Антистерва - Берсенева Анна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/90
• Следующая

Тут уж улыбнулась даже Лола, а Бина чуть не поперхнулась водкой, которую как раз опрокидывала фирменным движением прямо себе в горло.

– Интересно, вы-то как здесь оказались? – бесцеремонно поинтересовалась она, откашлявшись.

– А меня пригласила коллега, – ничуть не обидевшись, ответила Клариса. – Она моя соседка.

– И по какой специальности коллега, если не секрет?

Приглядевшись повнимательнее, Бина переменила тон и спросила об этом с такой же серьезностью, с какой Лола ответила на Кларисин вопрос о перьях.

– Ну что вы, какой секрет! Мы с ней работаем в детском театральном коллективе. Только я аккомпаниатор, играю на фортепиано, а она учит детей танцевать. Она очень красивая, поэтому ей предложили поработать моделью. У нее сегодня дебют. Я за нее, знаете, очень волнуюсь, – доверительно сообщила Клариса Кульсон. – Она совершенно домашняя, доверчивая девочка, а мир модельного бизнеса, мне кажется, очень жесток. Ведь правда? – обратилась она к Лоле.

– Может быть, – пожала плечами та. – Почему вы думаете, что я знаю, какой мир модельного бизнеса?

– А я подумала, вы тоже модель. Извините, если я ошиблась, – смутилась Клариса. – Просто вы похожи. Вы такая, знаете… Не только красивая, но очень эффектная. Извините, – повторила она.

– Можете не извиняться, – успокоила ее Бина. – Лола девушка не обидчивая. А что это вы, Клариса, водки не пьете? Или вы за рулем? А что, я уже и этому не удивлюсь.

– Ну что вы! Я не умею водить машину, даже боюсь, сейчас ведь все ездят по Москве совсем без правил. Просто я вообще не пью. От алкоголя смещается сознание, а это, мне кажется, должно быть неприятно.

– Пойдемте тогда, Клариса, выпьем с нами… ну, чего там…

– Чаю, – кивнула Кларисса. – С удовольствием.

– Чаю так чаю, – вздохнула Бина. – С малиновым вареньем.

– Возьми трубку, – вдруг раздалось из Лолиной сумочки.

Голос Романа прозвучал так громко, что Клариса вздрогнула и посмотрела на Лолу с испугом.

– У вас… кто-то… – пробормотала она.

– А у нее, Кларисочка, любовник карлик, – объяснила Бина. – Она его всюду носит с собой в сумочке и достает только по нужде. Он тогда превращается в нормального мужчину, а потом, когда нужды в нем больше нет, опять становится карликом. И она его опять в сумку прячет. Мечта, а не мужчина!

– Бина, перестань, – улыбнулась Лола. И, расстегивая сумочку, сказала Кларисе: – Это просто телефон. Вместо звонка специально записан голос, чтобы я знала, кто мне звонит.

– Ты дома? – спросил Роман.

– Нет, – ответила Лола. – Я думала, ты поздно вернешься.

– Уже возвращаюсь. Ты на машине?

– С Биной.

– Тогда я тебя заберу по дороге. Где?

Чай был зелен, как Лолины глаза. Это был какой-то особенный японский чай, и он действительно был зеленый, не только по названию. Роман смотрел на изумрудные переливы в Кларисином стакане так, будто мечтал, чтобы чай превратился в яд. В чем причина его раздражения, Лола не понимала. Она даже растерялась, когда увидела, как выводит его из себя каждое слово этой маленькой смешной женщины. Клариса могла вызвать какое угодно чувство, кроме раздражения, это было совершенно очевидно, и Романова злость по отношению к ней была необъяснима.

– Конечно, не будет, – сказала Клариса. – Я думаю, даже мы с вами доживем до такого времени.

– Когда у нас денег не будет? – уточнила Бина.

– Ну да. Только не у нас, а вообще. Когда денег вообще не будет.

– Вы хоть понимаете, какую плетете чушь? – Роман едва разжимал губы, выговаривая это. – И что же, интересно, будет вместо денег? Добрые улыбки?

– Этого я пока не знаю, – ответила Клариса. – Но, Роман Алексеевич, подумайте сами: ну сколько веков существуют деньги? Тридцать, сорок? А ведь рабство тоже существовало восемь или десять веков, и множество поколений на всей земле рождались и умирали в уверенности, что без рабства никак невозможно. Но ведь мы с вами так уже не думаем, правда? То же будет и с деньгами.

– То есть наступит всеобщее равенство? – хмыкнул Роман. – Свежая идея!

– Ну что вы, всеобщее равенство никогда не наступит, – покачала головой Клариса. – Я много об этом думала и пришла именно к такой уверенности. Между людьми действительно существуют серьезные различия. А деньги их неудачно маскируют, и поэтому люди не понимают, в чем же эти различия на самом деле состоят.

– Между прочим, довольно логично, – усмехнулась Бина.

– Логика блаженной идиотки, – процедил Роман; Лола вздрогнула. – Поехали, – не глядя на нее, сказал он и поднялся из-за стола.

– Я останусь.

– Даже так?

– Лолочка, – торопливо и немного испуганно произнесла Клариса, – я думаю, вам надо ехать. Знаете, мне кажется, с мужчинами лучше не спорить, – объяснила она. – Они для меня непонятнее, чем марсиане, и я их как-то даже боюсь.

– Езжай, Лолка, – сказала Бина. – А я Кларису отвезу.

– Но я ведь еще подожду Наташу, – предупредила Клариса. – Уже поздно, а у нас такой двор, что девочке одной опасно.

– Ничего, я женщина одинокая, домой не тороплюсь, – успокоила ее Бина. – Лолка, не заводись, – негромко сказала она, глядя в спину уходящему Кобольду. – Не тронь дерьмо – не завоняет. Первый раз, что ли?

– Такое – первый раз, – дрогнувшим голосом подтвердила Лола.

– Все когда-нибудь бывает впервые, – философски заметила Бина. – Езжай домой, дай повеселее, или как там ему больше нравится, он и отстанет. Если хочешь, потом ко мне приезжай. Выпьем, нервишки успокоим. Иди, иди.

От Романова дома на Николиной Горе до Жуковки, где жила Бина, езды было минут пятнадцать. Лола впервые ехала ночью одна, но совсем не боялась. И потому, что вообще не боялась водить машину – научилась с трех занятий, изумив инструктора, – и потому, что сейчас ей было не до такой мелочи, как страх перед темнотой. Да и не так уж было темно: теперь, в середине мая, светало рано, и в небе на востоке уже проступало нежное утреннее обещание.

Сразу же, как только Лола освоила машину, Роман оформил на нее бледно-зеленую «Ауди» – ту самую, на которой она в первый день своего пребывания в его доме ездила с экономкой за покупками. Узнав об этом, Бина усмехнулась:

– Любовнице под цвет глаз? А про тяжелое детство Кобольду пора бы уж и забыть… Ладно, машинка-то недурственная. Катайся, Лолка, на его понтах!

На то, что Бина называла «его понтами», Лола и раньше не обращала внимания. А сейчас они и вовсе были ей безразличны.

Она догнала Кобольда, когда Семен уже закрывал за ним дверцу машины, ожидавшей возле клуба. Чего ей это стоило, лучше было не вспоминать. Всю дорогу он молчал и, только когда въезжали в ворота, проговорил – жестко, четко:

– Чтоб я тебя с этой дурой в бантике больше не видел.

– Наблюдение приставишь? – поинтересовалась Лола.

– И так догадаюсь. По тебе.

– Слушай, что ты на нее вызверился? – не выдержала Лола. – Что такого особенного она сказала?

– Идиотка! – Роман снова выговорил это со злобой, но теперь Лола не поняла, к кому относятся его слова, к ней или к Кларисе. – Денег не будет… Это у нее их не будет. Никогда!

– Ну и что? – пожала плечами Лола. – Тебе-то что до ее денег?

– Ничего. – Его голос снова прозвучал спокойно, но Лола уже знала оттенки этого голоса неплохо, поэтому без труда различила в нем напряжение. – Мне до таких, как она, вообще не может быть дела. Я с такими не пересекаюсь. Поэтому я имею то, что имею. А она не имеет. И никогда не будет иметь. Ладно, это тебя не касается, – оборвал он себя. – Лепи своих куколок, хорошее занятие для бабы. А всей этой бредятины я не потерплю в радиусе километра.

Размышлять, как именно ему дать, весело или как-нибудь еще, Лоле не пришлось. Роман набросился на нее сразу, как только они вошли в дом, не дожидаясь даже, пока ретируется сопровождавший их Семен. Против обычного, он не ожидал и того, что она предложит ему какие-нибудь «эротические фокусы», которым, как он с удовольствием говорил, она выучилась еще скорее, чем вождению машины. Он был тороплив, груб, и Лоле все время казалось, что он вот-вот ее ударит. Но ничего особенно унизительного не произошло. Роман лишь вдавливал ее плечи кулаками в теплый деревянный пол – ни на кровать, ни даже на ковер он ложиться не захотел – с такой силой, что на них оставались алые пятна, которые завтра явно должны были превратиться в синяки. Впрочем, те движения, которыми он вбивался в нее, можно было считать и ударами, такими они были резкими и короткими. К счастью, движений было немного – через минуту он часто задышал, захрипел, сразу выдернулся из нее и встал на ноги.

• Предыдущая
• 39/90
• Следующая