткий рассказ Александра, Завадский пришел к выводу, что именно Адам стал виновником сей трагедии.
Андрей никогда ни к кому не испытывал ненависти. Он ненавидел врага в образе французов, но ненавидел также, как все, не испытывая при этом мучительной боли от собственного бессилия что-то изменить, свято веря в то, что правое дело восторжествует и враг будет побежден. Та ненависть, которую он испытал, выслушав рассказ кузена была совершенно иная: черная, разъедающая душу, всепоглощающая, сильная до зубовного скрежета. В своих мыслях он убивал Адама сотнями различных способов, будто смерть его была способна вернуть тех, кого он потерял. О том, что произошло предстояло еще сообщить Раневскому. Кити была совершенно подавлена, и Завадскому стало совестно возлагать на нее еще и эту непомерно тяжкую ношу. Удостоверившись, что жизни Михаила уже ничто не угрожает и при хорошем уходе он непременно поправится, Андрей вернулся в лагерь. Уединившись в свое палатке, он несколько раз пытался начать писать письмо, но всякий раз, когда дело доходило о том, чтобы сообщить Александру о смерти Софьи, у него опускались руки. «Я не могу писать о том, - вздыхал он. - Я не видел ее тела, как я могу утверждать, что она мертва? Может статься так, что Чартинский увез ее с собой? Нет, - тотчас возражал он себе, - женщина – это не безделушка, которую можно спрятать от посторонних глаз. Непременно возникли бы вопросы и его заставили бы отпустить ее». Промучившись до самого вечера, взятой на себя тяжкой обязанностью сообщить это скорбное известие, Завадский все же написал письмо Александру. Он не с тал писать о смерти Софьи, ограничившись словами о том, что она пропала и найти ее не смогли.
Софья пришла в себя, лежа на кровати в незнакомой ей комнате. Голова гудела как колокол. Комната, где она находилась, имела неряшливый и неопрятный вид: зеркало в высоком трюмо было разбито и расползлось паутиной трещин на некогда гладкой поверхности, портьера на окне была наполовину оторвана. По всему было видно, что и эта усадьба подверглась набегу отступающих французов. Не понимая, где находится, она с трудом поднялась и, сделав несколько неверных шагов до окна, ухватилась обеими руками за подоконник. Разглядывая голый, унылый парк, она с трудом узнавала лежащий перед ней пейзаж. По всему выходило, что ныне она находилась в соседнем Марьяшино. Поначалу она обрадовалась этой мысли, но вспомнив, что хозяева давно покинули имение, впала в уныние. Мучительно раздумывая над тем, как оказалась в заброшенной усадьбе, она попыталась припомнить события, произошедшие с ней накануне. Ее сознание было словно окутано густой пеленой. «Мы были в Рощино, - вспоминала она. – Я, Митька и Мишель. Мишель!» Словно яркая вспышка в ее воспоминания ворвалось видение пожара, Михаил, лежащий на полу лицом вниз, пистолет, выпавший из его рук. Схватившись за виски, она осела на пол. «Мишель!» - обхватив себя руками, мысленно простонала она. Яркие картины из недавнего прошлого хлынули сплошным потоком: вот она разговаривает с Чартинским, вот Мишель, который целится в Адама и выстрел. Закрыв лицо руками, Софья беззвучно заплакала. Щека, по которой ее ударил высокий рыжеволосый поляк, нещадно саднила.
- Предыдущая
- 97/166
- Следующая
