Руны судьбы - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 50
- Предыдущая
- 50/103
- Следующая
Что-то скрипнуло, потом послышалось глухое недовольное ворчание. Снег возле тополевых корней зашевелился, вспучился, и из него на свет вдруг высунулась морда какого-то зверька. Ялка невольно попятилась. Волосатая, размером с две кошачьих, с большими чёрными смышлёными глазами, которые немедленно прищурились, узревши белый снеговой покров, морда Зухеля больше напоминала гротескное человечье лицо. Зверёк (а может, тролль) похоже, был ночным. Секунд пятнадцать Карел и его приятель задумчиво смотрели друг на друга, затем Зухель шумно вздохнул и выбрался наружу целиком.
— Опять снег… — проворчал он, стряхивая его лапой с ушей и с носа. — Ненавижу зиму! Что они там наверху, совсем с ума посходили? — Он повернулся к Карелу. — Чего разорался? Чего тебе?
Он оказался малюсенького роста, вполовину меньше Карела, с руками и с ногами, словно человечек, только при этом ещё и с хвостом. Никакой одежды на нём не было, одна лишь густая и, видимо, довольно тёплая шёрстка, покрывавшая его с подошв до кончиков ушей. Ялка пятилась, пока не уткнулась в дерево спиною, наложила крёстное знаменье на себя и на зверька, и малость успокоилась, когда тот не исчез в огне и не провалился обратно сквозь землю. Для дьяволёнка Зухель был бы чересчур симпатичным. Пока всё ограничивалось головой, торчащей из-под снега, ей какое-то мгновение хотелось до него дотронуться и даже погладить. К тому же, и рогов и копыт на нём не наблюдалось, а что до хвоста, так вон, у кошки — тоже хвост…
Попала в заколдованный лес, напомнила она себе, — жди заколдованных событий.
— Вот, — тем временем небрежно указал в её сторону Карел. — Познакомься. Это Ялка, она зовёт себя Кукушк… То есть, тьфу, что я говорю! Это Кукушка, и она зовёт себя Ялкой.
— Я Ялка, — решила та прийти ему на помощь. — Это травник Лис зовёт меня Кукушкой.
— Её Лис привёл, — с облегчением закончил Карел.
— Вот.
Маленький тролль (всё-таки тролль, решила Ялка), похоже, заметил девушку только сейчас. Подобно Карелу в первые минуты их знакомства он обошёл её со всех сторон, пощупал лапкой краешек подола платья (Ялка с трудом удержалась, чтоб не закричать и не поддать ногой — уж очень Зухель походил в этот момент на большущую, вставшие на задние лапки мышь), встал перед ней и задрал голову.
— У тебя есть изюм? — спросил вдруг он.
— Нет… — растерялась та. И глупо спросила: — А надо?
— Принеси, когда найдёшь. Люблю изюм, — он повернулся к Карелу. — Вэйхатил уже знает?
— Высокий всегда всё знает, — горделиво ответил тот и надулся, словно лично был другом этого самого высокого, который всегда всё знает. — Зови остальных.
— А надо?
— Надо. Я пообещал ей показать.
— Спят же половина.
— Те, кто проснётся, не обидятся. Как жрать, так первые.
— А сам-то!
— Хорош болтать. Давай, начинай.
Откуда-то взялись две палочки, похожие на барабанные. Тролль огляделся, взял их в зубы, подскочил к большому дуплистому чёрному вязу и, как белка, легко и бесстрашно взобрался ему на макушку. Замер на мгновение, примерился и вдруг выдал такую частую раскатистую дробь, какой доселе девушке не доводилось слышать — монолитную и лёгкую, как звук журчанья водопадной струйки, когда один удар почти сливается с другим. Выждал, пока не смолкло эхо, хихикнул одобрительно и пошёл молотить уже без шуток, в сумасшедшем темпе чередуя разные — простые, сдвоенные, строенные и даже счетверённые удары. Впрочем, за последние Ялка не могла бы поручиться. Палочки так и мелькали у него в руках, сухая пудра снега сыпалась с ветвей. Вяз отзывался гулко и по-разному, в зависимости от того, куда приходился удар: др-рум, та-тах, др-рум, та-тах, да-да-бум, да-да-бум, ра-та-та-та, ту-дут, ту-дут… Лесное эхо разносило звуки далеко вокруг. Даже Ялка, совершенно не понимая их значения, постепенно прониклась общим настроением: «Сюда! Хэй, все, кто спит, и кто не спит! Сюда! Хэй, хэй, сюда скорей!»
И всё это — привычно, весело и лихо, куда там полковому барабанщику. И никакой тревоги или спешки. Меньше чем через минуту Зухель кончил грохотать и соскочил вниз, почти не цепляясь за ветки, и стал чего-то ждать. Ялка тоже почувствовала какое-то необъяснимое радостное возбуждение. Лаже лес, с утра залитый раздражающим пронзительным морозным светом, показался теперь девушке каким-то посвежевшим и проснувшимся. Где-то даже запела какая-то птица.
Какая-то птица… Зимой?
— Ну, ты выдал, — одобрительно заметил Карел. — Сущий дятел.
— Сам ты дятел, — обиделся Зухель, и похоже, непритворно.
— Ну ладно, не сердись… О, — Карел поднял палец: — гляди, кое-кто уже здесь.
А между деревьев и вправду возникло движение. Ялка завертела головой, в этот момент ей как никогда хотелось убежать отсюда без оглядки. Они шли. Кто-то — в открытую, кто-то шуршал по кустам, кто-то пробирался под снегом.
Некоторые существа скакали по кронам деревьев, роняя снег с зелёных хвойных лап. Ялка назвала их существами, потому что по другому их назвать язык не поворачивался. Смешные и страшные, разных размеров и масти. Одни больше походили на человека, другие — на зверей, на некоторых была одежда, большинство же обходились просто так. У большинства были руки и ноги, но кое-кто ходил на двух, а кое-кто — на четырёх. Впрочем, как Ялка успела заметить, были здесь и просто звери, настоящие, всамделишные — белки, пара лис, десяток зайцев. Из далёких кустов показалось семейство оленей и остановилось на окраине полянки, с настороженностью втягивая воздух. В итоге всяких разных тварей собралось не меньше сотни, на земле и на деревьях. Над поляной стоял тихий гул и щебет голосов. Одни попросту таращились на Ялку с молчаливым любопытством, другие вовсю обменивались мнениями вслух и на ухо, хихикали, вострили ушки и подёргивали усиками, толкали друг дружку в бок локтями и показывали на девчонку пальцем, как на чудо в балагане. Малыши немедленно затеяли возню, невзирая на свою несоразмерность и несхожесть друг с другом. Вся эта суета привела Ялку в состояние пьянящей, невозможной, совершеннейшей растерянности. Голова у неё кружилась. «Я сплю, — подумала она. — Такого не бывает и не может быть. Я просто ещё не проснулась. Я зимой люблю поспать. Вот и тётка мне говорила…»
— Во-от, — удовлетворённо потирал ладошки Карел, мимоходом представляя Ялке всех собравшихся. — Лесные гномы. Видишь, вон те — бородатые, с трубками? Это они. Так. Дальше, у камней — юггены, а чуть правее, вон, шныряют — шниффы, так и называются, ага. Вон те, которые хвостами крутят. Здесь во Фландрии их называют «конопляники». Вот эти, с зубами — хрупы или… Нет, бояться не надо: они только на вид такие большие и страшные, а на самом деле дерево грызут. Ну, в смысле, кору. Как зайцы.
— А это?
— Это? Тролли, — снисходительно махнул рукою Карел.
— Что, прямо — все тролли? — пролепетала она, в который раз безумным взглядом обводя поляну, на которой взгляд с трудом отыскивал двух одинаковых существ.
— Ага. Почти. Они же разные: лесные, болотные, мумми, никем… Эти нездешние, эти с севера. Морхи, буккены. Те толстозадые, на краю полянки — тюхи и тикки; тюхи серые, тикки рыжие. Есть ещё т'тикки, но они сегодня почему-то не пришли. И дридов почему-то нет… А в самом деле, — он задумался, — почему?
— И что, всех их… такое вот можно увидеть в любом обычном лесу?
— Нет, не в любом. Только здесь.
— Откуда они? Зачем они здесь?
Карел пожал плечами и коротко бросил:
— Пришли. Знакомиться с тобой.
— Со мной?
— Ну, да. Надо же им знать, что у Лиса появилась помощница. Да и ты не будешь больше их пугаться, если что.
— А где они обычно живут?
— Нигде. Теперь — здесь. Что, в общем-то, одно и то же.
Зверушки, тролли и все прочие помаленьку осмелели и стали подходить ближе. Кивали ей, заглядывали снизу вверх в лицо, как недавно Зухель, дотрагивались лапками и ручками до её юбки, а малыши раз за разом норовили попробовать сукно на зуб. Все почему-то были маленького роста, мало кто достал бы девушке до пояса. Почти никто не здоровался, лишь две малышки с глазищами на пол-лица (подружки? сестрёнки?), хихикая, сделали книксен, да ещё один заморыш с каштановой шёрсткой пискнул «здрассьте», но тут же страшным образом смутился и бросился бежать за мамой вслед.
- Предыдущая
- 50/103
- Следующая
