Дебютантка - Тессаро Кэтлин - Страница 32
- Предыдущая
- 32/68
- Следующая
Кейт внимательно рассматривала портрет. «Веселый характер и неординарная, весьма оригинальная манера поведения». Вот она вся перед ней, почти голая. Смотрит на окружающих дерзким, вызывающим и потрясающе эротическим взглядом. И все же в глазах Дайаны чувствуется некое смущение. Может быть, потому что во всей этой композиции нарочитая, надменная поза Венеры несколько противоречит естественности и даже сердечности ее взгляда.
Потом уже Кейт купила в киоске несколько открыток с портретами сестер Блайт – штук пять, не больше, – и сунула их в сумочку.
Выйдя из галереи, она пересекла улицу и вышла на Сент-Мартинс-лейн, где один за другим располагались знаменитые театры «Колизей», «Элбери» и Театр герцога Йоркского. Они почти не изменились с тех времен, когда в их до отказа заполненных, душных зрительных залах сидели и сестры Блайт, наслаждаясь какой-нибудь комедией или опереттой. Кейт медленно пошла по Сесил-корт, узенькой пешеходной улочке, соединяющей Сент-Мартинс-лейн и Чаринг-Кросс-роуд, где находилось множество специализированных букинистических магазинов. В их витринах были выставлены редкие издания книг, а на лотках рядом с ними лежали кучи брошюр и эстампов, словно бы приглашая прохожих взять их в руки, поближе рассмотреть гравюру или пролистать приглянувшуюся книжку.
На одном из лотков продавались эстампы с изображением флоры и фауны, на другом – иллюстрации модных образцов одежды, на третьем – старые политические карикатуры. В этой ностальгии по прошлому было что-то неотразимо притягательное и утешительное. Кейт остановилась.
Порывшись в стопке с политическими карикатурами, она вынула одну из них, забранную в рамочку. Рисунок 1936 года. На нем был изображен красивый джентльмен в черном галстуке под руку с весьма привлекательной молодой женщиной в вечернем платье. Они входили в театр и приветствовали сидящую у перегородки другую, не менее элегантную пару. А в это время за ними растерянно наблюдали со стороны еще двое: мужчина и женщина, оба весьма представительные, хотя уже и немолодые. «Вот так мода пошла!» – с такими словами обращалась жена к мужу. Надпись внизу гласила: «Места в бельэтаже для фашистов».
Для фашистов? Почему?
Кейт взяла карикатуру и вошла в магазин. Колокольчик над дверью мелодично звякнул. Она оказалась в тесном темном помещении, уставленном высокими, от пола и до потолка, книжными шкафами. На просевших от тяжести полках пылились толстые тома. Все было сплошь завалено и уставлено коробками и эстампами, а в самом углу за письменным столом сидел пожилой джентльмен и, попивая из чашки дымящийся чай, читал «Индепендент».
Он поднял голову:
– Чем могу служить?
Кейт протянула ему карикатуру:
– Вы не могли бы растолковать мне, в чем тут смысл? Не совсем понятно, о чем здесь речь?
Старичок принялся сквозь очки внимательно разглядывать рисунок.
– Ну, эта карикатура направлена против определенной группы политических мыслителей тридцатых годов. Что касается изображенной здесь пары, я с уверенностью могу сказать, что это светская львица Энн Картрайт и крайне правый деятель Консервативной партии, член парламента Джеймс Даннинг. В предвоенные годы он был очень откровенен и не лез за словом в карман. А ее политические взгляды отличались широтой и неопределенностью: она то коммунистам сочувствовала, то фашистам. Когда началась война, Джеймса Даннинга даже на время интернировали.
– Интернировали? За что?
– За прогерманские взгляды. К сожалению, в то время было модно сочувствовать фашистам, Освальду Мосли, сестрам Митфорд, «Кливденской кучке».
– «Кливденской кучке»? Никогда не слышала о такой.
– Ну, так их называли в коммунистической газете «Уик». Предполагают, что это был, так сказать, мозговой центр правых сил, хотя полной уверенности в этом ни у кого нет. Все они из высших слоев общества, все друзья Нэнси, я имею в виду виконтессу Астор. Их собрания обычно проходили в ее доме в Кливдене. Теперь это знаменитый отель. Может, помните, с ним еще был связан крупный скандал – так называемое дело Профьюмо? В период между войнами эти люди обладали невероятным влиянием, и не только в политике. По-видимому, они были сторонниками умиротворения Гитлера и установления дружественных отношений с нацистской Германией, причем добивались этого любой ценой. В их группу входили Джеффри Доусон – редактор «Таймс», Филипп Керр, Эдвард Ротермир…
– Ротермир? Это, часом, не тот, который лорд?
– Да-да, именно он. Потом Эдвард Ротермир еще был посланником в Америке. По крайней мере, какое-то время.
– И что, все эти люди были фашистами?
Старичок вздохнул:
– Ну, этого никто не знает наверняка. Сложное было время. Тем более что в события оказались вовлечены жаждущие наслаждений молодые люди, абсолютно не знающие жизни желторотые идеалисты, если не сказать больше. Но пресса их обожала. Поэтому люди, подобные Энн Картрайт с ее политическими метаниями, стремились к широкой огласке своей деятельности – как позитивной, так и негативной.
Кейт еще раз посмотрела на карикатуру, внимательно приглядываясь к молодой женщине с широко распахнутыми глазами.
– А какова ее дальнейшая судьба?
Хозяин лавки пожал плечами:
– Началась война. Стало не до веселья.
– Вы так хорошо знаете историю… Весьма впечатляет, – восхищенно заметила Кейт.
– Видите ли, я специалист в этой области. Если не знаешь, о чем речь, то и не поймешь, в чем соль шутки. А я люблю карикатуры. – Он вернул ей рисунок и, слегка склонив голову в сторону, поинтересовался: – Ну что, вам завернуть?
Кейт улыбнулась:
– Смотря сколько стоит. – Она достала кошелек. – Так сколько?
– Пять фунтов.
Продавец положил карикатуру в коричневый бумажный конверт, и Кейт сунула его под мышку.
– Спасибо. И за урок истории тоже.
– Старик, а еще на что-то гожусь, – подмигнул он ей.
Она снова вышла на Сесил-корт.
Вот еще один, едва видимый след, ведущий в мир Беби Блайт, о существовании которого она прежде и понятия не имела. За всеми этими вечеринками и гламуром скрывалось мощное течение политического экстремизма, невидимое на первый взгляд и непреодолимое. Может быть, Беби Блайт пала жертвой новомодных идей?
Пробираясь в сторону Стрэнда, Кейт пробилась сквозь толпу пешеходов и повернула к Холборну.
Девушку не покидало чувство, что она что-то упустила. Нечто очевидное и вместе с тем очень важное ускользнуло от ее внимания, хотя и находится прямо у нее перед носом.
Ах, если бы можно было снова съездить в Эндслей, хотя бы совсем ненадолго! Наверняка там, на месте, что-нибудь прояснилось бы. Особенно если еще раз заглянуть в ту поразительную, отделанную позолотой комнату. Показалось ли это Кейт, или в самом деле в той комнате царил дух какого-то жутковатого спокойствия, порождающего чувство смутной надежды? Словно комната затаила дыхание и кого-то поджидает.
Сославшись на головную боль, Рейчел рано ушла домой, и Джек остался в офисе один. Он снова просмотрел записи, сделанные в Эндслее. Почерк Кейт, аккуратный и четкий на первых страницах, дальше становился все хуже. Он нахмурился, пытаясь разобрать описание, чтобы подобрать к нему фотографию для каталога. Джек усердно трудился весь день. Плечи от долгого сидения за компьютером ныли. Обычно бoльшую часть этой работы он делал дома, а потом присылал диск с посыльным.
Словом, прежде Джек редко работал в офисе так долго. Он прекрасно понимал, почему торчит тут. Да и Рейчел все понимала. Но оба они ни словом об этом не обмолвились. Рейчел даже ни разу не осмелилась поддразнить его, а это уже кое-что значило. Обоим было ясно: Джек во всем положился на судьбу, но пытается помочь ей – в офисе больше шансов снова увидеть Кейт. Однако все было тщетно. Вот уже целую неделю она не показывалась. И вместо того чтобы наслаждаться одиночеством, когда никто не мешает работать, Джек то и дело с надеждой поглядывал на дверь.
Ну хорошо, допустим, рано или поздно она все-таки войдет. И что он тогда станет делать? Что он скажет Кейт, когда наконец увидит ее? Про себя Джек решил, что отныне будет вести себя с ней как можно мягче. Но ничего более конкретного так и не придумал.
- Предыдущая
- 32/68
- Следующая
