Под нами Берлин - Ворожейкин Арсений Васильевич - Страница 94

• Предыдущая
• 94/127
• Следующая

Пожалуй, впервые я почувствовал, какой это прекрасный и дорогой для меня человек.

Часто бывает, оцениваешь по-настоящему друга, когда его нет.

Ужасно тяжелый момент. Мучительный. Он усиливался тем, что я понимал: в несчастье вся вина моя. Я повел группу через аэродром без всякого противозенитного маневра. И вот расплата. Сейчас все будут ви— деть гибель Ивана Андреевича … А зачем всем смотреть на смерть?

Но не успел я еще передать Лазареву, чтобы он четверкой шел в район прикрытия, как самолет Хохлова перестал опускать нос и резко, как борец, лежащий на обеих лопатках, вывернулся, встал в нормальный горизонтальный полет. Чудо? Да, чудо. Движения машины говорят: ею управляет летчик.

— Жив, «старик»? — от радости закричал я, кажется, на всю Вселенную.

Секунда-две — и я рядом. Ваня испуганно озирается. Пришел в себя и, видимо, еще не может понять, что же с ним произошло. Я говорю по радио, но он явно не слышит.

Значит, радио выведено из строя. Помахиванием крыльев я привлек внимание Ивана Андреевича. Он тревожно взглянул на меня. Показываю ему рукой на солнце, на восток, куда лететь, и плавно разворачиваюсь. Нужно скорей вывести его из вражеского неба.

Может, он где-нибудь и прикорнет на нашей территории. Вижу, с каким трудом ему удалось повернуть машину за мной. Значит, повреждено управление или же ранен.

К несчастью, снова ударили зенитки. Правда, малого калибра, но они на низкой высоте еще более опасны, чем среднего, залпы которых мы только что миновали. Шнуры трасс зловеще потянулись около наших машин. Белые хлопья разрывов беспорядочно засуетились над головами. От одного взгляда на этот неприветливый фейерверк я по привычке чуть было одним прыжком не выскочил из него, но сдержался. Таким порывом увлечешь и товарища. А ему нельзя: его самолет уже отпрыгался и от каждого неосторожного движения может, развалиться.

— Сергей, заткни глотки этим пушкам, — быстро передал я Лазареву, находившемуся с остальными летчиками выше нас. А пока, стиснув зубы, лечу с Иваном вместе.

Летчики, очевидно, уже ждали этой команды: сразу ринулись вниз. Часть вражеских пушек перенесла свой огонь на них, часть, видимо, была подавлена нашими истребителями. И мы уже без помех доплелись до своей территории. Земля, поблагодарив нас за разведку, разрешила лететь домой. Четверка ушла, а мы с Хохловым отстали.

Подходящая площадка для Хохлова нашлась. Я показал ему — садись. Он отрицательно покачал головой и махнул рукой на север. Я понял товарища. Кому не хочется возвратиться домой! Но хватит ли у него сил? Да и выдержит ли покалеченный «як» стокилометровый путь?

Конечно, проще всего было бы приказать немедленно сесть, а самому улететь домой. Однако летчик просит. Отказать? А вдруг да что случится при посадке — машина-то покалечена? Кто ему окажет помощь? Пускай летит. Вынужденно сесть можно и в пути. К тому же здесь садиться небезопасно: можно наскочить на окоп или на яму.

Долетели. Иван даже сумел выпустить шасси. Сел нормально, и только, когда зарулил на свою стоянку, У него остановился мотор. Горючего хватило в обрез.

Долго Ваня сидел в кабине и разминал отекшие от напряжения руки и ноги. Поврежденный «як» в полете сильно тянуло вниз и вправо. Только богатырский молодой организм мог выдержать сорокаминутную борьбу За жизнь. На земле долго расправлял согнутую поясницу и сдавленные плечи. Мы, летчики, собравшись около его самолета, молча глядели на товарища, возвратившегося поистине с того света.

Люди с подвижной нервной системой обычно легко приспосабливаются к любым жизненным ситуациям. Они быстро загораются и тут же отходят. Таких встреча со смертью редко ранит. Иван же по натуре спокоен. Его не так-то просто выбить из равновесия. Но уж когда таких, как он, жизнь здорово тряхнет, для них это редко проходит бесследно: зачастую остается какая-то душевная деформация.

У Ивана Андреевича после тяжелого полета в снегопаде (это было под Ровно) на время отключилась речь, и потом он стал еще больше заикаться. А как на нем отразится этот полет?

Не знаю, понял ли он наше состояние, но, поправив на себе обмундирование и приняв бравый вид, четко подошел ко мне и без всякого заикания доложил о выполнении задания, спросил, какие будут замечания о его действиях в полете.

У Ивана Андреевича долго сохранялись угловатость фигуры, неповоротливость и ребячья округлость лица. От заикания он часто стеснялся говорить. Достоинства же как-то прятались за этими внешними чертами, поэтому любители наклеивать ярлыки и прозвали его увальнем.

Фронт, товарищи, время изменили Ивана. Давно исчезла кажущаяся неповоротливость. В движениях чувствовалась ловкость. И все лее мы долго видели человека таким, каким он показался нам в первый раз. И потом ярлык, раз приклеенный, живуч. К тому же у Ивана Андреевича осталось заикание. И очевидно, поэтому мы как-то мало замечали происходящие перемены. И только сейчас, когда у него и следа не осталось от дефекта речи, мы вдруг увидели нового, стройного, сильного Ивана, с лицом волевым и чуть строгим. Но кто мог подумать, что тяжелый полет окончательно излечит его? Очевидно, для некоторых людей борьба со смертью и счастливый исход ее — лекарство. Я в радостном удивлении разглядывал нового Ивана и на его вопрос, какие будут замечания о полете, кроме одобрительной улыбки, ничего не мог сразу ответить. Он тоже улыбался, широко и доверительно.

— Замечания, замечания… — после паузы на радостях проговорил я. — Да разве могут быть замечания человеку, воскресшему из мертвых? Как ты себя чувствуешь?

Иван молодцевато подвигал своими мощными плечами:

— Ничего, хорошо: ведь я в этом полете как будто немного поспал.

Все засмеялись. Кто-то предложил качать «старика», но он моляще поднял руку:

— Братцы, да при чем тут я? — и повернулся к своему надежно послужившему истребителю. — Вот кого нужно качать.

Внимательно стали осматривать машину. Снаряд разорвался выше головы летчика и чуть сзади. Массу осколков приняла на себя бронеспинка. Она и загородила Ивана от смерти. В крыльях множество рваных дыр от осколков. Повреждено управление, два лонжерона фюзеляжа и изрешечен хвост.

• Предыдущая
• 94/127
• Следующая